Утром она вскочила в семь, потому что боялась опоздать. Куда – она сообразила не сразу. Потом сообразила – в парикмахерскую, куда была записана на десять. Слава Богу, время есть, салон рядом. Ни есть, ни пить не хотелось.

В парикмахерской сделали довольно нелепую, на её взгляд, причёску: лицо обрамляли то ли колбаски, то ли штопоры из волос. Она было попробовала возражать, но ей сказали, что именно такова должна быть свадебная причёска, и она не решилась спорить с профессионалами: вдруг и впрямь так надо? Но что было придумано неплохо – это мелкие голубые цветочки, вплетённые в волосы. Они удачно перекликались с незабудками на ридикюле, и это примирило Прасковью с колбасками. Макияж она делать не стала: покрасит губы и ладно, а то, не дай Бог, нарисуют какие-нибудь колбаски. Или штопоры.

Богдан успел. Он выскочил из такси, за десять минут до назначенного времени, на ходу натягивая светло-серый пиджак, оказавшийся тоже льняным, что Прасковье показалось добрым знаком. Красивый и загорелый, словно вернулся с пляжа, а не из командировки. Только совсем вблизи было заметно, что он устал: вокруг глаз появились морщинки. Прасковья бросилась к нему и, не обращая ни на кого внимания, прижалась к груди.

– Ты приехал, ты здесь!

Чего тут было больше: любви или облегчения – трудно сказать.

– Любимая моя, солнышко моё, прости, что тебя встревожил. Поверь, по-другому не получалось. Но зато я так много успел, что мы можем спокойно провести наши каникулы. Теперь всё, мы вместе. Познакомь меня со своей подругой.

Рина меж тем стояла поодаль, скептически улыбаясь. Она была стройна и стильна – сорок второй размер, зелёное маленькое платье с оголённой треугольником спиной, чёрные лакированные туфли на высочайшей шпильке, совершенно незаметные колготки, изящный лакированный мини-рюкзачок и надо всем этим – элегантное свежеуложенное каре, выкрашенное в три цвета с преобладанием рыжего. Прасковья привычно почувствовала себя жирной и провинциальной со всеми своими незабудками и колбасками.

Прасковья, держа за руку Богдана, словно боясь потерять, подошла к ней.

– Познакомься, Рина: это Богдан, мой муж (она почему-то сказала «муж», хотя формально он мужем ещё не был), а это Рина – моя однокурсница и одногруппница. Рина протянула руку с лёгким изгибом, намекая на поцелуй. Однако Богдан изгиб проигнорировал и гендерно нейтрально пожал руку, почтительно наклонив при этом голову. Прасковья поняла: Рина не понравилась. И ей Богдан, похоже, не понравился.

Тут выяснилось ужасное: они забыли купить пресловутый букет невесты. Родион рванул на улицу и буквально через пять минут вернулся с двумя плотно увязанными проволокой букетами незабудок. С них капала вода: наверное, торговка держала букеты в ведре с водой.

– Быстро носовой платок! – обратился он к жениху. Богдан, не рассуждая, протянул ему пачку бумажных одноразовых платочков. Родион вскрыл зубами упаковку, промокнул цветы и нецеремонно сунул оба букета Прасковье.

– Тётка сказала, что незабудки какие-то особые, – пояснил он. – Растут обочь студёных ключей, что струятся в реку. Как тебе, Богдан, мой древнерусский? – обратился он к жениху, вышучивая, как догадалась Прасковья, склонность Богдана к словарю Даля и подобным источникам. Богдан не отреагировал.

– На моей родине такие незабудки тоже есть, правда. И растут они по краям ручейков, что питают реку, – почему-то обрадовалась Прасковья. – Везде незабудки уже закончились, а там цветут всё лето.

– Дай сюда! – Рина категорически отобрала незабудки у Прасковьи.

На подоконнике раскрутила проволоку, соединила букеты в один и аккуратно разместила по краям ландышевые листья, которыми были окружены букеты, ловко обернула объединённый букет проволокой и возвратила Прасковье.

