— Настроения готовить не было, — сказала я, пытаясь удержать голос от предательского дрожания.
Я понятия не имела, как начинать наш разговор. К тому же, я могла просто сорваться из-за нервов, и тогда никакого бы диалога не вышло. Что хуже — Анхелл бы посмеялся над моей эмоциональностью, как он уже делал не раз, взлохматил бы мне волосы отцовским покровительственным жестом и утёк от ответа, как дождевая вода в сточную канаву. Так что нужно было держать своё настроение в узде и помнить о вопросе, что не давал мне покоя.
Собственно, что я теряю? Почему бы не прекратить ходить вокруг да около, а сразу спросить интересующее? Прямо в лоб, как выстрел из пистолета на короткой дистанции, чтобы твоя жертва не увернулась.
— Зачем соврал про съёмки во вторник? — спросила я.
Был соблазн спросить: всё же, зачем ты так со мной? Однако общая постановка вопроса подразумевает такой же общий ответ.
Анхелл поднял на меня взгляд и улыбнулся, сверкнув жемчугом зубов. Я сглотнула. Внутренности у меня от его улыбки сладко задрожали: тело предавало разум, реагируя на супруга так, как привыкло ещё со времён нашей учёбы в Университете. У нас было много жарких ночей раньше.
Ноги у меня ослабели, как это всегда бывало после улыбок Анхелла, а мысли вдруг повернули в сторону кровати. Сцепив пальцы, я прикусила губу, рискуя съесть слой помады и запачкать зубы. Чёрт с ними!
Я опустила взгляд от светлой улыбки своего мужа, уставившись в стол. Стало немного легче.
— Лив, детка, ты о чём? — спросил супруг спустя полминуты молчания.
— Твоё расписание, — сказала я, продолжая буравить полупустые тарелки взглядом; да я даже не моргала от напряжения! — Во вторник была запланирована съёмка «Разговорного Времечка», я точно помню. И запись была…
Я подняла глаза на мужа. Анхелл продолжал улыбаться.
Щёки у меня покраснели.
— Ты наверняка перепутала, — сказал муж так нежно, как я давно от него не слышала. — Вторник и четверг выделены розовым цветом в расписании, вот у тебя в голове и перемешались записи. Такое бывает. Мелочи, правда?
Неправда.
У меня была отличная память, особенно визуальная. Я словно фотографировала реальность, чтобы не попасть впросак позже. При необходимости что-то вспомнить моему мозгу нужно было просто достать из архива нужную фотокарточку.
Я была уверена: запись изменяли. Доступ к расписанию была только у меня и у Сверхчеловека; я записи супруга не трогала, так что… простая логика.
— Зачем ты поменял запись? — снова спросила я. — Я уверена, что там было…
— Ты ошибаешься, — перебил меня супруг. — Лив, я ничего не менял. К тому же, давай мы будем ориентироваться на мою память, а не на твою. Что-то я не помню, чтобы у тебя были изменённые гены или какие-то сверхсилы, в отличие от меня.
— Это тут при чём?
— В своей памяти я уверен, детка, в твоей — нет, — легко пояснил Анхелл, вставая из-за стола. — Так что…
Так что… так что что?!
Я тоже встала из-за стола. Злость давала мне сил, но на улыбочку муженька я всё равно старалась не смотреть. Что-то странная у меня реакция на его зубы и эти очаровательные ямочки на щеках, как у совсем молодого юноши…
Ведь именно эта улыбка и стала тем крючком, на который когда-то попалась рыбка Оливия. Ох, как же давно это было.
— Ты что имеешь в виду, Анхелл?
Своё имя мой муж, кстати, не любил. Не знаю, что точно ему не нравилось: двойная согласная на конце, из-за которой постоянно были проблемы с документами; отсылка к религиозной тематике и армии Господней; просто звучание. Дома я Анхелла практически не звала по имени, уважая его ощущения.
А он звал меня «Лив», что меня всегда бесило. Я Оливия. Оливия! Красивое имя, мелодичное, приятное. Зачем сокращать его до плебейского «Лив», которое напоминает мне собачью кличку? Почему хотя бы не до "Олив", чтобы сохранять отсылку к почти священному дереву?
— Знаешь же, что я не люблю, когда ты так меня называешь, — поморщислся супруг, пытаясь уйти от ответа.
