Накануне этого дня была определена новая стратегия: распространить деятельность Союза не только на Беломорскую, а и на Олонецкую Карелию, создав новое общество, соответствующее этой задаче. Во избежание конфликтов и недоразумений с новой российской властью было решено направить депутацию к Временному правительству, обозначив тем самым свои намерения. В депутацию были первоначально избраны четверо из руководителей Союза: А. Митрофанов (Митро), Т. Ремшуев (Маннер), И. Естоев (Таннер), С. Дорофеев (Аланко), к которым потом присоединился известный активист Павел Афанасьев (Пааво Ахава). На следующий день на собрании Союз беломорских карел был преобразован в Карельское просветительское общество. Таким образом, карельские активисты дали понять, что воспринимают карельский регион как единый и цельный, поскольку, как пояснял присутствующим секретарь правления общества, известный писатель, переводчик и преподаватель Ииво Хяркёнен, здесь везде и в одинаковых условиях проживает «один народ, одна кровь и дух». Карельский национальный проект обновился, приобретя общенациональный масштаб.
Проект устава Общества был утверждён позже, 28 мая 1917 года[146]. Он немногим отличался от устава Союза беломорских карел, однако стоит отметить одну существенную особенность: члены Общества подразделялись на активных (готовых действовать) и пассивных, при этом две трети активных членов должны были составлять карелы, проживающие в Архангельской и Олонецкой губерниях[147]. Так выразилось стремление Общества сделать его деятельность массовой и приблизить к жителям Российской Карелии.
Депутация Общества более недели находилась в Петрограде в первой половине мая 1917 года. Временному правительству был доставлен пространный адрес «За Карелию Архангельской и Олонецкой губернии». Адрес начинался словами: «Мы явились сюда по делам живущих в России карел Архангельской и Олонецкой губерний. Мы, члены этой депутации, не живём среди названного народа, а в Финляндии, но мы все по рождению и родству оттуда и большая часть из нас русские подданные»[148]. Далее, сообщив о создании и целях Карельского просветительского общества, авторы адреса перешли к характеристике тяжёлых условий жизни Карелии, подчёркивая, что «бывшее, теперь низвергнутое правительство так же мало заботилось об этой области, как и о многих других частях Русского государства […] и не помогало им ни словом, ни делом»[149].
Рассказывая о совершенном упадке земледелия, скотоводства «и иных промыслов», о почти полном отсутствии путей сообщения, авторы адреса особенно подчёркивали отсутствие в крае просветительской и духовной работы, ибо карелы не понимают русских книг и церковных служб. При этом «поездки и прочие экономические сношения с Финляндией принесли в область финскую грамоту и просвещение», – так что, намекали деятели Общества, именно из Финляндии «проникает немного просвещения в Карелию»[150].
Карелы, сообщают авторы адреса, с нетерпением ожидают Учредительного собрания и разрешения своих проблем. «На этот раз мы ещё не представители всего народа, – признаются они, – но мы знаем, что наша деятельность, наши желания основаны на народной воле»[151]. Они ждут от Временного правительства помощи карелам и предлагают способствовать в выполнении предлагаемой программы. Первым пунктом программы выступали уже знакомые, сформулированные ещё в 1905 году языковые требования – «введение родного языка местного населения в церквах и школах», а также назначение чиновников, знающих язык народа. Для осуществления этого требования в карельских районах (предлагались сёла Ухта, Реболы, Паданы, Сямозеро и г. Олонец) должны быть учреждены духовная и учительская семинарии, а также два средних учебных заведения. Должна быть начата прокладка дорог в регионе, а кроме того, учреждены комиссии для подготовки местных экономических реформ, издания богослужебных книг и учебников, и пр.[152].
Адрес завершался географическими, демографическими и этническими сведениями о карелах, причём авторы явно пытались нивелировать как языковые, так и этнические отличия разных этнических групп карел, стремясь подчеркнуть единство народа. Кривя душой, авторы сообщали: «Язык повсюду тоже одинаков и отличается только тем, что на севере согласные выговариваются потвёрже и окончания совершеннее чем на юге. Кроме того, на юге много слов, заимствованных из русского языка…»[153] Отдельные прошения были переданы министру народного просвещения (с просьбой о создании школ и училищ) и обер-прокурору Святейшего Синода – с просьбой о создании отдельной Карельской епархии и переводе служб на карельский язык[154].
Как видим, на начальном этапе своей деятельности вновь созданное Общество действовало осторожно, и в целом держалось линии, выработанной в 1905–1906 годах. Речь шла об элементах национально-культурной автономии для карел, но ещё не было ни намёка на более глубокий национально-территориальный статус. Неопределённая ситуация в стране, непонимание будущего курса Временного правительства обусловили первые, робкие шаги карельских националистов. В Петрограде состоялись встречи с министрами просвещения и обер-прокурором Святейшего Синода (обещанное свидание с министром внутренних дел так и не произошло из-за занятости последнего), которые отнеслись к карельским посланцам доброжелательно. Министр народного просвещения А. А. Мануйлов сообщил, что правительство не будет препятствовать просветительской деятельности Общества. Оно может основывать в Карелии свои школы. Обер-прокурор Синода пообещал позаботиться о священниках, знающих карельский язык[155].
Получив эти ответы, Общество начало действовать самостоятельно, – на реальную поддержку Временного правительства рассчитывать не приходилось. Переписка членов Общества показывает, что действовали в нескольких направлениях[156]. Прежде всего, осуществлялась подготовка народного собрания представителей карельских волостей в селе Ухта, которое считалось неформальной столицей Беломорской Карелии (население Ухтинской волости составляло в 1908 году 3076 жителей, а в самом селе Ухта проживало 1260 человек)[157]. С этой целью велась агитация – были отпечатаны тысячи агитационных листков на южнокарельском (ливвиковском) диалекте, на русском и финском языках. Их рассылали по почте в самые разные карельские поселения. Кроме того, приступили к подготовке агитаторов-эмиссаров, которые должны были проводить беседы с народом в различных карельских деревнях, а заодно собирать сведения о настроениях в обществе. И наконец, отбирали учителей для открытия в Карелии передвижных школ. В письме Митрофанова Ииво Хяркёнену от 14 июля перечисляются предполагаемые агитаторы и учителя. Первых было отобрано шестеро (из двенадцати, пославших заявления). В списке учителей – десять карельских девушек. Школы начали работать с осени 1917 года[158].
Как показывает Елена Дубровская, активисты Общества открывали в крупных сёлах библиотеки и читальни. 13 мая вышел первый номер газеты «Karjalaisten sanomat» («Карельские новости»), в которой печатались заметки на финском языке в переводе на карельский. В Ухте, Вокнаволоке и Реболах стали создаваться местные комитеты «Карельского просветительского общества».
Дубровская справедливо отмечает, что их деятельность далеко не всегда встречалась в этих регионах с одобрением. Так, 21 мая 1917 года съезд крестьянских депутатов Повенецкого уезда, «выслушав сообщение об активизации работы просветительского общества, вынес постановление принять решительные меры по пресечению подобной деятельности»[159]. В дальнейшем мы покажем, что даже в Ребольской волости Повенецкого уезда, наиболее тесно связанной с Финляндией экономически и культурно, звучали, тем не менее, серьёзные возражения относительно внедрения финского языка, сближения с Финляндией, и тем более присоединения к ней.
