— Может быть, — улыбнулся Урвич. У него никогда не было особенной страсти к деньгам, и он удивлялся даже, слушая, с какою жадностью говорил француз. Ему эта жадность была неприятна.

— Только «может быть»! — воскликнул Дьедонне. — Значит, вы не уверены в себе?

— В каком смысле?

— То есть что не соблазнитесь золотом.

— Послушайте, — сказал серьёзно Урвич, — золото это не моё, а ваше, или, во всяком случае, вы, по-видимому, можете им распоряжаться. Значит, если вы мне запрещаете его брать, а я возьму его, выйдет… что я украду… На это я не чувствую себя способным.

— Ну, вот это дело, что вы говорите, — подхватил Дьедонне, — это дело. Я вам положительно запрещаю трогать золото.

— Ну и довольно об этом говорить, — заключил Урвич. — Что же дальше, что я найду в отдалённом углу подземелья?

— В этом углу, — опять зашептал француз, — стоит бронзовый сундук без замка и петель, так что он имеет вид, будто и открываться не может. Нажмите, однако, угловой гвоздь с правого угла, и крышка легко поднимется… В сундуке вы увидите…

В это время на палубе раздался громкий крик, и Дьедонне с Урвичем вскочили и выбежали туда, чтоб узнать, в чём дело.

Кричал старый Джон, держась за щёку. Когда он увидел хозяина шхуны, крик его перешёл в слезливый и жалобный стон.

— Что случилось? — стал спрашивать Дьедонне. — Вас ударили? Кто ударил вас?

— Я его ударил! — коротко проговорил шкипер Нокс, подходя.

— За что же?

— За дело!

— Какое же дело! — завопил старый кок. — Я шёл к господам, чтобы предложить им, не захотят ли они, чтоб я им приготовил ужин, а вдруг шкипер…

— Не ври, — оборвал его Нокс, — ты подслушивал, что говорилось в каюте.

Старый Джон начал клясться и божиться, что у него и в помышлении не было проделать такую вещь.

— Я знаю, что делаю! — проворчал Нокс.

— Во всяком случае вы могли, — заметил ему Дьедонне, — просто отогнать его, но зачем же драться.

Нокс вспыхнул.

— Уж позвольте мне управляться самому на шхуне, если вы отдали её в моё командование, — резко ответил он. — Если вам не нравится, я и уйду.

— Нет, этот человек слишком груб, — сказал Урвич по-французски, обращаясь к Дьедонне.

— У них в море свои обычаи, — отозвался тот также на французском языке. — Всё равно уж, теперь поздно искать другого шкипера, да и лучшего не найдём. Они все одинаковы насчёт кулачной расправы. А старику поделом досталось, если он желал подслушать.

— Но он всё равно ничего не понял бы, — проговорил Урвич, — мы говорили на языке, не понятном для него. Трудно допустить, чтобы старый англичанин свободно понимал по-французски.

Они вернулись опять в каюту.

— Итак, — начал снова Дьедонне, — вы, не тронув золота, откроете сундук и увидите там драгоценные каменья. Сундук полон бриллиантами, изумрудами, сапфирами и жемчугами, но вы полюбуйтесь только блеском их, но и их не берите.

— Что же мне взять, наконец? — спросил Урвич.

— Поверх драгоценных камней в сундуке лежит мешочек. Он не велик, но достаточно тяжёл. Имейте это в виду. Вот этот мешок вы возьмите.

— И что же в этом мешке?

— Отборные камни. Ценность этого мешка равняется ценности всего, что есть кроме него в подземелье… Тут каждый бриллиант, каждый сапфир, изумруд и рубин стоит сотни тысяч, миллионы даже. Вы знаете, что в короне русского императора есть огромный бриллиант — глаз Великого Могола?

— Знаю, — сказал Урвич.

— Ну, так вот, другой глаз хранится в этом мешке, и он не самый ещё большой там камень… Есть больше его и ценнее. Теперь вы можете себе представить, какое состояние, какое богатство заключено в этом мешке! Так вот, вы возьмите только его, пренебрегите остальным и привезите его… Взяв мешок, вы опять по подземной галерее и по лестнице выйдете на середину искусственного озера, пройдёте через него вброд и спуститесь по тропинке со скалы; тут, спускаясь, старайтесь смотреть себе под ноги и не глядите по сторонам, чтобы не закружилась голова на стремнине. Спустившись, вы в лодке вернитесь на шхуну, удостоверьтесь, все ли спят из команды, проберитесь к себе в каюту и лягте спать… Наутро, когда все выспятся, отправьтесь на берег, сделайте вид, хотя бы что вы снимаете местность острова; словом, выдумайте какой-нибудь предлог для вашего посещения неизвестного острова и, оставаясь там не более двух суток, сейчас же возвращайтесь назад.

