— Нет ещё, сегодня к вечеру должны были. Уже узнал через другие каналы.

— А сразу ко мне приехать гонор помешал?

— Не хотел беспокоить…

— А сейчас захотел? Когда жопа горит, тогда пора?

— Ты сможешь помочь?

— Что ему предъявляют?

— Хранение наркотиков.

— Подкинули?

— Я не знаю подробностей. Но наркотики он точно не хранил, ты же знаешь.

— Где его держат? Кто следак?

— Сейчас Костя к нему поехал. Когда всё выяснит, я скину информацию.

— Хорошо. Кто заказчик и что хотят?

Рассказываю, всё, что мне известно. Из дома на заднее крыльцо выходит девчонка лет двадцати в коротком, практически прозрачном халате и спускается к нам.

— Доброе утро! Витюша, ты не говорил, что ждёшь гостей, я бы переоделась.

— Я уже ухожу, — поднимаюсь.

Она подходит, целует отца в щёку и с интересом смотрит на меня. Отцу по барабану, впрочем, как всегда.

— Жду информацию, — говорит он. Хлопает её по заднице — иди, поплавай.

Она смеётся, и направляется к бассейну. Я разворачиваюсь и иду на выход. Больше не могу смотреть на это всё.

По дороге обратно меня, по традиции, после общения с отцом, накрывает болезненными воспоминаниями из детства. Он всегда выглядел с иголочки, был человек слова, жил по понятиям своего мира. Его все уважали, с ним имели дело непростые люди. Только дома он был совершенно другой. Он изменял матери направо и налево, при этом, даже скрывать свои похождения не считал нужным. Мог заявиться домой в рубашке с помадой и демонстративно кинуть её в корзину, чтобы мама постирала. Или звонить очередной тёлке из своего кабинета, не заботясь о том, что мы всё слышим. Маме рассказывали, что видели его на заграничных курортах то с той, то с этой дамой. Однажды, когда мать положили в больницу, он привёл домой её подругу. Мне было двенадцать, я увидел их из окна своей спальни, отец думал, что я сплю, они прошли в дом, и он повёл её мимо моей двери в их с мамой спальню. А я выбежал в сад и до утра просидел в беседке.

То, что мать его боится, я понял лет в десять. У них часто происходили скандалы, и я всегда просил её уйти от него, забрать меня и сбежать. Однажды она мне сказала, что даже если мы сбежим, он найдет нас и тогда отберёт меня и мы, возможно, больше не увидимся. Она так бы и жила с ним, прогибаясь и страдая от унижений. Однажды, когда мне было шестнадцать, после очередного скандала я зашел к нему в кабинет:

— Можно тебя о чём-то попросить?

— Всё что угодно, — он улыбается. Всегда упивался своими возможностями, никогда ни в чём мне не отказывал, и ему казалось это главное — достатком можно компенсировать всё.

— Отпусти маму…

— Куда?

— Из твоей жизни… Пусть переедет в дом деда…она очень устала от всего.

Его глаза темнеют, на лице появляется враждебность.

— Это она тебя попросила?!

— Нет. Я сам всё вижу…

— Сынок, ты мужик! Зачем ведёшься на бабские сопли? Бабы для того, чтобы рожать нам детей, а не чтобы мы их жалели.

— А потом эти дети чувствуют себя несчастными?

Он подвисает, не верит своим ушам. Что его любимчик посмел сказать что-то против него.

— Это я тебя делаю несчастным? — он повышает голос, сталь звенит в каждом слове.

Мне страшно, но я уже перешёл грань, за которой либо я выстою, либо превращусь в безвольное существо, как мать.

— Я больше не могу жить в такой обстановке.

— Так ты тоже хочешь уйти? — голос его становится вкрадчивым, он уже придумал для меня наказание.

— Хотел бы,…у неё больше никого нет, ей будет плохо одной.

— Значит, ты выбираешь её?

— Я бы не хотел, чтобы это было выбором.

— А придётся! В жизни ещё часто придётся выбирать, и этот выбор не всегда будет лёгким! Если ты такой взрослый, давай сейчас и начнёшь свою взрослую жизнь. Жить вы на что будете?

Я ожидал этого выпада, понимал, что помогать деньгами не станет.

