Они обрушивали на противников огненный дождь, выжигали их кислотой, разворачивали землю, обрушивая в бездну сделанных на скорую руку железных гигантов, которые, увы, были слишком тупы, чтобы суметь предвидеть и избежать столь очевидную ловушку. Ревущие ледяные бури превращали плоть в кусок льда, а огромные волны, пронесшись по суше, не оставляли за собой ничего, кроме разрушений.
Вряд ли бы хоть кто-то смог вспомнить, кто начал эту войну, но вполне могло статься, что победителей в ней не будет… Плевать. Кенджи уже давным-давно смирился с неизбежным поражением, и единственное, что его волновало — забрать с собой как можно больше этих уродливых созданий, чья цивилизация, невзирая на разум, повадками своими и образом жизни походила скорее на зверей.
Кенджи при всем бы желании не смог сказать, сколько длилась эта бойня, охватившая весь материк. Когда они ступили на эту землю? Месяц тому назад? Год? Два? Три? Время здесь тянулось бесконечно медленно и он бы не удивился, узнав, что прошли десятки, если не сотни веков.
Размышляя об этом, он ступал по длинному коридору, уходя все глубже под землю. Кенджи столько раз проделывал этот путь, что ноги несли его сами; на очередной развилке он не раздумывая выбирал верный путь, а оказавшись перед нужными дверьми машинально приложил ладонь к гладкой пластине на стене.
Большой вытянутый зал встретил его холодной тишиной. Лишь только мерно гудел под потолком тусклый светильник, освещая останки железных гигантов, которых, быть может, еще удастся вернуть в строй, однако Кенджи… Уже подойдя к крепкому столу, он замер — почему он вообще называет себя этим странным именем? Его же зовут…
В этот самый момент он вдруг ощутил чье-то присутствие. Он резко обернулся — но, разумеется, в зале кроме него не было ни души. Тем не менее он взял стоявший у ближайшей колонны скипетр и заученным движением привел его в боевую готовность. Не доведенное до ума оружие, конечно же, могло сыграть с хозяином злую шутку, разнеся все вокруг в пыль — но лучше так, чем встречать противника с голыми руками.
— Кто ты? — послышался чей-то незнакомый голос.
— Могу задать тебе тот же самый вопрос, — процедил Кенджи, силясь понять, где находится чужак; казалось, голос, тихий, будто шелест, разносится со всех сторон, отдаваясь эхом от стен и потолка.
— Кто ты? Как тебе зовут? — продолжил допытываться незнакомец. Кенджи невольно покачнулся, опершись на скипетр, точно на клюку. Странное и весьма неприятное ощущение. Словно бы некто залез прямо ему в голову, рассматривая, слушая, наблюдая. Как червь прогрызающий себе дорогу; и с каждым мгновение ощущение это только усиливалось, вскоре став воистину невыносимым.
— Покажись! — рыкнул Кенджи. Его череп словно стискивали щипцами, в ушах зазвенело, а ослабевшие пальцы едва-едва удерживали оружие. Он знал, что эти твари могли общаться с помощью мыслей, не прибегая к звукам или жестам. Но пробиться в спрятанное глубоко под землей убежище, каждое помещение в котором было отделано особым материалом, пока что не удалось ни одной. Неужто они нашли способ каким-либо образом обойти защиту?.. Немыслимо…
— Назови мне свое имя! — голос перерос в крик, что отбросил Кенджи на пол, словно удар. Перепонки его, казалось, вот-вот лопнут и он не мог думать ни о чем другом, кроме этой боли, вспышками пронзающей каждую частичку его тела.
— Имя!
Кенджи взвыл и, ощутив под рукой ребристую рукоять, ухватил посох и направил его в потолок. Он был готов обрушить его себе на голову или же и вовсе приставить скипетр к виску и отправиться к праотцам. Все что угодно, только бы прекратить эту пытку.
Перед глазами вдруг одна за другой начали мелькать картины из прошлого.