— Такая поспешность необходима?

— Необходима.

— Зачем же?

— Хотя бы для сохранения припасов. На обратном пути вы можете заштилевать и неизвестно, сколько времени вам нужно сохранить припасы и пресную воду, поэтому долго оставаться на острове нельзя.

Хотя такое объяснение было вполне правдоподобно, но Урвичу показалось, что у Дьедонне есть и ещё какая-то тайная причина, по которой он не желает, чтоб они долго оставались на острове.

— Но отчего же я должен так скрываться от экипажа и действовать крадучись от него? — спросил он, желая этим косвенным вопросом выпытать что-нибудь у француза.

Тот сейчас же ответил:

— Очень просто. Если экипаж узнает, что у вас в каюте драгоценные камни, стоимость которых составляете миллионы, у этих людей может явиться мысль воспользоваться ими, и тогда расправа с вами и с капитаном может быть коротка.

— Ну, — заметил Урвич, — если кого и бояться, то именно этого грубого шкипера.

— Не судите по наружности. Вообще в таком деле, как наше, чем меньше знает народу о нём, тем лучше. Уже и без того о нём знает двое нас, хотя достаточно было бы одного… В каюте у себя вы спрячете мешок в потайной ящик, механизм которого вы знаете, и, обманув команду ложным предлогом вашего посещения острова, вернётесь сюда в Сингапур. Вот что должны вы сделать. Вы человек молодой, не трусливый. Не думаю, чтоб из трусости вы пошли бы теперь назад и изменили данному мне слову, после того, как узнали всё.

— Нет, — возразил Урвич, — о трусости говорить не надо. В том, что мне, по вашим словам, надо сделать, ничего страшного нет. Меня смущает только одно…

— Что же именно?

— Имеете ли вы право распоряжаться в этом подземелье и посылать меня туда, чтоб я взял мешок с каменьями?

— Ведь этот вопрос мы обсуждали уже, и вы убедились.

— Убедился, но не совсем.

— Вы, может быть, думаете, что я не отправляюсь сам за этим сокровищем, потому что путь к нему не так безопасен, как я говорю, и что я сам боюсь этих опасностей, а потому поручаю вам и подвергаю вас риску… Могу вас уверить, даю вам честное слово, что всё будет так, как я рассказал вам, и никакой опасности не предстоит…

— Дайте мне слово, — перебил Урвич, — или нет, лучше поклянитесь.

— В чём?

— В том, что, взяв мешок с драгоценностями, я не сделаюсь… вором, не возьму их у кого-нибудь потихоньку — словом, никого не заставлю сожалеть о них.

Дьедонне задумался и ответил не сразу.

— Вы ставите это непременным условием? — спросил он.

— Непременным.

— Хорошо. Я дам вам эту клятву.

После этого всякие сомнения Урвича исчезли, и он согласился отправиться в путь.

На рассвете подул ветер.

Шхуна «Весталка» под командой шкипера Нокса подняла паруса и, снявшись с якоря, плавно пошла через большой сингапурский рейд на юго-запад.

Урвич стоял на корме и долго махал платком оставшемуся на берегу Дьедонне, который, в свою очередь, кланялся ему.

Маршрут был дан французом Ноксу вплоть до Сиднея, где они должны были запастись новой провизией, водой, и, выйдя оттуда, шкипер должен был получить приказание от Урвича, куда следовать дальше.

Сам Урвич не знал места географического положения Острова Трёх Могил и должен был узнать его, только выйдя из Сиднея в открытое море.

Ему был дан Дьедонне запечатанный конверт, в котором лежала записка с обозначением широты и долготы острова.

Конверт этот Урвич должен был распечатать в море после Сиднея.

Ветер всё время дул попутный. «Весталка», как чайка, скользила по воде и оправдывала похвалы, который расточал ей француз, развивая до двенадцати узлов ходу.