— Что. Ты. Имел. В виду?
Анхелл, стоит отдать ему должное, замялся на пару секунд. Но потом всё же признался:
— Что по сравнению с тобой я более совершенен, — сказал он, заводя руки за спину и принимая показательно-беззащитный вид. — Но Лив, подумай сама! Ты можешь разве что цвет глаз менять, а я словно новая ступень в эволюции человека. Ты же не будешь с этим спорить, дорогая?
Он был прав, конечно: ничего кроме меняющейся радужки мне судьба не отсыпала. Но разве «улучшения» делали Анхелла лучше меня? Да разве один человек может быть лучше другого просто из-за того, что у них там в крови намешано?!
Это же расизм. Спешиизм? Точно что-то из этой серии, когда ты принижаешь кого-то просто из-за отличий.
— Ну вот, — принял Анхелл моё молчание за согласие. — Так что давай мы будем ориентироваться на мою супер-память, да, детка? Я ничего не менял, ты, очевидно, тоже. Значит что? Значит, ты перепутала даты, только и всего. Никаких тайн.
Жилы на шее у меня напряглись. Я подняла руки и сильно нажала на жилы пальцами, сопротивляясь реакции собственного организма.
— Лив, ты главное не переживай, такое бывает, — снова улыбнулся Анхелл, закидывая в рот кусок холодного мяса. — Ладно, я устал, а завтра рано вставать. Я в душ и на боковую. Жду тебя в кроватке, крошка.
Он вышел из кухни, оставляя меня наедине с объедками и грязной посудой, будто так и надо. Хорошо ещё, что не стал трепать мне волосы или как-то касаться. Я бы точно сорвалась.
Я рухнула на стул, пытаясь разобраться в комке собственных чувств. В бешенстве ли была я? О, да! Ещё в каком! А ещё я была расстроена, растеряна, почему-то смущена и очень хотела заняться сексом. Вот прямо сейчас, немедленно… непонятно, правда, что это ещё за фокусы — я никогда не была человеком, который считает секс лучшим итогом любой ссоры.
Несколько раз я вставала со стула, порываясь было пойти следом за Анхеллом то в душ, то в спальню, но затем силой воли усаживала себя обратно. Голова у меня уже не просто болела — раскалывалась с каждым ударом сердца.
Потихоньку мигрень затихала. Как и желание куда-то идти, что-то делать, кому-то доказывать свою правоту… оставалась только усталость и непонимание: что за чертовщина?
«На улицу, — решила я, наконец окончательно поднимаясь со стула и задвигая тот под стол. — Мне надо на улицу, свежий воздух всегда помогает».
Тем не менее, решить что-то и сделать что-то — вещи несопоставимо разные. Прежде чем выйти из дома, под крышей которого на меня накатывали то похоть, то раздражение, я убралась на кухне. Остатки еды засунула в холодильник, очистила тарелки, загрузила и включила посудомойку, протёрла стол, кухонный гарнитур и плиту.
К тому моменту, как кухня засверкала первозданной чистотой, Анхелл уже видел десятый сон. Я слышала тихое сопение из спальни и слабый запах лаванды: супруг всегда душил свою подушку растворённым эфирным маслом, чтобы спалось лучше.
Я же всегда предпочитала спать в свежести и прохладе.
Поскольку я была не очень большим любителем пустых прогулок, то решила не просто «проветриться», а выйти в ночную с пользой. Из тазика в ванной я достала бронетрусы супруга, — пятно чувствовало себя превосходно, спасибо; всё такое же слизистое и зелёное, оно не внушало мне ни капли хорошего настроения, — которые отжала и засунула в пакет. Может, в отделе бытовых средств я смогу найти какую-нибудь супер-химию против этой слизи? Если честно, то в голову мне лезли совсем уж непотребные варианты: от соли, — слизняки на Земле же боятся соли, верно? — до отравы против тараканов.
Если их берёт, то и иномирную грязь уничтожит. По крайней мере, стоило бы попытаться.
Натянув на ноги любимые кеды, я вывалилась в ночную прохладу, стараясь думать о чём угодно, кроме прошедшего разговора. О том, к примеру, что приготовить завтра. Или во сколько я проснусь днём, если буду гулять до рассвета — давно не видела, как темнота ночи растворяется в рыже-розовых оттенках подступающего утра.
