— Что это такое? — вскричала Джо с ужасом.
— Соль вместо сахара и кислые сливки! — произнесла Мегги с трагическим жестом.
Джо ахнула и упала в кресло. Тут она вспомнила, что она второпях обсыпала ягоды солью и забыла выставить сливки на ледник. Джо была красна как рак и уже собиралась заплакать; но в эту минуту она встретила взгляд Лори, в котором искрился смех, несмотря на все его старание казаться серьёзным. Джо вдруг представилась комическая сторона дела, заставившая ее расхохотаться до слез. Смех ее был как бы сигналом к общему хохоту, которым заразилась даже мисс Кроккер. Злополучный обед завершился весело, а пустые желудки пополнились хлебом, маслом и оливками.
— Я не в силах убирать теперь посуду: займемся похоронами, — предложила Джо, вставая из-за стола.
Лори вырыл под кустом могилку, и маленький Пип, оплаканный своею чувствительною хозяйкой, был опущен туда и прикрыт мохом и камнем с следующей эпитафией, которую сочинила Джо во время стряпни:
Здесь покоится незабвенный Пип,
Умерший 7-го июня,
И оплакиваемый всеми,
Кто его знал и любил.
По окончании церемонии Бетси ушла в свою комнату, чтобы отдохнуть от волнений этого дня; но отдохнуть было негде, постели не были постланы. Взбивая подушки, Бетси несколько развлеклась и утешилась. Тем временем Мегги помогала Джо прибирать посуду, и таким образом прошел весь вечер. Девочки так устали в этот день, что решились удовольствоваться в ужину одним чаем с жареным хлебом. Соленый десерт с кислыми сливками привел Эмми в очень дурное расположение духа, и, чтобы развлечь ее, Лори взял её с собой кататься. Миссис Марч, возвратившись домой, нашла трех девочек за работой в кухне и, заглянув в чулан, где хранилась провизия, тотчас поняла, что опыт вышел удачным.
Хозяйкам не удалось отдохнуть, как они рассчитывали. К чаю пришли гости. Надо было наскоро принарядиться, сбегать в лавку за кой-какими припасами, а затем, прежде чем лечь спать, пришлось пошить, чтоб сделать кой-какие исправления в своем туалете, которые откладывались до последней минуты.
Вечером девочки вышли на крыльцо, вокруг которого расцветали июньские розы, свежие и влажные от росы. Сестры, вздохнув от усталости, сели на ступеньки крыльца.
— Какой ужасный день! — начала Джо, всегда первая выражавшая свои чувства.
— Он прошел скорее обыкновенного, но сколько хлопот! — откликнулась Мегги.
— Я просто не узнаю нашего дома, — вставила Эмми.
— Это понятно: с нами не было мамы и Пипа, — со вздохом заметила Бетси, глядя полными слез глазами на пустую клетку.
— Мама опять с вами, и завтра у тебя, Бетси, будет новая птица, если ты этого желаешь, — послышался голос миссис Марч, которая пришла и села среди своих девочек. По-видимому, и она также провела этот день не слишком весело.
— Довольны ли вы вашим опытом, дети, или хотите продлить его еще на одну неделю? — спросила она. Бетси уже успела тем временем приютиться возле нее, а остальные девочки повернулись к ней лицами.
— С меня довольно! — воскликнула Джо решительным тоном.
— И с меня, и с меня тоже, — подтвердили другие.
— Стало быть, вы убедились, что приятнее исполнять некоторые обязанности и жить не для одного себя, но немножко и для других, чем совсем ничего не делать?
— Мне опротивело бить баклуши, — объявила Джо с энергическим жестом. — Я хочу приняться за дело.
— Вот, например, если бы ты поучилась стряпать: это очень полезное знание, которым женщина никогда не должна пренебрегать, — предложила миссис Марч, смеясь в душе при воспоминании о неудачном кулинарном дебюте Джо, о котором она слышала от мисс Кроккер.
— Мама, это ты нарочно ушла от нас, предоставив нам самим хозяйничать? Ты хотела видеть, как мы примемся за дело? — спросила Мегги, которой давно закралось в ум это подозрение.
