— Она будет орать. Не хочу.

— Не будет.

Я не могла пошевелиться, настолько легко они вдвоём меня обездвижили, прижав к земле ноги и руки — над головой. Разглядывали, как какую-то вещь, своими звериными пустыми глазами. Моё тело сковывал липкий холодный ужас.

Вандер придёт… Обязательно придёт.

И что он сделает? Их двое, а он один. Он нежить, но и они звери. Сильные. Странные. Не наши. Вандер, при всей его странности, не вызывал отторжения. А эти…

— Я буду кричать, — предупредила я. — Меня ищут. Не Вандер. Люди с хутора. Их много. У них собаки.

— Понимает, — полуобернулся к брату тот мужчина, что был ближе ко мне. — Чэвэнь. Наша женщина.

— Я не…

— Заткнись, — равнодушно бросил он. Снова оскалился — и я увидела, какими нечеловечески острыми были его зубы. Зверечеловек вдавил клык в полную чувственную нижнюю губу — и капля крови, кажущаяся чёрной, упала на моё лицо.

Я стиснула зубы, замычала — и дёрнулась, пытаясь отвернуться, но волкулак сдавил мои щёки, заставляя открыть рот — и следующая капля упала мне прямо в рот.

— Глотай.

Второй зарычал — в человеческом исполнении это было нелепо и почему-то ещё страшнее.

Волчья кровь на вкус была… такой же, как и человеческая. Теплая, ржавая. Я уставилась в небо, пытаясь дышать и удержать позыв к тошноте.

А потом поняла, что что-то во мне изменилось.

Неумолимо.

То есть я по-прежнему осознавала, кто я и где нахожусь. Что рядом два агрессивных пугающих чужака, что мне грозит опасность и нужно постараться сбежать. Но в то же время…

Тело отяжелело, по коже будто пробежали электрические разряды. Они отпустили мои руки и ноги, но я уже не могла двигаться так легко, как раньше, будто воздух превратился в густой кисель.

Тот, что был у моих ног — Сальд — раздвинул мне ноги, забрасывая подол платья на живот. Медленно-медленно обнюхал — от стоп до промежности, не упуская ни миллиметра кожи. Разорвал бельё, коснулся носом лобка, потёрся.

Мне должно было быть стыдно или страшно — но в тот момент не было. Я смотрела на небо так пристально, словно только там и были ответы на все вопросы, но одновременно чувствуя жаркое слепое желание, охватывающее тело, поднимающееся от щиколоток и запястий, сходящееся тугим узлом в центре солнечного сплетения. Слегка согнула ноги в коленях — сама, просто чтобы облегчить почти мучительную потребность в том, чтобы они меня взяли, прямо сейчас, прямо здесь, на земле, вот так.

Сальд ещё раз вдохнул мой запах, а потом лизнул, и его язык показался мне неестественно широким, влажным. Я взвыла почти по-волчьи, чувствуя, как жадно он вылизывает мокрые от проступившего сока складки укромных губ, втягивая чувствительный набухший бугорок, а пальцы сжимаются на моих бёдрах, не позволяя ускользнуть. Второй, которого я про себя назвала «старшим», удерживал мои руки.

Ещё несколько движений вверх-вниз — и я сжалась от безудержной животной судороги. Не удовольствия даже — какого-то инстинкта, властно ведущего за собой.

Старший вдруг резко перевернул меня животом к земле, младший подтянул ноги — я встала на четвереньки, упираясь в землю коленями и локтями. Мелькнула мысль — а не превратили ли они меня в волчицу, в животное, кого-то себе подобного?

Член одного из братьев, широкий и жесткий ткнулся между ягодиц, нашел вход без особых усилий — я снова взвыла, но ладонь старшего зажала мне рот.

Это было… да, по-животному. Ритмичные, почти болезненные шлепки тугих яиц, жесткие волосы, методичные, всё ускоряющиеся удары, а руки старшего держали меня за плечи, как строптивую племенную псицу во время случки.

И по-прежнему не было никакой возможности сопротивляться.

Младший ухватил меня за волосы, потянул на себя, заставляя прогнуться в пояснице — и выплеснулся внутрь, вдавливаясь, поскуливая и хрипя, но я не могла разобрать ни слова. Я уткнулась подбородком в землю, не в силах стоять даже так. Снова почувствовала куда-то тянущие, приподнимающие меня руки. Пальцы скользнули по влажным скользким складочкам — а потом уткнулись в тугое колечко ниже, проталкиваясь, раздвигая мучительно сопротивляющуюся кожу. Моё тело ещё пыталось сопротивляться. Я — нет.