– Держи! Бедная Лиза нервно курит в сторонке. Да не внизу держи, а у талии, – проговорила она с едва заметной брезгливостью. – Тебя ж фоткать будут.

Незабудки на фотографии вышли отлично, даже отдельные цветочки различить можно. А уж как подошли к её наряду! Так что не было б счастья, да несчастье помогло. В этом Прасковье тоже почудился добрый знак.

Тут их вызвали.

– Является ли ваше намерение вступить в брак свободным, осознанным и взаимным? Отвечайте сначала Вы, Прасковья Павловна.

– Да, – почему-то хрипло ответила Прасковья.

– Отвечайте Вы, Богдан Борисович.

– Да.

Расписывались они, потом свидетели. Невесть откуда взявшийся фотограф фотографировал; наверное, он служил при Дворце бракосочетания, а может, его заказал Родион. Рина на своих каблуках напоминала цаплю, которая поселилась пару лет назад у них под горой в болотистой заводи.

– В знак любви и верности обменяйтесь кольцами.

Служительница принесла кольца на подносе. Прасковья удивилась: кто и когда позаботился о кольцах? Богдан надел ей на палец кольцо, в котором по всей окружности были вделаны маленькие бриллиантики. Откуда он знал её размер? А ему она надела традиционное обручальное.

Она посмотрела на Родиона и Рину. Родион глядел серьёзно и доброжелательно. Рина – с привычной иронией.

Так же она глядела и в стейк-хаусе, куда они отправились обедать. Прасковье, впрочем, было всё равно, куда идти. Есть не хотелось, хотя она не ела с утра. Утром она только выпила в общаге чаю из пакетика. Они крепко держались за руки, словно первоклассники на экскурсии. С того дня у них образовалась привычка ходить, держась за руки.

Сели на диван у стола, всё так же не расцепляя рук. Всё окружающее было далеко и неважно, она со сладким испугом думала о том, что случится с ними, когда они наконец окажутся дома. Испуга было больше, чем сладости. Богдан, казалось, думал о том же, а может, и не о том, а о чём-то постороннем и тревожном. А может, он просто устал.

Родион понял, что друг его отключён от реальности, и взял роль хозяина застолья на себя.

Долго не могли найти вазу для незабудок: в ресторане, как она поняла, были только высокие вазы под длинные цветы. Наконец официант принёс какой-то странный сосуд, возможно, соусницу и разместил в ней незабудки. Получилось неожиданно красиво. Разлили шампанское.

– Ого! Ruinart. Душки-военные заказали приличное шампанское, – похвалила Рина, скорей всего, для демонстрации собственных познаний в бомонде и хайлайфе. Прасковья не различала сортов шампанского, потому оценить не могла.

– А почему не «Вдова Клико»? – спросила Рина с той же целью.

– «Вдова» слишком популярна, высока вероятность нарваться на польскую подделку, – пояснил Родион.

– А Вы, Богдан, какие напитки предпочитаете? – не унималась Рина. – У неё почему-то была выраженная потребность прикапываться к Богдану. Что-то в нём было такое, что вызывало в ней не проходящее и даже возрастающее раздражение.

– При потребности надраться – безусловно водку. При отсутствии потребности – хороший цейлонский чай, – без выражения ответил Богдан.

Рина улыбнулась, как человек получивший подтверждение своих предположений.

– И часто у вас появляется такая потребность? – спросила кокетливо.

– Не часто, – ответил Богдан по-прежнему без выражения.

Прасковье вдруг стало ясно, что ему противно всё происходящее и он жалеет, что женился на ней. Да, определённо жалеет, это видно. «Господи! Зачем всё это?»

– Тогда сузим вопрос, – продолжала меж тем приставать Рина. – Какое шампанское Вы, Богдан, предпочитаете? Именно шампанское. Поскольку я работаю в журнале «Ways of Living – русская версия», мне это чисто социологически интересно. Даже я бы сказала – антропологически.

– Антропологически – Bollinger, – ответил Богдан, произнеся название напитка на французский лад и с отменным прононсом.