— Я ему никогда не скажу, до самой смерти; никакими клещами из меня не вытянуть этого; так вы уж простите меня, Мегги, и я сделаю все на свете, чтобы доказать вам, как я во всех отношениях сожалею о случившемся, — прибавил он, очевидно краснея за самого себя.

— Я постараюсь; но вы поступили совсем не по-джентльмэнски. Я и не воображала, чтобы вы могли быть таким хитрым и лукавым, Лори, — возразила Мегги, стараясь скрыть свое смущение под видом серьёзного упрека.

— Это было вполне отвратительно, и я заслуживаю, чтобы вы со мной не говорили по крайней мере с месяц; но ведь вы не сделаете этого, не правда ли? — и Лори сжал руки с таким умоляющим жестом и заморгал с таким глубоким раскаянием, он выпрашивал прощения таким непреодолимо убедительным тоном, что невозможно было устоять против него, несмотря на все его скандальное поведение. Мегги простила, и даже строгое лицо миссис Марч смягчилось, несмотря на ее усилия сохранить холодный вид, когда он объявил, что намерен искупать свои грехи всякими способами и пресмыкаться, как червь, перед оскорбленной им девушкой. Между тем Джо стояла поодаль, стараясь ожесточить свое сердце против друга, причем успела только придать своему лицу выражение полнейшего неодобрения. Лори взглянул на нее раза два, но, видя, что она и не думает умилостивляться, обиделся и, повернувшись к ней спиной, простоял так, покуда остальные говорили с ним, а затем отвесил ей медленный поклон и вышел, не говоря ни слова. Как только он ушел, она принялась сожалеть, что не обошлась с ним мягче; а когда Мегги и мать ушли наверх, она почувствовала себя совсем одинокой и затосковала о Тэдди. После некоторой борьбы она уступила своему стремлению и, вооружившись книгой, которую следовало возвратить, отправилась в большой дом.

— Дома мистер Лоренц? — спросила Джо у горничной, сходившей с лестницы.

— Да, мисс, только я не думаю, чтобы можно было его видеть теперь.

— Отчего так, разве он нездоров?

— Да, нет, мисс! Только у него вышла история с мистером Лори, а на того блажь нашла из-за чего-то; это очень огорчает старого барина, так что я не смею подойти к нему.

— А где Лори?

— Он заперся в своей комнате и не отвечает, хотя я стучалась к нему. Уж не знаю, что станется с обедом — все готово, да некому есть.

— Я пойду сама и посмотрю, в чем дело. Я никого из них не боюсь.

Джо отправилась наверх и громко постучалась в дверь маленькой классной комнаты Лори.

— Перестаньте сейчас, а не то я отворю дверь и задам вам! — закричал молодой джентльмэн угрожающим тоном. Джо немедленно постучала опять, дверь отворилась настежь, и она ворвалась в комнату, прежде чем Лори мог опомниться от удивления. Видя, что он действительно вне себя, Джо, хорошо знавшая, как с ним следует обращаться, немедленно приняла сокрушенный вид, с необычайным искусством опустилась на колени и жалобно произнесла:

— Пожалуйста, простите меня, за то, что я была такая несносная. Я пришла, чтобы покончить с этим, и не уйду, пока все не уладится.

— Ладно; вставайте и не будьте таким гусем, Джо, — был любезный ответ на ее просьбу.

— Благодарю вас, я встану. Могу я узнать, в чем дело? Вы как будто бы не в своей тарелке.

— Меня толкнули, и я не могу выносить этого! — зарычал Лори с негодованием.

— Да кто толкнул? — спросила Джо.

— Дедушка; если бы это был кто-нибудь другой, то я бы… — и оскорбленный юноша заключил свою сентенцию энергическим жестом правой руки.

— Что ж такое; я часто толкаю вас, и вы не обращаете на это внимания, — сказала Джо успокоительно.

— Вот еще! Вы девушка, и это только в шутку; но мужчине я не позволю толкать себя.

— Не думаю, чтобы кому-нибудь вздумалось это сделать, когда вы смотрите такой грозовой тучей, как теперь. За что это стряслось над вами?

— Да вот за то, что я не хотел сказать, зачем я понадобился вашей матери. Я обещал не говорить и, разумеется, не имел намерения изменить своему слову.

— Не могли вы разве умаслить дедушку как-нибудь иначе?

