Поначалу советы даже приветствовались крестьянами, так как они обещали дать и дали землю. На третьем Олонецком губернском съезде советов, проходившем в конце января – начале февраля 1918 года, была принята резолюция по земельному вопросу, согласно которой вся земля объявлялась общенародным достоянием, и только крестьянам присваивалось право перераспределения земель[189]. С весны 1918 года в уездах и волостях начался уравнительный передел земли.
Однако решительные первые преобразования большевиков, проводимая ими политика жёсткого разделения общества на классы взорвали ситуацию. Как показывают современные исследователи, именно аграрная политика Советского государства, «сводившаяся к принуждению и нередко насилию над деревней», стала причиной массового крестьянского повстанчества, охватившего всю страну[190].
4.2. Политика продовольственной диктатуры в карельских районах Олонецкой губернии
Роль детонатора, приведшего к социальному взрыву в российской деревне, сыграла политика продовольственной диктатуры, начатая советским правительством весной 1918 года. Напомним коротко её основные истоки и причины. Первая мировая война подкосила сельское хозяйство России, поэтому с 1915 года в стране проводилась политика фиксированных цен на хлеб для правительственных закупок, в 1916-м во многих губерниях была введена карточная система, а с начала 1917 года власти прибегли к политике хлебной развёрстки[191]. Временное правительство законом от 25 марта 1917 года ввело хлебную монополию, и к осени 1917 года почти всю территорию Европейской России охватил продовольственный кризис. По справедливому замечанию В. В. Кондрашина, «голод превращался в реальный и всё более значимый фактор развития событий в стране в целом»[192].
Следует отметить, что начиная с весны 1918 года все события в Карелии разворачивались на фоне угрозы наступления тотального голода. Летом 1917 года в России был плохой урожай, и, кроме того, земледельческие районы, кормившие ранее всю страну (Украина, Сибирь, юг России) были в руках противников советской власти[193]. Председатель исполнительного комитета Олонецкого уездного совета М. Чубриев вспоминал, что уже с января 1918 года «продовольственный вопрос у нас с каждым днём всё больше ухудшался, с каждой волости слышались голоса, что надо принять какие-нибудь меры». В мае 1918 года «в Туломозерской волости на границе с Финляндией уже 2 1/2 месяца питались овсяной мукой пополам с опилками и мхом»[194].
Перед большевиками встала неотложная задача спасения населения страны (прежде всего промышленных центров) от тотального голода. Кондрашин отмечает, что введение продовольственной диктатуры было единственным возможным средством выхода из сложившейся ситуации. Он пишет: «Товарный голод, низкий урожай 1917 г., потеря ряда крупнейших зерновых районов страны вследствие гражданской войны и Брестского мира делали невозможными все остальные варианты»[195]. 9 мая 1918 года вышел Декрет, подтверждающий государственную хлебную монополию (объявленную Временным комитетом Государственной думы) и воспрещающий частную хлебную торговлю. 13 мая 1918 года появился Декрет ВЦИК и Совета народных комиссаров (СНК) «О предоставлении народному комиссару продовольствия чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими». Этим декретом были развязаны руки низовым советским органам, и логичным продолжением этой политики стало создание репрессивных органов, получивших карт-бланш на действия в деревне: комитетов бедноты и продотрядов.
Ключевым инструментом аграрной политики советской власти стали комбеды. 11 июня 1918 года ВЦИК принял «Декрет об организации и снабжении деревенской бедноты». Согласно декрету, местные советы учреждали волостные и сельские комитеты бедноты. Избирать и быть избранными в комитеты бедноты могли деревенские жители, «за исключением заведомых кулаков и богатеев». В задачи комбедов входило: учёт и распределение хлеба, предметов первой необходимости и сельскохозяйственных орудий, оказание содействия продовольственным органам в изъятии хлебных излишков у зажиточных крестьян, снабжение продовольствием городов и Красной армии[196]. Проведение этого декрета в жизнь было сопряжено со значительными трудностями, и первоочередной задачей советского руководства явилось утверждение его на местах. В Карелии декрет обсуждался на IV (чрезвычайном) Съезде советов Олонецкой губернии, который проходил в Петрозаводске с 25 июня по 4 июля. Олонецкие советы были представлены 189 депутатами, из которых 62 были большевиками, 47 – левыми эсерами, а 80 – беспартийными[197]. Несмотря на количественный перевес, большевики не сумели утвердить декрет советской власти, а принятая резолюция отвергала создание комбедов и продотрядов[198]. Левые эсеры мотивировали свою позицию тем, что организация продотрядов и введение продовольственной диктатуры вызовет гражданскую войну между городом и деревней[199].
Не прошло и двух дней с момента закрытия съезда, как события в Москве поставили левых эсеров в крайне невыгодное положение. 6 июля 1918 года в Москве и ряде других городов России произошёл левоэсеровский мятеж, направленный главным образом против Брестского мира. Мятеж был быстро подавлен, и судьба левых эсеров в местных органах власти была предрешена. В Петрозаводске в ночь с 10 на 11 июля красноармейцы разоружили левых эсеров, вынеся из их штаба по улице Екатерининской пулемёты, винтовки и патроны[200]. А 16 июля в Петрозаводск поступила телеграмма от Наркома внутренних дел Г. И. Петровского, гласившая: «Немедленно устранить всех левых эсеров со всех руководящих постов, отделов управления и комиссии по борьбе с контрреволюцией как губернских, так и уездных советов, заменив их коммунистами»[201].
Политическая оппозиция советской власти в Карелии оказалась разгромленной. Часть левых эсеров вступила в РКП(б), места остальных заняли коммунисты. Большевики получили руководящие посты как в центральных, так и в местных органах управления, что позволило им проводить в жизнь постановления советской власти. По данным М. И. Шумилова, на 1 апреля 1918 года из 2000 волостных советов большевики и сочувствующие им составляли 26 %, но уже в августе их представительство выросло до 61 %[202]. Такая же тенденция наблюдалась и на выборах в Городской совет Петрозаводска. В апреле большевики получили 27 мест из 63, а на перевыборах в совет в конце года – 123 из 145[203]. И это при том, что после Февральской революции большевиков насчитывались единицы[204].
Несмотря на устранение основного политического оппонента – левых эсеров – организация комбедов проходила с трудом. Сказывалось отсутствие финансирования и инструкций, о чем свидетельствовали жалобы и просьбы сельских жителей[205]. Зачастую комбеды оказывались неэффективными по той простой причине, что в их состав входили зажиточные крестьяне, тормозившие решения центральных властей по сбору и учёту хлеба. Такая ситуация сложилась в Ялгубе, жители которой неоднократно обращались к центральным властям с просьбой разобраться[206]. В конечном итоге ялгубский комбед как «состоящий из кулаков» был реорганизован решением сверху[207].
