— Хватит умничать! — внезапно разозлилась родительница и весь дальнейший путь мы шли уже молча.
г. Москва, Зеленоград, 15 микрорайон, корпус 1553, квартира Златы, около получаса спустя.
Моментально приступить к изъятию «бабок» мне помешала бабушка, уже вернувшаяся с работы и находящаяся теперь в нашей комнате.
Не доставать и не потрошить же в ее присутствии иконы!
Внезапно раздался сигнал будильника, а значит, пора кушать.
Быстренько переодевшись в домашнее, я потопал на кухню, где застал весьма необычную картину.
Кухня.
— А я и не знала, мам, что ты готовить умеешь! — заявившись на кухню, сказал я, зевнув затем и почесав ногу ногой.
И правда, «мама, готовящая еду» — картина для нашего дома весьма нечастая. Если бы она сама захотела поесть, то немедленно припахала бы бабушку, это уж как пить дать. А раз самолично готовит, то…
— Сейчас получишь у меня! Помоги лучше, вместо того чтобы матери хамить! — ответила та. — Достань овощи из морозилки, они где-то на верхней полке должны быть.
— Аха… — все еще зевая, ответил я, направившись к холодильнику.
Нарезанные и замороженные овощи и впрямь нашлись в указанном месте. Правда, морозилка оказалась забита столь плотно, что, достав оттуда искомый пакет, на пол вывалился еще один. А когда я поднял его…
— Ёперный театр! — громко воскликнул я, как следует рассмотрев содержимое пакета.
Я уже довольно давно перестал удивляться тому, что женщины порой откалывают странные вещи, узнав о которых очень хочется ругаться. Но порой происходит нечто столь несуразное, что ругаться уже нет никаких сил, а можно только ржать во весь голос.
Как, например, вот сейчас…
Ибо сначала я немало удивился и едва сдержал порыв громко матюгнуться, а затем уже откровенно заржал.
— Злата, блин…! — обернулась на мой смех маман. — Чего ржешь? Где овощи?
— Маам, ээтоо тыыы соотвоорила? — сквозь смех и слезы поинтересовался я, демонстрируя родительнице найденный полиэтиленовый пакет с…
— Что там? — поинтересовалась она, а затем, когда наконец рассмотрела содержимое пакета, отпрянула, ударившись ногой об угол стола.
— Черт! Что это еще за фигня?! — поморщившись и потерев ушибленную ногу, спросила она.
— Это, мам, капитан Флинт! — более-менее успокоившись, ответил я. — Вернее, лучшие из оставшихся его частей…
А осталось, мягко говоря, немного.
Подняв пакет на вытянутой руке, я принялся рассматривать останки. По ту сторону заиндевевшего пакета на меня печально уставился своим замерзшим и неживым глазом (единственным уцелевшим после встречи с Фуней) мертвый попугай.
Блин!
Верхняя часть туловища и пара лап, одна из которых оказалась здорово обглоданной, вот и все, что оставила Фуня от некогда великолепной (и наверняка дорогущей!) птицы.
— Я вижу, что это капитан Флинт! — ответила мама и по ее виду казалось, что она сейчас начнет кусаться. — Меня интересует, почему его похоронили в нашей морозилке?!
— Думаю, что это стоит спрашивать у той, которая организовала похороны… — я пожал плечами.
— Ма-ам! — громко крикнула маман.
Кухня, несколько минут спустя.
— Ну а что еще я должна была сделать? — удивилась вошедшая на кухню бабушка, наблюдая за тем, как я помешиваю сковороде гречку с курочкой. — Как можно без разрешения хозяев, просто взять и выкинуть чужую птицу? Это же скандал случится! Может быть, они сами захотят похоронить своего питомца, тем более что Ольгина внучка его просто обожала…
Бабушка замолкла оттого, что я заржал и удивленно спросила:
— Чего такое, Злат?
