— Ну, спасибо! — искренне засмеявшись, перебил меня он.

— …так что я не думаю, будто вас устроит бытие директором нашей прекрасной школы до скончания веков. — закончил фразу я, добавив. — Наверняка в системе школьного образования существуют должности и позначительнее.

Дослушав меня, директор встал со своего места и, задвинув кресло, навернул по кабинету кругаля, явно над чем-то размышляя, а затем еще раз, после чего уселся на свободный стул для посетителей.

— А знаешь, я ведь даже рад, что ты это понимаешь! — он слегка хлопнул ладонью по столу. — И сказанное тобой касается не только меня одного, но и многих других из коллектива нашей школы. Есть среди нас, конечно, и те, кто видит всю свою дальнейшую карьеру исключительно в качестве учителя, как существуют и такие, кто попал в учителя абсолютно случайно, и надолго у нас не задержатся…

Более чем откровенный намек на мою «классную»!

— …однако… Злат, вот скажи мне, у тебя есть мечта? — директор резко сменил тему.

— Я же девушка! А у нас, у девушек, всегда есть мечты! — заявил я, придав физиономии серьезное выражение, хотя очень хотелось рассмеяться.

— У меня тоже есть мечта, Злат, хотя я и не женского пола… Я с самой своей юности желаю быть значимым человеком! — последнюю фразу он произнес с заметным надрывом, очевидно обращаясь к самому себе, а не ко мне. — Понимаю, это может показаться тебе каким-то странным юношеским…

Директор замолчал, пытаясь подобрать нужное слово, но этого у него не получилось.

— Неважно, в общем! — сейчас он казался раздосадованным. — Однако оно, желание это, не отпускает меня до сих пор, уже много-много лет…

Он вновь замолк, уставившись на стол, а я повторил про себя: «Быть значимым человеком!», а затем у меня внезапно появилась догадка относительно юности этого человека.

Не знаю, откуда у меня взялась подобная уверенность, однако я практически убежден, что он бывший детдомовец.

— Злат, я с восьми и до восемнадцати лет пробыл в детском доме… — незнамо зачем он тут же подтвердил мою догадку. — И тогда, в своем детстве, я мечтал стать большим человеком, учителем. Хорошим учителем! И я им стал! Затем стал завучем, а теперь вот обитаю в этом кабинете…

Он обвел рукой помещение.

Не-е-ет! Директор совсем не просто так поведал мне эту грустную историю, ибо, готов поспорить, что о своем детстве он очень вряд ли любит распространяться, тем более не захотел бы делать этого перед одной из учениц своей школы.

А раз так, то, скорее все, это…

Это завуалированное предупреждение.

Предостережение, вернее…

«Осторожнее, Престон! Ты топчешь мои грезы!». — мне вспомнилась цитата из фильма «Эквилибриум».

Не исключено, что сидящий напротив меня человек сможет повторить то, что устроил бывший «мамин друг», если моя борьба с чиновниками «опеки» будет стоить ему карьеры.

Директорская «кукушка» наверняка где-то на полпути в «прекрасное далеко», ибо юность у него была очень «интересной». Подозреваю, что бытие в детдоме даже в нынешнее-то время — не сахар, чего уж говорить про те времена…

И поэтому…

— Злата, ты на редкость разумная девушка, а поэтому я настоятельно попрошу тебя воздержаться в дальнейшем от подобных «перфоменсов»! — директор поднял на меня глаза.

Началась стадия торга.

— Вообще-то, помимо «перфоменса», о котором вы упомянули, я планирую дать как минимум одно интервью тому блогеру…

И так как с папашей удалось договориться полюбовно, я уже отказался от идеи такого интервью, ибо оно может помешать отцовской избирательной кампании, а даже если и нет, то совершенно точно его обозлит, чего мне не нужно. Но зачем же сообщать об этом товарищу директору?

— Злата…! — перебил меня собеседник, а затем сбавил тон. — Тебе же Екатерина Петровна уже рассказала, что я был вынужден лишить ее всех премий до конца этого года?

Услышав вопрос, я опустил взгляд на стол, плотно сжав челюсти.

Заткнись, Злата, просто заткнись! — велел я самому себе, ибо орать на школьного директора, а прямо сейчас мне страстно захотелось именно этого, для подростка, желающего и далее учиться в его школе, непозволительная роскошь.

Непродолжительное время поделав дыхательную гимнастику, чему научился еще там, и, сумев более-менее успокоиться, я поднял взор на собеседника, терпеливо ожидающего моего ответа.

У этого человека определенно было непростое детство. И видел он в этом детстве много всякого такого, чего обычный домашний ребенок не увидит никогда, скорее всего.

Глубоко внутри его я навсегда остался подросток, обиженный и озлобленный на весь мир (мы же все из детства…).

И страстно желающий, назло своей недоброй судьбе, в этом мире преуспеть!

Очень понятное желание.

Получить защиту от наездов безумных родителей, а также перевестись в класс к подруге — этого я вполне сумею от него добиться, «отказавшись» от дальнейшей эскалации на ютюбе.

А поэтому не стоит бередить искореженную директорскую психику, демонстративно вставая на его пути к…да к чему бы он там ни стремился, ибо для обитающего в нем подростка это словно красная тряпка для быка.

Равно как и хамить, отвечая как-то вроде: «могли бы, заодно, и себе, в знак солидарности, все премии отменить!».

— Да, Юрий Николаевич, классная руководительница довела это до моего сведения, и я теперь ее любимая ученица. — произнес я, добавив. — В кавычках.

— Ты пойми, Злат, на школу давят! Давят затем, чтобы мы в свою очередь оказали давление на тебя, и ты бы прекратила свои «эксперименты с камерой». И если ты их в итоге не прекратишь, то… — директор постучал ладонью по папке, лежащей на столе.

«Личное дело учащегося. Злата Петрова, 9 «Г»». — прочел я ее название.

— Юрий Николаевич, некоторые из родителей моих одноклассников пытаются затравить меня и вынуждают забрать свои документы из школы. — пожаловался я.

— Никто тебя не выгонит! Это я тебе обещаю, Злат! И не позволю никому травить тебя! — с явным облегчением заявил директор, поняв, что я не занимаю радикальной позиции по выкладыванию на ютюб всякого. — А всех недовольных можешь смело направлять ко мне! И с твоей «классной» я поговорю, чтобы сразу же пресекала подобные безобразия!

— А да, Юрий Николаевич, мне бы еще хотелось перевестись из «Г» класса в «Б». Чего мне для этого нужно сделать? — ласково улыбнувшись директору, поинтересовался я, пощекотав кисточкой «хвоста» свою щеку.

— В «Б» класс? — озадаченно переспросил собеседник, а затем добавил, чем показал недурственную осведомленность о происходящем на подчиненной ему территории. — Это потому, что там Стефания Москвина учится?

— Да, и мне бы хотелось учиться в одном классе с подругой! — подтвердил я.

— В таком случае, тебе нужно…стать спортсменкой, наверное. — он пожал плечами.

— Спортсменкой? — на сей раз удивился я.

— Ну да, спортсменкой. — сказал директор, встав со стула для посетителей и вернувшись в свое кресло, а затем пояснил. — В нашей школе два профильных класса, «А» — физико-математический и «Б» — для детей-спортсменов. Профессиональных спортсменов, я имею в виду. Даже твоя подруга, Москвина, попала туда в виде некоего исключения. По блату, как раньше говорили… Но это я тебе по секрету сказал!

Вот оно как, оказывается. Эта школа, похоже, не самая ординарная.