— Да, я все перевертываю новые листы и все их порчу, как бывало в моих тетрадях; а начинаю уж столько раз снова, что, пожалуй, и конца не будет, — сказал он печально.
— Идите же обедать; вам будет легче после этого. Мужчины всегда блажат, когда голодны. — И с этими словами Джо быстро скользнула в наружную дверь.
— Это поклеп на наш пол, — возразил Лори, передразнивая Эмми, и с этим отправился, чтобы вместе с дедушкой усесться за пирог.
Мистер Лоренц был просто в безупречном расположении духа и вел себя любезно донельзя во весь остальной день.
Каждый думал, что все прошло и маленькое облачко рассеялось; но зло было сделано, и, хотя другие забыли всю эту историю, Мегги помнила о ней. Она никогда не намекала на известного человека, но думала о нем довольно много и мечтала более, чем когда-нибудь; а однажды, отыскивая почтовую марку в пюпитре сестры, Джо нашла там бумажку, всю исписанную словами «миссис Джон Брук»; причем она трагически взвыла и швырнула её в огонь, чувствуя, что шалость Лори приблизила ненавистную для нее развязку.
ГЛАВА XXII
Горизонт проясняется
Последующие недели шли, как солнечное сияние после грозы. Больные быстро выздоравливали, и мистер Марч начал поговаривать о своем возвращении домой к Новому году. Скоро Бетси могла целый день лежать на диване в классной и забавлялась то своими возлюбленными кошками, то шитьем на кукол, хотя последнее подвигалось с прискорбной медленностью. Ее некогда деятельные руки и ноги были теперь еще так слабы и так вялы, что Джо каждый день носила её по дому на своих крепких руках как маленького ребенка. С своей стороны Мегги с радостью коптила и жгла свои холеные ручки, приготовляя разные тонкие кушанья «для милочки», а Эмми, послушная внушениям своего кольца, ознаменовала свое возвращение домой раздачей из своих маленьких сокровищ всего того, что она могла навязать своим сестрам.
Так как Рождество приближалось, в доме начали заводиться обычные тайны, и Джо часто озадачивала свою семью предложением совершенно невозможных или невероятно великолепных затей в честь этого, необычайно радостного в настоящем году праздника. Фантазия Лори оказалась не менее неудержима: он тоже готов был соорудить костры, фейерверки, триумфальные арки и т. д., если бы предоставить ему свободу действия. После многих споров и стычек, непрактическая чета, признав себя разбитой на всех пунктах, ретировалась с длинными лицами, что, впрочем, показалось остальным не совсем искренним, так как вскоре послышались взрывы дружного хохота мнимо побежденных. Необыкновенно теплая погода, наступившая перед самыми праздниками, подарила публику великолепнейшим рождественским днем. Анна «чувствовала всеми косточками, что праздник будет необыкновенно удачный», и зарекомендовала себя настоящей пророчицей, так как в самом деле все обстоятельства счастливо сложились к торжественному дню. Началось с того, что было получено известие от мистера Марча, что он скоро приедет; затем Бетси чувствовала себя особенно хорошо в это утро; её закутали в мягкое пунцовое одеяло, подарок матери — и с торжеством поднесли к окну, для того, чтобы она могла полюбоваться приношением Джо и Лори: «неукротимые» постарались на славу, чтобы оправдать свое прозвище — они, подобно эльфам, проработали всю ночь и устроили комический сюрприз. В саду стояла стройная снежная дева, увенчанная остролистником, в одной руке она держала корзинку с цветами и плодами, в другой — большой сверток нот; на ее ледяном плече сидел пестрый арлекин, а из уст ее струилась полоса красной бумаги, с рождественской песней:
ПЕСНЬ ЮНГФРАУ
Привет тебе, малютке нашей!
Живи, не ведая забот!
И пусть здоровья полной чашей
Тебе день праздника несёт!
Вот пчелке нашей: фрукты — кушать,
Для носа — Флоры ей дары,
Здесь ноты — музыку ей слушать
И арлекин ей для игры.
А тут портрет, с Жанетты снятый,
Его Рафаэль наш второй,
Усердьем искренним объятый,
Старался сделать как живой.
Прими кусок сей ленты красной,
Кушак парадный для Кис-кис,
И торт — изделье Мег прекрасной,
Полу-Монблан и полурис.
Меня из снежных глыб сложили
Джо с Лори забавлять тебя,
И Деве Гор в уста вложили
Все поздравления за себя.
Как смеялась Бетси, увидя все это! Как проворно бегал Лори взад и вперед, принося все подарки, и какие уморительные речи говорила Джо, преподнося их!
— Я до того полна счастья, что если бы еще папа был здесь, то у меня бы не нашлось места ни для одной лишней капельки, — сказала Бетси, вздыхая даже от удовольствия, пока Джо относила ее в классную, чтоб она отдохнула там от волнения и освежилась одною из тех чудесных виноградных кистей, которые поднесла ей «Юнгфрау».
— И я также! — отвечала ей Джо, похлопывая по карману, в котором покоилась давно желанные «Ундина» и «Синтрам»[30].
— А я и подавно! — отозвалась Эмми, рассматривая гравюру «Мадонны с младенцем», которую мать подарила ей в хорошенькой рамке.
— Конечно, и я тоже! — закричала Мегги, оправляя серебристые складки своего первого шелкового платья, так как мистер Лоренц настоял на этом подарке.
— А мне-то как же не быть счастливой, — сказала миссис Марч с благодарностью, перенося взор с письма мужа на улыбающееся личико Бетси и проводя рукой по брошке, состоящей из медальона с седыми золотыми, каштановыми и темно-русыми волосами, которою девочки только что закололи ее воротничок.
В этом будничном мире время от времени случаются чудесные вещи, точно в сказках, и это немалое утешение. Как раз через полчаса, после того как было заявлено всеми, что остается место разве только еще для одной капельки счастья, эта последняя благодатная капля упала им, как говорится, с неба. Лори отворил дверь гостиной и тихохонько просунул туда свою голову. Появление его подействовало так же, как если бы он проделал какое-нибудь антраша или издал воинственный крик индейцев; лицо его выражало такое подавленное волнение, а голос звучал такой предательской радостью, когда он сказал странным, задыхающимся голосом: «Вот еще рождественский подарок для семейства Марч», что все вскочили разом.
Прежде чем слова эти замерли, он скрылся куда-то и на его месте появился высокий мужчина, окутанный до самых глаз и поддерживаемый другим, тоже высоким мужчиной, который силился сказать что-то, но не мог ничего выговорить. Конечно, произошло всеобщее смятение и на несколько минут, по-видимому, все потеряли головы, произошли самые странные вещи и никто не произнес ни слова. Мистер Марч исчез в объятиях жены и трех пар детских рук; Джо чуть-чуть не осрамилась, едва не упав в обморок, так что Лори пришлось отпаивать ее водой в кладовой, куда она убежала; мистер Брук поцеловал Мегги, — совершенно нечаянно, как он объяснил несколько бессвязно потом, а Эмми, преисполненная достоинства Эмми, полетела через табурет и, не думая подниматься на ноги, обнимала и обливала слезами сапоги отца самым трогательным образом. Миссис Марч опомнилась первая и протянула руку, с увещанием: «Тише! Подумайте о Бетси!»
Но было уже поздно: дверь классной распахнулась, красное одеяльце показалось на пороге (радость придала силы ее слабым ногам) — и Бетси бросилась прямо в объятия отца. Все равно, что бы ни случилось потом, но тут сердца всех переполнились, и вся горечь прошедшего унеслась, оставив только прелесть настоящего. Хотя оно было и не поэтично, но веселый хохот возвратил всех к действительности, когда увидели, что Анна стояла за дверью, рыдая над жирной индейкой, которую она забыла высадить из печки, убегая впопыхах из кухни. Когда смех утих, миссис Марч принялась благодарить мистера Брука за его дружеские заботы об ее муже, причем мистер Брук внезапно вспомнил, что мистеру Марчу требуется отдых и, захватив Лори, поспешил удалиться. Тогда обоих больных пригласили отдохнуть, что они и исполнили, усаживаясь вдвоем в большом кресле и принимаясь деятельно разговаривать.