— А сколько лет внучке этой Ольги? — поинтересовался я, утирая слезы смеха.
— Так это попугай твоей Ольги с пятого этажа был? — в разговор встряла маман.
— Ее, да. — подтвердила бабушка.
— Мам, ты у меня, совсем «ку-ку», что ли…? — маман закатила глаза.
— Не смей так с матерью разговаривать! — тут же осадила ее бабушка.
— Извини, мам… — моментально стушевалась та. — Но ее внучке же лет восемь, по-моему! Ты хотя бы представляешь, какой шок случится у ребенка, если ты отдашь эту птицу в…
Маман замолчала, подбирая слова.
— В некомплектном состоянии. — вновь заржав, пришел на помощь родительнице я.
— В некомплектном состоянии, да. — повторила она. — Мам, я бы, наверное, просто прибила, если бы моей восьмилетней Злате вернули ее любимое животное в подобном виде…
Когда мама сказала это, все почему-то уставились на присутствующую на кухне Фуню, которая очень внимательно следила за пакетом с останками птицы.
Кошка, внезапно обнаружив повышенное внимание к своей персоне и почуяв неладное, громко мяукнула, а затем резво пустилась наутек.
— …и у меня нет никаких сомнений в том, что эта Ольга перестанет с тобой общаться! Возможно даже навсегда! — продолжила маман. — Птица просто улетела, мам! В конце концов, она же действительно сама открыла клетку и запросто могла вылететь в окно!
Маман кивнула на открытую форточку.
— Ольге своей говорить можешь что хочешь, но ее внучка от тебя должна услышать именно это! — закончила мама.
— Так нельзя, Ир… — покачала головой бабушка, — Полина будет волноваться, что ее птичка летает где-то…
— Мама…! Бабушка…! — в унисон воскликнули мы с маман.
— Молчу, молчу… — быстро сдала назад та. — Улетела, так улетела!
— Я пойду погуляю, мам. — быстренько доев гречку, сказал я, вставая из-за стола.
— Далеко? — поинтересовалась маман.
— К Стёше зайду, может, ну или просто по району кружок наверну.
— Только недолго!
Глава 60
г. Москва, Зеленоград, корпус 1637, рынок «Рекорд», около сорока минут спустя.
— С тебя тысяча семьсот два рубля. — бесцветным голосом заявила кассир, «пробив» ручки, тетради, карандаши и все то прочее, что требуется самому обыкновенному российскому подростку, мне, для того чтобы вволю нагрызться в школе гранитом науки, плюс бутылку газировки. — Картой или наличкой?
— Наличкой. — ответил я, положив на транспортировочную ленту две купюры по «штуке» и, получив сдачу, сгреб покупки обратно в корзину, отойдя затем к стоящему у стены столику, где, уже никуда не торопясь, убрал все рюкзачок.
Злата моя прилежностью в учебе не отличалась совершенно, о чем любезно поведала память, а также содержимое ее старой ученической сумки, в которой, вместо привычных всем тетрадок, я обнаружил лишь кучу отдельных листов из серии: «у тебя есть листочек, а то я тетрадку дома забыла?».
И подобный имидж мне нужно менять! — подумалось мне, когда я, покинув магазин «Все по 50 (или по 30, цифра на вывеске стерлась до такой степени, что стало не разобрать)», спускался на первый этаж рынка.
— Или нет, не так! — вслух сказал я, выйдя на улицу и подставляя физиономию пока еще летнему солнышку. — Почему, собственно, нужно? Кому это нужно? Нужно делать то, что должно, а школьная суета моей старой-новой жизни обязана приносить мне лишь «фан» как говорила моя старшенькая. А поэтому, не нужно, а хочу…!
— Мам, а почему эта девочка сама с собой разговаривает? — это, ткнув в мою сторону пальчиком, поинтересовалась у своей родительницы девочка, лет шести, рыжая и вся в веснушках, сама похожая на солнышко.