— Ты говоришь о ваших соседях, о тех, что живут в большом доме рядом с вашим? — спросила одна гостья. — Моя мама знает старого мистера Лоренца, но говорит, что он очень горд и ни с кем не знакомится. Он держит своего внука взаперти; отпускает его только кататься верхом или гулять с гувернером и заставляет страшно много учиться. Мы приглашали его раз поиграть с нами, но он не пошел. Мама говорит, что он премиленький мальчик, хотя с нами, девочками, он как-то дичится.

— Как-то раз наша кошка забежала к ним, — начала Джо, — и он сам принес ее потом к нам. Тогда мы поболтали с ним через плетень и отлично сошлись. Мы потолковали о крикете, о том о сем, но когда Лоренц заметил, что к нам подходит Мегги, то сейчас же ушел. Я непременно познакомлюсь с ним; он скучает, я уверена, что он скучает, — заключила Джо самым положительным тоном.

— Мне тоже кажется, что он хороший мальчик; он держит себя очень прилично, и я ничего не имею против вашего знакомства с ним, — сказала миссис Марч. — Он сам принес к нам цветы, и я непременно пригласила бы его, если б знала, что он приходил; но я увидала его, когда он уже был на дворе. Он показался мне грустным. Должно быть, он слышал, какое у нас шло веселье, а ему самому, быть может, скучно живется.

— Жаль, мама, что ты не пригласила его, — сказала Джо, глубокомысленно рассматривая свои сапоги. — Впрочем, мы опять когда-нибудь будем представлять, и тогда он посмотрит или даже будет участвовать. То-то было бы весело!

— А ведь нам никогда еще не дарили букетов; какие чудные цветы! — вскричала Мегги, любуясь дорогим букетом.

— Великолепные. Но все же мне больше нравятся розы моей Бетси, — сказала миссис Марч, нюхая полузавявший букет, который был заткнут за ее пояс.

Бетси наклонилась и шепнула ей на ухо:

— Мне хотелось бы послать эти растения папе. Я боюсь, что он не так весело проводит Рождество, как мы.

— Джо! Джо! Где ты? — кричала Мегги, стоя внизу лестницы, которая вела на чердак.

— Здесь, — послышался сверху хриплый голос, и Мегги, взбежав по лестницы, нашла свою сестру.

Джо проливала слезы над «Наследником Редклифа»[3] и в тоже время усердно поедала яблоки. Она очень удобно расположилась, подобрав ноги, на трехногом диване, придвинутом к слуховому окну, в которое врывались солнечные лучи. Это было ее любимое убежище. Она уединялась здесь, захватив с собой интересную книгу и полдюжины яблок, и наслаждалась тишиной и обществом своей любимицы — крысы, которая нисколько не стеснялась ее присутствием. Но при появлении Мегги крыса юркнула в щель, а Джо, подняв голову, отерла слезы, струившиеся по ее щекам.

— Джо, душечка, какое веселье! Мы получили приглашение от миссис Гардинер на завтрашний вечер, — вскричала Мегги и, развернув драгоценную записку, начала читать с ребяческим восторгом: «Миссис Гардинер надеется, что мисс Маргарита и мисс Жозефина не откажутся приехать к ней на вечер накануне нового года». Мама согласна отпустить нас, и нам остается только подумать о наших туалетах.

— Что же тут думать? Наденем наши поплиновые платья, и все тут. Ведь других у нас нет, — отвечала Джо, набивая рот яблоками.

— Ах, если бы у меня было шелковое платье! — со вздохом сказала Мегги. — Мама обещает сшить, когда мне минет восемнадцать лет, но до тех пор еще нужно ждать целых два года.

— Наши поплиновые платья точно шелковые; они еще очень свежи. Да, ведь я прожгла свое; я и забыла об этом. Что же я буду теперь делать? Ведь это ужасно заметно, а заштопать никак нельзя.

— Старайся более сидеть и прячь спину, спереди-то ведь все в исправности. А у меня будет в волосах новая лента, и мама обещала дать мне жемчужную брошку. Я надену мои новые ботинки. Жаль только, что у меня нет свежих перчаток.

— А я облила мои лимонадом. Но других негде взять, так уж я отправлюсь без перчаток, — сказала Джо, не особенно заботившаяся о нарядах.

— Нет, я не поеду с тобой, если ты будешь без перчаток, — решительно объявила Мегги. — Перчатки важнее всего; разве можно танцевать без перчаток? А мне было бы очень неприятно, ежели бы ты не танцевала.

— Ну, уж танцевать-то я ни за что не стану, потому что не терплю танцев. Что за удовольствие толочься на одном месте? Я люблю бегать и прыгать.

— Но как же с перчатками-то? Новых у мамы нельзя просить, они дорого стоят.

— А вот что я придумала: наденем обе по одной чистой перчатке, а запачканную будем держать в другой руке. Вот это лучше всего.

— У тебя руки больше моих, и ты страшно растянешь мою перчатку, — возразила Мегги, для которой перчатки составляли предмет особенной заботы.

— Ну так я поеду без перчаток. Мне все равно, что обо мне скажут, — объявила Джо, снова принимаясь за книгу.

— Нет, возьми лучше мою, только, сделай милость, не запачкай ее, да веди себя приличнее: не закладывай рук за спину, не таращь на все глаз, а, главное, не чертыхайся. Бога ради, Джо, не осрамись.

— Не беспокойся, я буду сидеть чинно, как самая чопорная барышня. Иди, пиши скорее ответ миссис Гардинер и дай мне кончить эту чудную повесть.

Мегги ушла. Ей еще нужно было осмотреть свое парадное платье. Весело напевая, принялась она разглаживать свою единственную фрезу из настоящих кружев, между тем как Джо, докончив повесть и доев яблоки, прыгала по чердаку, чтоб промять свои члены.

Накануне нового года гостиная Марчей была пустынна; все сестры суетились в своей комнате, так как две младшие исполняли обязанности горничных у старших, которые были всецело поглощены приготовлениями к вечеру. Как ни просты были их наряды, а все же с ними было немало хлопот, говора и смеха. Между прочим случилось вот какое происшествие.

По всей квартире внезапно распространился запах палёных волос. Мегги вздумала подвить себе спереди волосы, и Джо вызвалась припечь их раскаленными щипцами.

— Разве всегда так пахнет, когда припекают волосы? — спросила Бетси, смотревшая на эту операцию.

— Это просто пар, — пояснила Джо.

— Какой противный запах! Точно от палёных перьев, — заметила Эмми небрежно, но не без самодовольства навивая на палец локон своих от природы вьющихся волос.

— Вот я сниму папильотки, и вы увидите множество кудряшек, — сказала Джо, сдергивая папильотки. Но кудряшек как не бывало: они остались, вместе с папильотками, в руках испуганного парикмахера. Джо с отчаянием разложила их на туалете, перед которым сидела жертва ее неосторожности.

— Боже! Что ты наделала! Ты меня изуродовала! Как я теперь поеду на вечер? Мои волосы! Мои волосы! — с отчаянием восклицала Мегги, рассматривая короткие пряди, спускавшиеся на ее лоб.

— Со мной вечно так бывает! Зачем ты просила меня завить тебя? Ведь ты знаешь, за что я ни возьмусь, все испорчу! — с неменьшим отчаянием говорила Джо. — Но ведь это случилось оттого, что щипцы были слишком накалены, — неудачно оправдывалась она, глядя со слезами сожаления на спалённые кудряшки.

— Это ничего, Мегги; подвей немного эти пряди и повяжи на них ленту так, чтобы концы их спускались на лоб. Это будет по последней моде. Я видела многих девушек в такой прическе, — сказала Эмми в утешение сестре.

— Удружили, нечего сказать! Лучше бы я не завивалась! — с сердцем вскричала Мегги.

— Конечно, у тебя такие славные, мягкие волосы. Но ведь они опять скоро вырастут, — утешала Бетси, целуя бедную остриженную овечку.

После многих мелких неудач туалет Мегги был справлен, и Джо также была причесана и одета соединенными усилиями всего семейства. Обе они были очень милы в своих незатейливых нарядах. На Мегги было платье каштанового цвета, с серебристым отливом; голубая лента в волосах и кружевная фреза, заколотая жемчужной брошкой, а Джо была одета в коричневое платье, с стоячим полотняным воротничком и двумя белыми маргаритками в волосах. Эти цветы были единственным ее украшением.