— Дед говорил, что положил деньги на мой счёт в банке и мама их может снять, когда мне исполнится шестнадцать.

— Да вы их просрёте за год! Это если экономить будете!

— Ещё есть яхт-клуб.

— Эта дыра? Ты хоть знаешь, сколько в него вложить нужно, чтобы он своё название оправдал? Яхт-клуб… — он саркастически улыбается, а в глазах я вижу злобный блеск.

— Мне от дома деда и на бокс ездить близко…

— Я тебе сто раз говорил: смени клуб, ближе есть, и не один.

— Я к Иванычу ходить хочу.

— Я смотрю, ты уже давно всё обдумал…Ну, что ж, я дам тебе шанс стать взрослым и самостоятельным. Идите на все четыре стороны, только на меня больше не рассчитывай. Всё, что я могу, это сделать вид, что мы остались в хороших отношениях. Чтобы тебя не пришибли у первой же подворотни или не подвели под ноль с твоими пятью рублями на счету. Побуду твоим прикрытием. А так, мои двери для тебя открыты, если захочешь по-дружески поговорить.

Он улыбается, но я вижу, что улыбка эта недобрая. Он не поймет меня никогда.

— А если станет совсем хреново, можешь возвращаться, тебя прощу. А она пусть остаётся там, куда ушла. Предавших меня баб, я не принимаю обратно. Конец есть конец.

В тот день он побил мать. Мы собрали вещи и ушли. Я ещё долго не мог себе простить, что из-за меня она носила побои. И с этого времени каждое утро я вставал с целью добиться всего без его помощи, стать сильным не потому, что он меня прикрывает, а потому что я чего-то стою.

Когда я влезал по молодости в какие-то истории, он втихую решал эти вопросы, думал, я не узнаю. От этого становилось ещё противнее. Он везде делал вид, что мы благополучно общаемся, хотя мы пересекались раза три в год, не больше. Его репутация криминального авторитета в моих кругах не делала мне чести, все ассоциировали меня с ним, многие считали таким же. Я носил это клеймо, пока лет пять назад мы прилюдно не поссорились. Попали вместе на одно мероприятие, я перебрал и стал неучтиво с ним разговаривать, он схватил меня за барки, а я отбил его руки, и чтобы не врезать по морде, ушёл с вечеринки. По городу поползли слухи, что мы не общаемся. Мне стало легче. Зато, когда я после этого встретил отца, он сделал вид, что ничего не произошло. Пару раз заезжал ко мне в клуб, интересовался моими делами. Однажды даже помог, когда я и не надеялся. Я обратился к нему, потому что не было выхода, матери нужна была операция, нужен был донор почки. Пришлось просить его, и он нашёл.

Звонок на мобильный выводит меня из невесёлых дум. Костя.

— Виделся с Ником. На него пока никто не выходил, ничего не предлагал. По всей видимости, хотят дать прочувствовать все прелести камеры.

— Как он?

— Держится. Рассказал ему, вспомнил он эту зазнобу, бесится теперь.

— Я был у отца. Мне нужна вся информация.

— Сейчас скину. Шансы есть?

— Думаю, да. Он бы сразу сказал, что не сможет.

Алина

Сегодня я проснулась, когда солнце было уже высоко. Вчера весь день валялась на пляже, ела в пляжном ресторане и плавала в изумрудной прохладной воде. Потом допоздна обрабатывала снимки, и сейчас мне лень вставать с постели. К хорошему быстро привыкают. Яна Валерьевна сказала, что номер я должна сдать не позже 12.00. Поэтому в планах у меня завтрак, пару часов на море и паковать чемодан.

Сегодня на пляже больше народу, чем я видела до этого. Кроме того, на стоянке появилось несколько новых яхт, наверное, пришли на отдых с других городов. Я с удовольствием окунулась в прохладу воды, и решила до самого обеда загорать. Так занежилась на солнышке, что даже не сразу поняла, что звонит мой телефон.

— Алло!

— Алина, привет, ты почему трубку не берёшь?

— Привет, мам. Я на работе, — говорю я, а у самой совесть не на месте. Если бы мама узнала, где у меня работа и как я валяюсь на пляже, она бы не одобрила. У них с отцом странное предвзятое отношение к богатым людям, она меня всю жизнь предостерегает не связываться с ними.

— Ты когда уже приедешь?