— Нет; ему непременно понадобилось знать правду, только правду и всю правду. Я бы рассказал ему то, что касалось до меня в этой истории, если бы мог не вмешивать Мегги. Ну, а так как не мог, то прикусил язык и переносил всю брань, пока старик не зацепил меня. Тут уж я разозлился и поскорее удрал, чтобы не забыться.

— Это было очень дурно, но он наверное раскаивается; так ступайте вниз и помиритесь. Я помогу вам.

— Пусть меня повесят, если я пойду! Нисколько не желаю, чтобы меня всякий колотил и читал мне мораль из-за пустяшной шутки. Я очень раскаивался, просил прощения у Мегги, как следует мужчине, но не намерен начинать снова унижаться, когда я ни в чем не виноват.

— Да ведь он не знал этого.

— Он должен был верить мне, а не обращаться со мной, как с малым ребенком. Это не годится, Джо; пора ему знать, что я в состоянии заботиться сам о себе и не нуждаюсь в том, чтобы меня водили на помочах.

— Какие вы все неугомонные! — вздохнула Джо. — Как же вы думаете устроить это дело?

— А пусть он просит у меня прощения да верит, если я говорю, что не могу ему рассказать, из-за чего вышла кутерьма.

— Господь с вами! Да он этого ни за что не сделает.

— А я не сойду вниз, пока он не сделает.

— Ну, Тэдди, будьте же поразумнее; пускай его поуспокоится, а я улажу потом, как сумею. Ведь вы не можете вечно сидеть здесь, так к чему же вам мелодраму-то разыгрывать?

— Да я и не хочу долго оставаться здесь, ни в каком случае. Я улетучусь и отправлюсь куда-нибудь путешествовать, а когда дедушка соскучится обо мне, тогда он живо образумится.

— Вероятно; но вам не следует уезжать и мучить его.

— Нечего вам проповедывать. Я поеду в Вашингтон повидаться с Бруком; там весело, и я развлекусь немножко после всех этих историй.

— Вот-то веселье вам будет! Ах, кабы я могла также удрать! — сказала Джо, забывая о своей роли ментора и увлекаясь картиной походной жизни в столице.

— Ну так поедемте вместе. Отчего бы нет! Поезжайте, чтобы сделать сюрприз нашему отцу, а я расшевелю Брука. Это будет славная штука; право, отправимся, Джо! Мы оставим записку, что, дескать, мы совсем благополучны, а сами поскачем. У меня достаточно денег; вам это принесет пользу, а дурного тут ничего не будет, так как вы поедете к отцу.

С минуту Джо была готова согласиться, потому что план этот, по своей дикости, как раз пришелся по ее вкусу.

Ей надоели хлопоты и заточение, она рвалась к перемене, а мысль об отце особенно заманчиво перемешивалась с новыми для нее перспективами и прелестями лагеря и больницы, свободы и веселья.

Глаза ее сверкали, и она в раздумье глядела в окно, но тут взор ее упал на старый дом, и она печально, но решительно покачала головой.

— Если бы я была мальчиком, мы и отправились бы вместе и отлично бы повеселились; но так как я только жалкая девчонка, то и должна вести себя добропорядочно и оставаться дома. Не искушайте меня, Тэдди, — это невозможный план.

— То-то и хорошо! — начал Лори, который находился в припадке неукротимости и желал совершить что-нибудь необычайное во что бы то ни стало.

— Замолчите! — закричала Джо, затыкая уши. — Мой удел — всякие грации и манеры, и я должна приноравливаться к этому. Я пришла читать вам мораль, а не слушать вещи, которые меня самоё заставят дурачиться.

— Я знал, что Мегги забраковала бы начисто такое предложение, но я надеялся, что вы будете умнее, — начал Лори вкрадчиво.

— Тише, гадкий мальчик. Сидите и думайте о ваших собственных прегрешениях, вместо того, чтобы подбивать еще меня на грех. Если я добьюсь от дедушки, чтобы он извинился за толчок, согласитесь ли вы не удирать? — спросила Джо серьёзно.

— Да, только это вам не удастся, — отвечал Лори, который в душе желал помириться, но чувствовал, что его оскорбленное достоинство требовало предварительного удовлетворения.

— Лишь бы справиться с молодым, а со стариком-то уж справлюсь, — пробормотала Джо, уходя и оставляя Лори, сидящего пригорюнившись над железнодорожной картой.