— Да, — отвечала миссис Марч. — Я хотела, чтоб вы по опыту убедились в том, что общие удобства зависят оттого, чтобы каждый исполнял свое дело. Пока Анна и я все делали в доме, вы пользовались относительными удобствами, хотя я и не замечала, чтоб вы были от этого счастливее и любезнее. Я решилась проучить вас немножко, показав вам, что выходит, когда каждый думает только об одном себе. Я вижу, что вы убедились теперь, что гораздо приятнее помогать друг другу в исполнении маленьких обязанностей, которые делают отдых приятнее, и заботиться о том, чтоб наш домашний угол был дорог и приятен каждому из нас, чем ничего не делать.
— Убедились, мама, убедились! — воскликнули девочки.
— Ну, так примитесь же опять каждая за свое дело. Работать здорово. Работа гонит прочь скуку и дурные мысли. Будем же работать и помогать друг другу.
ГЛАВА XII
Лагерь Лоренца
Почтмейстершей была Бетси, как более других сестер остававшаяся дома. Она очень любила свою обязанность и каждый день регулярно отдирала дверцу домика и раздавала маленькую почту. Раз в июле она пришла с почты с полными руками писем и раздавала их всем, как настоящий почтальон.
— Вот тебе букет, мама. Лори никогда не забывает присылать его, — сказала она, подавая миссис Марч свежие цветы, которые Лоренц взялся аккуратно поставлять на вазу, стоявшую в мамином углу.
— Мисс Мегги Марч — письмо и перчатка, — сказала Бетси, вручая названные предметы своей сестре, сидевшей возле матери за шитьем.
— Как это так? Я забыла у Лоренцов пару перчаток, а мне посылают одну, — сказала Мегги с удивлением, глядя на серую бумажную перчатку. — Не обронила ли ты другую в саду, Бетси?
— Нет, на почте лежала всего одна.
— Ну, ничего; может быть, найдется и другая. А в письме только перевод немецкой песни, которую я просила Лори перевести. Должно быть, ее перевел мистер Брук. Это почерк не Лори.
Миссис Марч пытливо взглянула на Мегги, которая была очень мила в своей ситцевой блузе, с кудряшками на лбу. Она сидела за своим швейным столиком, на котором лежали катушки белых ниток. Вся фигура ее дышала женственною грацией. Она шила и напевала, и можно было догадаться, что в уме ее бродили девичьи мечты, такие же чистые и свежие, как цветы, заткнутые за ее поясом. Она далека была от того, чтоб угадать мысль, закравшуюся в ум ее матери, и миссис Марч успокоилась и улыбнулась.
— Доктору Джо — два письма, книга и старая шляпа, покрывавшая всю почту, — со смехом объявила Бетси и вышла в другую комнату, где сидела Джо за письменным столом.
— Какой плут этот Лори! — сказала она. — Я говорила ему, что мне хотелось бы, чтоб была мода на большие шляпы, потому что в сильные жары у меня лицо делается точно вареное, а он сказал мне на это: «Какое вам дело до моды? Носите широкую шляпу, и все тут!» Я отвечала, что буду носить, когда добуду такую шляпу, и он обещал прислать мне. Но посмотрите, что он прислал! Но ничего, я надену эту шляпу и докажу ему, что я не забочусь о модах.
Джо повесила широкополое чудовище на бюст Платона и принялась за письма.
Одно из них было от ее матери. У Джо пылали щеки и наполнялись слезами глаза, когда она читала:
«Милая Джо, я хочу выразить тебе, с каким удовольствием я замечаю, что ты следишь за собой и стараешься обуздывать свой характер. Ты никому не открываешь своих усилий, неудач и успехов и думаешь, наверное, что никто и не знает о них, кроме твоей совести. Но я все угадала; я сама прошла через все это и верю вполне искренности твоего решения, с тех пор, как вижу, что оно начинает приносить плоды. Продолжай, дитя мое, продолжай смело и терпеливо и знай, что ты ни в ком не встретишь более нежного сочувствия, чем в твоей любящей матери.»
— Вот что меня поддержит! Миллионы денег и горы наград не заменили бы этого письма. Буду продолжать, буду!
Джо закрыла руками лицо и немножко поплакала. Она думала, что никто не замечал и не ценил ее усилий исправиться, и уверенность, что их видят и ценят, значительно ободрила ее, тем более, что она ни чьим мнением не дорожила так, как мнением своей матери. Спрятав записку ее под лиф, для того, чтоб она находилась ближе к ее сердцу, Джо открыла второе письмо, готовая твердо принять как хорошие, так и дурные вести. Это письмо было от Лори. Он писал крупным, красивым почерком: