Несколько минут спустя. Кабинет директора школы.

— Юрий Николаевич… — подняв глаза на прикрученную к двери табличку, прочел я имя собеседника, добавив. — Здравствуйте!

— А! Петрова! Здравствуй! — оторвав взгляд от дисплея ноутбука, ответил директор. — Рад, что ты чувствуешь себя достаточно хорошо для того, чтобы посещать школу. Проходи садись на любой стул.

Мне вдруг вспомнился букет, стоявший на прикроватной тумбочке, в больничной палате.

«От директора школы». — было написано на визитке, которую я нашел в тех цветах, а значит, этот человек или навестил меня лично, или попросил кого-то отнести цветы. Но в любом случае про заболевшую ученицу вверенной ему школы он не забыл…

Закрыв ведущую в секретариат дверь, я прошел к Т-образному директорскому столу и уселся в один из двух (левый) стульев для посетителей.

Директор же продолжил заниматься тем, чем занимался до моего явления сюда, набирал текст на клавиатуре ноутбука той же фирмы, что и подаренный мне телефон. И судя по внешнему виду этого устройства, принадлежит оно явно не к бюджетной линейке.

Да и вообще…

Я осмотрелся по сторонам.

…обстановка кабинета директора данного бюджетного учреждения совершенно не бюджетная, хотя и с некой претензией на псевдоаскетичный стиль или минимализм, не знаю точно, в дизайне ничего не смыслю.

Стена передо мной оказалась увешена всевозможными грамотами и дипломами, один из которых, по центру «экспозиции», сообщал, что обитатель сего кабинета аж целый кандидат педагогических наук, доцент.

И так как директор начинать разговор не спешил, я принялся разглядывать его самого.

Юрий Николаевич оказался весьма импозантным мужчиной, лет сорока, наверное, если исходить из занимаемой им должности.

Хотя, возможно, что и гораздо моложе, ибо на его физиономии я не увидел тех морщин, которые к сорока годам уже обычно присутствуют. Плюс к этому, он обладатель просто-таки шикарной густой шевелюры каштанового цвета, модно постриженной и зачесанной назад, без единого седого волоса (я, по крайней мере, не заметил ни единого) или какой-нибудь проплешины, а ведь подобное качество волос присуще скорее юноше до двадцати, а не мужчине в начале среднего возраста.

У меня внезапно возникло совершенно иррациональное желание проверить: уж не парик ли это?

Естественно, что проверять сей факт я не стал. В конце концов, моя Злата все же не героиня какой-нибудь школьной комедии, чтобы пытаться содрать с головы директора школы его предполагаемый парик.

Хотя, если честно, то я с трудом сдержался, чтобы не заржать, представив себе подобную сценку.

А затем…

Закрыв ноутбук и отставив от себя устройство, директор сложил руки домиком и принялся рассматривать меня, причем взгляд его не был «неправильным», ну то есть был не таким, каким педагог не должен рассматривать своих учениц, не задерживающийся на отдельных достоинствах и недостатках моей девичьей фигуры.

Сидящий передо мной человек явно оценивал форму моей одежды и внешний вид в общем, а также, вероятно, мое ментальное состояние. И, судя по всему, остался доволен увиденным.

Я же в свою очередь тоже как следует успел рассмотреть директорский «прикид», который казался явно под стать обстановке данного кабинета. Директор-то модный тип!

В какой-то момент наши взгляды встретились, и это по неведомой мне причине спровоцировало мою память…

— Злат, догадываешься, зачем я попросил пригласить тебя ко мне? — услышал я директорский вопрос, погружаясь в воспоминания.

На очередной встрече выпускников, первой из тех, которую я соизволил-таки посетить, а произошло это аккурат через три года, после того как окончил ВУЗ, я поинтересовался у Генки Стеклова, с которым приятельствовал, когда учился в школе, за каким таким лешим он подался в школьные учителя, ибо по нынешним временам (девяностые…) занятие это совершенно непрестижное, да и настолько же неденежное. Тем не менее Генка закончил МГПИ и теперь вкалывал в школе учителем географии.

— Знаешь, Сань… — ответил школьный приятель, употреблявший вместе со мной водочку, — я же, в отличие от тебя, не семи пядей во лбу! Да и родственников, которые бы могли…

Он внезапно замолк, а затем, когда мы «опрокинули» очередную стопку, поправился.

— …которые бы хотели…хотели бы устроить меня на приличную должность… Так вот, таковых родственников у меня нет!

— И…? — поинтересовался я, поддевая вилкой очередной кусочек грудинки.

— Ну, ты же в курсе того, что в школе в основном одни тетеньки работают? — вопросом на вопрос ответил бывший одноклассник, наливая мне очередную стопку.

Я кивнул, ибо это общеизвестный факт.

— Во-от! — он поднял вверх указательный палец и провозгласил тост. — Ну, Сань, за все хорошее, против всего плохого!

И после того, как мы выпили и закусили, продолжил.

— Сань, если не спороть какого-нибудь жесткого косяка… — он вдруг поморщился, явно вспомнив нечто нехорошее и крайне неприятное, а затем закончил фразу, тыча в мою сторону вилкой, — Короче, в нашей стране дяденькам в школе везде дорога, как говорится.

— В смысле карьеры? — уточнил я.

— Точно! — он, засмеявшись, размашисто кивнул. — Школа… Знаешь, а мне ведь, и правда, нравится учить детей… Но! Школа для меня лишь первая ступенька… Выпьем?

В общем, это был последний раз, когда мы с Генкой встречались лично, ибо жизнь окончательно развела наши пути-дорожки, однако потом, много лет спустя, общие знакомые поведали, что он, вроде как, поднялся до замминистра. То есть, его «ставка» на школу вполне себе «сыграла».

— …Злата? — голос директора вывел меня из задумчивости.

Человек, сидящий за директорским столом, точно такой же, как и Генка! Амбициозный карьерист до мозга костей!

— Да, кое-какие догадки у меня имеются... Мои эксперименты с камерой начали не очень хорошо сказываться на ваших карьерных устремлениях, Юрий Николаевич. Поэтому-то вы меня и вызвали… Я угадала?

Директор, у которого определенно существовал некий план на предстоящий разговор, услышав мою последнюю реплику, очевидно мысленно смял его и выбросил в урну.

Н-да, Злата, говорить проще у нас с тобой явно не получается, ну и ладно…

Однако, директор, явно повидавший немало всякого странного за свою бытность школьным работником, весьма скоро сумел справиться с удивлением и некой растерянностью.

— Вот, значит, каким ты меня себе представляешь… Бездушным карьеристом! — он, слегка улыбнувшись, откинулся на спинку своего анатомического кресла, а затем, сделав честное-пречестное выражение лица, вкрадчивым тоном добавил. — Но ведь я уже директор школы, знаешь ли.

Произнеся это, он сначала развел руками, а затем, вновь опершись на стол, сложил их домиком. Однако, это ему не помогло…

— Еще директор. — безжалостно и окончательно разбил я его иллюзии по поводу того, что меня запросто удастся приструнить.

Услышав мною сказанное, у директора начался приступ то ли икоты, то ли смешков, и когда к нему вернулась способность членораздельно говорить (я вежливо и терпеливо дожидался, пока директор придет в норму), он поинтересовался:

— В смысле?

— Юрий Николаевич, извините, если ошибаюсь, но вы кажетесь мне умным и амбициозным человеком… — начал я, поправляя один из «хвостов».