Гигантские плиты, горящие сотнями огней, первый шаг на незнакомую землю, проклятье, как же больно, огромная крылатая тень, накрывшая их лагерь спустя несколько дней, всевышние, помогите, струя огня, заживо зажарившего одного из них, на скорую руку выстроенные бастионы, осыпающиеся пеплом под градом заклинаний, вопль боли, сотрясший воздух, когда одну из тварей пронзили снаряды десятка орудий, их ряды тают, оставшиеся уходят все глубже и глубже на север, где возводят последний бастион защиты…
Кенджи глубоко вдохнул и задался в приступе кашля, когда в ноздри и рот ему вместо воздуха вдруг хлынула вода, пронзая легкие сотнями ледяных иголок. Отплевавшись, он вытер губы тыльной стороной ладони и, оглядевшись, сразу и не понял, где он находится. Казалось, еще мгновение назад он стоит посреди огромной залы, сжимая в руках странное оружие. Чей-то знакомый голос, всепоглощающая боль и жалкие обрывки воспоминаний, сменяющих друг друга так быстро, что он забывал их еще до того, как успевал осознать, что именно он увидел.
И еще он хорошо запомнил ярость, клокочущую у него внутри, которая готова была вырваться наружу в любой миг и обрушиться на каждого, кому не посчастливится оказаться у него на пути. Чьи-то сильные руки осторожно подняли его на ноги, усадили в кресло и вручили бокал, который Кенджи осушил практически залпом. И лишь после третьего, когда по нутру его разлилось приятное тепло, а в голове слегка зашумело, он вспомнил, кто он и зачем сюда пришел.
— Я сразу сказал: твоя идея — дрянь, — заявил Рю. — Хорошо еще, что он очухался, а не копыта откинул. Ты представляешь, чего бы нам стоило избавиться от тела?
Сложно было сказать, шутит он или говорит всерьез. Однако у Кенджи действительно было такое ощущение, что он чуть не отправился к праотцам.
— Тем не менее, отчасти она сработала, — возразил Червь, пускай и порядком смущенный; усевшись напротив, он кинул на Кенджи внимательный взгляд: — Кто бы это ни был, мы смогли поговорить с ним. Пускай и совсем немного. Как ты себя чувствуешь?
— Отвратительно, — признался Кенджи и сделал большой глоток. Наверное, напиваться сейчас — не лучшая идея, однако вино хоть немного привело его в чувство. — Что вообще произошло? Я потерял сознание?
— Не совсем, — встрял в разговор Макото. — Поначалу ты просто пялился на те часы, словно на чудо чудное. Видел бы ты себя со стороны — глаза лупишь, что лягушка, рот раскрыт, разве что слюну не пускаешь. А потом ты вдруг на пол повалился. Хорошо, что здоровяк тебя подхватить успел, иначе ты бы непременно башку разбил. После…
— Началось как раз самое интересное, — перебил его Червь. И надо сказать, он точно нарочно выбрал наиболее неподходящее слово для того, что произошло с Кенджи. — Ты — хотя скорее всего это был тот, чей голос ты иногда слышишь — бормотал о каком-то потерянном доме, летающих чудовищах, сеющих смерть с небес и осыпал проклятиями неких старейшин. Уж не знаю чем они тебе так насолили, но в выражениях ты не скупился. Я попытался было выйти на связь с этим существом, однако оно перешло на язык, которого, увы, я не понимаю.
— Жуткое зрелище, — сказал Макото. — В тебя словно разом тысяча бесов вселилась. Ты что, вообще ничего не помнишь?
— Я… — перед Кенджи вновь промелькнули все те картины и его опять замутило. — Нет. То есть да, но… Давай лучше вернемся к той монете. Тебе удалось что-нибудь разузнать?
Казалось, Червь остался слегка разочарован, однако спорить не стал. Вместо этого он сходил за шкатулкой, поставил ее на стол и аккуратно приподнял крышку.
— Надо сказать, задача выдалась не из легких и разгадал я ее практически случайно. Весьма и весьма древняя ворожба, повторить которую сегодня не смогли бы, наверное, и лучшие колдуны Дома Паука. По сути это просто чары для слежки — но нанесенные на золото столь умело, что обнаружить их, не зная об этом, почти невозможно. Когда-то наиболее могущественные Дома использовали их для защиты сокровищ. С помощью этого колдовства можно легко отыскать воришку и предать его заслуженной каре.
— То есть ты хочешь сказать, — задумчиво произнес Кенджи, глядя на монету, покоящуюся на бархате, — что тот, кто передал золотой, с его помощью надеялся выследить меня?
— Скорее всего, — ответил Червь. — Во всяком случае, каких-либо других версий у меня нет.
