Тамарка, конечно, молодец. Привезла, оставила чемоданы перед дверью, хорошо хоть ума хватило у нее постучать, а то могла и вообще на площадке бросить Тимку. А он, как птенец, вроде и проворный, но постоянно требующий заботы и тепла. То ли я отвык от нежностей, что кто-то лезет периодически обниматься, то ли просто сухарь по натуре, но в первое время вообще сходил с ума. Спустя вот пару недель привык, конечно, но иногда по утрам, лежа в постели, даже вздрагивал, когда под боком устраивался теплый комок. Сынишка прибегал с босыми ногами из соседний комнаты и просил разрешения побыть со мной. Наверное, Тимке было одиноко.
Вероятно, я много чего упустил за эти годы, пока мы жили отдельно. Виделись всего-то по выходным, гуляя где-то в парке, а под одной крышей, если сосчитать, то пробыли всего ничего. Тамарка выгнала меня месяцев через пять после рождения Тимофея, посчитав, что отец из меня хреновый. Зарабатывал я, как ей казалось, мало, а все время проводил в горах. Тут она, конечно, в дурь больше пёрла. В горах я бывал только зимой и то, чтоб хоть какую-то копейку лишнюю принести ей. Все-же нравилось мне инструктировать начинающих сноубордистов и лыжников, да и снег по душе. Эти бескрайние просторы, когда солнце слепит глаза, отражаясь от белой простыни, что покрывает землю. Красота. Свобода. Полет. Жаль, что, то время ценил мало, теперь-то подобных эмоций я вряд ли когда смогу испытать.
Время неумолимо. Ему, в сущности, плевать на наши заботы, беды и радости. На мечты и стремления. Ну и, наверное, не стоило говорить, что кому я такой сдался-то с одной ногой. Тамарке вот не пригодился. Выгнала, как пса лишайного из дома, спасибо хоть вещи не сбросила с балкона, а привезла на такси, сославшись на то, что сына ей за глаза, а тут я еще, на ее голову. Дура она. Как есть дура! Ну, надеюсь, ей хоть полегчало после этого. Избавилась от мужа инвалида, который тянул из нее все жизненные соки, как она утверждала, пытаясь меня, видимо, укорить. А я не жалел, что полез тогда в эту чертову расщелину. Был у меня выбор — топтаться, как трус в стороне, снимая на камеру происходящее, или повести себя, как мужик, у которого имеется совесть все-таки. Я и полез, ну не смог по-другому.
— Пап, мы не опоздаем? Ольга Петровна сегодня будет с утра, — завертел головой Тимка, сидя рядом со мной.
— Успеем, сын, — потрепал я его по макушке, натягивая сильнее шапку на лоб.
Отец из меня так себе, похоже, особенно, что касается ухода за ребенком. Я вроде и старался, но что-то казалось, что Тимка начинал напоминать пугало огородное. Вот подбирать все однотонное, или хотя б подходящее по цветовой гамме у меня нихрена не получалось, поэтому шапка с помпоном зеленого цвета контрастировала сильно, кажется, с желтым шарфом и синей курткой.
Такси затормозило возле сада. Сын выбрался первым, и стал дожидаться, пока и я присоединюсь к нему.
— Ольга Петровна, — заголосил Тимка так, что у меня едва не лопнули барабанные перепонки, вот уж умел он напоминать иногда сигнализацию авто.
Даже соседка — баба Маня приходила как-то жаловаться на детский визг, хотя, помнится, она лет десять, как страдала тугоухостью.
Женский голос раздался где-то совсем близко, а мне вдруг стало так любопытно. Уж очень он оказался приятным. Мягким, чистым, словно вода в горных родниках. Попытавшись ускориться, насколько это было возможным в моем положении, я выбрался наконец из машины и уперся взглядом в блондинку. Да уж! Она напоминала воробья, который дрожит, сидя на проводе. Ветер трепал ее светлые волосы, разметав их по плечам, а она улыбалась, глядя на Тимку. Странная!
Заметив меня, она перевела взгляд с ребенка и уперлась им в мое лицо. Даже нахмурилась, кажется, на минутку, видимо, гадая, кто я есть такой.
Я даже хотел первым заговорить, но ее чертово предложение о помощи, выбило всю землю из-под единственной ноги. Глупая баба! Нет уж, обойдусь! Вот только жалеть меня не стоит, крошка! Срать я хотел на жалость и душераздирающие взгляды, они меня давно не трогали.