Пальцы растягивали меня — один, два, затем три. Если бы не окутавший голову дурман наведённого влечения, наверное, я бы лишилась рассудка или сознания. Наверное, это было бы очень больно. Но в тот момент я почти не чувствовала боли, скорее — томительно хотелось ощущать их внутри, снова и снова, просто потому, что это сейчас казалось единственно правильным.

Не моя мысль. Не мои чувства. Морок.

Пальцы сменил член. Я слышала своё тяжелое дыхание словно со стороны, вдохи и выдохи. Волкулаки обладали нечеловеческой силой: удерживая моё тело почти без усилий, старший медленно насаживал меня на член младшего, до самого конца. Без особого труда разорвал на мне моё платье, открывая доступ к груди. А затем, стоило мне только чуть-чуть попытаться выдохнуть, завозился сам между моих раздвинутых ног. Я не понимала, зачем, не понимала, что такое возможно — но вскоре почувствовала второй член, раздвигающий чуть менее узкие стенки второго, более естественного входа.

Я закрыла глаза, подчиняясь ритму двоих пронзающих меня тел. Руки старшего сжимали грудь, грубо, подергивая, скручивая ноющие соски, но даже эти болезненные прикосновения отдавались щекочущей волной туда, вниз. Тела братьев словно перетекали одно в другое.

Толчок. Толчок. Толчок.

Я выгибалась на них, точно гибкая плеть.

Толчок. Толчок. Синхронно.

Они почти соприкасались сквозь тонкую преграду моей кожи, и кончили тоже одновременно, так, что я действительно в тот момент почувствовала себя не человеком. Животным. Замерла, прислушиваясь к отступающим импульсам чужих оргазмов. Упала на землю, прижимаясь к ней щекой, ухом — они, волкулаки, тоже лежали на земле, как и я сама.

Сознание постепенно возвращалось ко мне. Ныло всё, что ниже шеи. Разбитое использованное грязное тело. Чужая сперма стекала по внутренней стороне бёдер.

Мерзость.

Вытянула обе руки, не отрывая их от земли — и нащупала разбитый фонарь. Острый край стеклянного осколка впился в палец.

Приподнялась, оглядываясь. Луна светила. Один из братьев спал рядом, похрапывая совсем по-человечески, полуоткрыв рот.

А вот во мне что-то оставалось от того животного состояния. Я ещё выше приподнялась, бесшумно, резко. Выбрала осколок — длинный и острый, как нож.

И с неожиданной для себя меткостью и силой вонзила его волкулаку в горло, прямо в полуоткрытый рот, пришпиливая к земле насквозь. Ещё один осколок — в артерию.

Второй подскочил мгновенно, перекидываясь в чёрную лохматую тень прямо в прыжке. Прыгнул на меня. Но не долетел.

Что-то — или кто-то — ударил его в бок, сбивая с намеченной траектории. Возня. Рык. Стон. Хруст.

И опять тишина.

Я сидела над телом мёртвого волкулака, обрызганная его кровью, не шевелясь, почти не дыша, пока к моему лицу не приблизилось другое человеческое лицо.

Луна скрылась, но это уже было неважно. Я обмякла в руках Вандера, позволяя взять себя на руки — и отчаянно желая не проснуться уже никогда.

Если можно, прошу тебя, Всесоздатель.

— Если ты боишься проходить мимо того места, где ты жила…

— Нет. Я не боюсь. Дело не в этом. Я не хочу уходить одна. И давай пока не будем об этом.

Я не боюсь и это чистая правда. Я вообще теперь мало чего боюсь, как оказалось. Не пугаюсь нежити и нечисти. Могу пойти одна против всех: семьи, традиций и устоев. Не боюсь потерять, а точнее, отпустить себя.

Отпуская себя-прошлую, обретаешь себя-иную. Новую. Может быть, настоящую.

Я сижу на крыльце дома Вандера и вдыхаю запах ночной прохлады и только что прошедшего дождя. Осень началась с долгожданных ночных дождей. Пока что слабых, грибных. К утру земля уже успевает чуть-чуть подсохнуть.