«Сижу один, застывший и молчу…» Сижу один, застывший и молчу, Не двигаясь, согнувшись, не мигая, — Смотрю на одинокую свечу, С которой стеарином убегает …слеза, А может – буква, слово… Что знаю я и не хочу услышать снова, Но говорить мне будут за глаза. Трещит фитиль, дрожа в полночном плене, Как метроном, отсчитывая такт. Ритмично и легко плывут по стенам тени, Фантазия разыгрывает акт. Падение слезы чуть слышно в сонной тиши, Без остановки, мерно, не спеша. Я двинуться боюсь: а вдруг меня услышит Остывшая, уснувшая душа?.. «Зачем кто-то ищет себе проблем, в тишине не зевает от скуки…» Зачем кто-то ищет себе проблем, в тишине не зевает от скуки, Пробивает стены собственным лбом, жизнь кладёт на алтарь науки?.. С каким-то упорством идут на костёр, негаданно и нежданно, Те, кого помним и чтим до сих пор: таких как Бруно Джордано… Худой и талантливый, как Паганель, но реально живой «на все сто», В красной шапочке шерстяной – сын Франции Жак-Ив Кусто, Годами на палубе, бороздя моря, а на обед одни мидии, Жил для людей, которые на земле, а мечтал о человеке-амфибии. А в горах Эвереста без отдыха-сна, слепнут от отражённого света, Это зачем, замерзая в трещинах, убегать от комфорта и лета?.. Лёгкие пенятся на высоте, не жилец без торпеды заветной, Альпинисты не умирают, а остаются в горах, где не живут обычные смертные. Что между разумом и мечтой разберёт только сам дивергент… А всё-таки здорово, что все они есть, преходящие к нам из легенд! «По суду с тобой мы делим судьбы…» По суду с тобой мы делим судьбы, И посуду мы поделим по суду — Наплевав на сплетни, пересуды И на прочую другую ерунду. Для чего, зачем? – я сам не знаю, Адвокат советует, подлец. Ощущение, что тихо умираю, Что всему теперь пришёл конец… Вроде жили и любили вдоволь, Вроде дети, общее жильё, Никогда не ссорились надолго, Не делили на твоё-моё. Но вот так: вдруг взяло и остыло, Как бывает – в прошлое ушло, Безразлично стало всё, постыло, Как вода меж пальцев утекло… Может, я виновен, может, время Беспощадно разделило, развело; Что ценил, вдруг стало фальшь и бремя, Искажённое сквозь дутое стекло. Ты уходишь – уходи без адвоката, Без позора: вспомни, что забыл?.. Ведь любил же ты её когда-то До беспамятства, навек… и счастлив был! «Вхожу в подъезд обшарпанный и тёмный…»
Вхожу в подъезд обшарпанный и тёмный, Где меж дверей железные щитки, Внизу, как клавиш синих, ряд почтовый, А лестницы бетонные жутки́. Остатки битых ламп на потолках, На подоконниках зимой нас плохо грели Забитые бычками батареи, Обугленные кнопки на звонках… С подругами, с игрою на гитарах, С портвейном «Три семёрки» из горлá, До криков и с ночёвками на нарах — Так юности романтика прошла. Вернулись после армии, женились, Завод, семья, пивная и друзья. Потом, взрослея, все угомонились, Осталась память грустная моя. Всему есть время Из озера рождается туман, За ним идёт вечерний зябкий холод. А я опять как будто бодр и молод. Но это лишь желания обман! Оставьте молодым, что юности подвластно, Не стоит зрелости риск почитать забавой, Нелеп в любви старик, он выглядит ужасно, Но как хорош юнец, когда берёт по праву! Как ни лукавь, природу не обманешь, Всему есть время, есть и свой предел: Что раньше мог легко – сегодня еле тянешь, Сегодня ты – чуть-чуть, а раньше – как хотел. Рожайте сыновей и дочерей тогда, Когда сумеете достойным быть примером, Не ментором и не пенсионером, Способным лишь ссылаться на года! О чём же я?.. Ах да, всему есть время: Кому свобода выбора, кому итогов бремя. И всё же хочется раcкинуть два крыла — Ведь там, где вроде юность не сумела, А вдруг… взяла бы старость и смогла?.. Уильяму Шекспиру Шекспир, тоскующий у тихого пруда, Где тёмная безмолвная вода, Сама бездушная, украв чужую душу, Подстёгивает боль и сердце жжёт и душит. Трагедия и жизненная драма, Не на подмостках, не сонет, не эпиграмма, Весь смысл бытия диктует нам природа, И он один – он в продолженье рода. И не сложилось больше у семьи Гармонии, ни счастья, ни удачи, Не сохранилось даже той скамьи — Свидетельницы муки, боли, плача. Рожденье – в простоте, уход всегда не ясен, Величие, нетленность сочинений, Где парадокс поступков и суждений, Блистательный пролог! Но эпилог ужасен. Шекспир… в веках его творенья, Но надо всем всегда довлеет рок, А одиночество – цена природы гения. Закономерен и жесток судьбы итог. |