Тимка как нарочно бросился к ней, правда, спасибо, что и про меня не забыл. Помог протиснуться в калитку, а потом начал кружить, без умолку болтая.
— Это мой папа, — протараторил сын радостно, — его Артем зовут.
«— Вот уж благодарю тебя, сынок. Мог бы и промолчать», — съязвил внутренний голос. Хорошо, что дамочка пропустила нас вперед, иначе бы я не выдержал ее взгляда. Донельзя глубокого, словно в душу заглядывала демоница, пытаясь расковырять там слой толстого льда. Черта с два это у кого-то получится в этой жизни.
Ветер продолжал свистеть под крышами, безжалостно раскачивая макушки деревьев. Листва почти вся уже валялась на холодной земле, а я почему-то подумал, что это даже хорошо, что я начал выбираться из бетонного кокона, в котором просидел не один год. Вот хотя бы на мир посмотрел, на людей, на эту девицу. И чему она может научить детей?! Самой-то сколько?! Лет тридцать от силы. Зеленая еще.
А когда она начала что-то там про утренник у меня вообще внутри все свернулось узлом. Особенно, стоило ей упомянуть Тамарку, да все я знал про бывшую жену. Язва еще та, и ни разу не удивился, что относилась она к материнским обязанностям спустя рукава. Но я-то не Тома. Для вида, конечно, огрызнулся, кажется, даже напугал Ольгу Петровну, но внутренне был согласен с ней на все сто.
Что ж, решим этот вопрос с утренником. Человек я не такой занятой, чтобы пропускать мероприятия у сына, тем более, он у меня один. Вообще, единственный человек, который любил и тянулся ко мне. Остальные все поставили давно на мне крест, считая, что закончу свои дни я плохо. Либо сопьюсь от горя, либо сдохну от тоски по прошлой жизни. Я, может, и рад бы, да вот теперь — Тимка, словно шлюпка, удерживал меня на плаву.
Половину дня провалял дурака точнее, пытался убраться, постирать, потом приготовил ужин, надеясь, что Тимоха не откажется от макарон. Макароны — еда на все случаи жизни, а у нас как раз тот период, что большее мы себе позволить пока не можем.
После обеда я с чистой совестью завалился на диван, с благой целью проштудировать объявления о работе. Помнится, в юности очень мне уж нравилось паять, даже матери как-то чинил цепочку, когда рвались звенья. Так вот и подумал, может, смогу отыскать что-то похожее, где мои руки бы пригодились?!
За окном усиливался ветер, а культя начала потихоньку ныть. По этим дурацким болям можно было сверять прогноз погоды. Я лишь морщился, скрипя зубами, но пообещал себе — пока не найду что-то подходящее, с места не сдвинусь!
Да так и задремал с газетой, вскочил, когда уже темнеть начало. Спотыкаясь, ударяясь плечом о дверные проемы, я буквально допрыгал до коридора, параллельно натягивая куртку, и поспешил за сыном.
Чем ближе подходил к саду, тем, кстати, больше понимал, что чертовски хочу вновь увидеть эту блондинку. Даже улыбка плотоядная скользнула по губам, странно, чего меня так проняло-то?! Она наверняка счастлива в браке, колечко на пальчике-то я заметил. У нее прекрасный муж и, скорее всего, очаровательная дочка с такими же голубыми глазами цвета июльского неба. А я?! Я — инвалид, еле передвигающийся, практически безработный, да к тому же отец-одиночка, кажется. Хорош, нечего сказать!
Почему-то от этих мыслей даже разозлился на себя. Обругал последними словами свою дурную голову и в итоге мысленно махнул на все рукой.
— Нет, Артем, — пробурчал себе под нос, вдыхая морозный воздух, — твое время утекло, дружище.
Да, пожалуй, так оно и было. Оставалось лишь смириться и сосредоточиться на воспитании сына. Других вариантов для меня жизнь не предусмотрела, к сожалению.
Тимоха увидел меня в окно, а потом сквозь белый тюль скользнул силуэт Ольги. И я остро почувствовал, как шар внутри меня начинает увеличиваться в размере. Он находился где-то в груди и, кажется, мешал спокойно дышать.
Глупо было отнекиваться, но эта — чужая женщина — мне понравилась. Все-таки Ольгой Петровной хотелось любоваться, как картиной в галерее, зная, что руками трогать нельзя.
