— Им-то ври, сколько влезет, а от нас правды не скрывай. Как тебя на самом деле зовут?
— Скажи, не выдадим.
— Я подписался Григорием Клементьевым, — сказал сосед справа, — а на самом деле меня зовут Димкой. И вовсе я не от батьки убежал, просто люблю угонять чужие машины, интересно мне путешествовать по новым местам. Подстерег в Тамбове у одного жлоба «Москвича», драпанул по шоссе, и будь здоров. Под Москвой съехал в лесок, оставил железную конягу в кустах и на электричке укатил в столицу.
— И не боишься? — спросил Мишка.
— Пускай воробей коршуна боится. Меня два раза ловили, и ничего. Прочтут мораль и отпустят. Только один мужик по шее долбанул, будь любезен!
— А где ты живешь? — спросил круглолицый.
— Тебе не все равно? Сам даже имя свое скрываешь, а меня выспрашиваешь.
— Думаешь, я жлоб? — обиделся товарищ. — Мишкой меня зовут, из Курска.
— А тебя как по правде звать? — спросил Димка у беглеца.
— Написал Сергей, так и зовите Сергеем, чего пристали? Спите!
— Сергей — Пантелей, — хихикнул Димка и отвернулся.
Юра уткнулся лицом в подушку, натянул одеяло. Ребята затихли.
Юра смотрел на потолок, где качалось и качалось бледное пятно от уличного фонаря.
И как видение из темноты возник сад за высоким кривым забором.
Размахивая кетменем, Юра пробивал на сухой земле узкую канавку, по которой змейкой тянулась вода из арыка. Обнаженное до пояса тело мальчика потемнело от загара, лицо покрылось потом.
Железный кетмень гулко ударял по сухой земле и отскакивал от нее, как от камня.
Мальчик перевел дыхание, вытер мокрый лоб, устало прислонился к забору.
За забором в тени деревьев послышалась какая-то возня.
Мальчик стал смотреть в щель и увидел мужчину и женщину. Женщина преградила дорогу мужчине, стараясь сдержать крик, злобно шептала:
— Не ходи к ней! Не пущу!
Мужчина пытался отстранить женщину, подвигался к калитке, так же тихо, но спокойно сказал:
— Не срамись перед людьми, уйди!
— Образумься ты, господи! — в отчаянии застонала женщина, хватая его за руку. — Я же не калека какая-нибудь, давно бы свадьбу справили, детей бы тебе нарожала. На что она тебе сдалась с чужим ребенком?
— Да ты сбесилась, Настя? Разве я давал тебе повод для таких разговоров? Иди домой, успокойся!
Она отстранилась с дороги и с ненавистью сверкнула глазами.
— Катись, падай в пропасть, доктор! Подбирай баб с чужими детишками, если своих неспособный иметь.
Она закрыла лицо руками и ушла, а он, проглотив обиду, прошел вдоль забора, стукнул в калитку.
Юра бросился к калитке, навалился всем телом, не хотел открывать. Калитка была высокая, мужчина никого не видел, продолжал настойчиво стучать.
Тогда мальчик приоткрыл калитку и зло крикнул:
— Чего надо?
Мужчина приветливо улыбнулся.
— Я к Надежде Ивановне.
— Нету дома. И можете совсем не ходить к нам.
— Что с тобой, Юра? — удивился мужчина.
— А ничего! Ясно? — он сердито захлопнул калитку и закрылся на крючок.
Стоял в растерянности и смятении. Мужчина не стучался и не настаивал. Вскоре послышались его удаляющиеся шаги. Юра взял в руки кетмень, пошел к дому.
На веранде его встретила Надежда Ивановна. Она прихорашивалась и была немного смущена.
— Почему ты не открыл калитку?
Юра упрямо и решительно сказал:
— Пусть больше не ходит к нам этот доктор. И пускай не говорят всякие глупости, не хочу я их слушать.
— Про кого ты, сынок? — насторожилась Надежда Ивановна.
— Да ну их! И так тошно, кетмень притупился, от земли отскакивает.
Надежда Ивановна сняла с головы нарядный платочек, опустилась на ступеньку крыльца, села рядом с мальчиком.
— Утомился, бедненький?
Мальчик смотрел на нее, обиженно молчал.
— Давай мне кетмень, я помогу.
Мальчик не двинулся с места, молча сидел. И вдруг он порывисто кинулся к женщине, заглянул в глаза, спросил ее:
— Почему они сказали, что я чужой? Это правда?
Она обняла мальчика.
— Ну что ты выдумал? Ты же мой сынок. Мой. Чей же еще?
Юра успокоился, взял кетмень и пошел в сад, с новой силой начал пробивать канавку в твердой земле.
Надежда Ивановна стояла на крылечке и грустно смотрела на Юру.
В воскресенье днем Юра вбежал с улицы во двор, помчался к дому.
На веранде за столиком сидели Надежда Ивановна в новом платье и доктор в парадном костюме. На столе стоял торт и бутылка шампанского. Доктор разливал вино в бокалы.
Надежда Ивановна смутилась, усадила мальчика за стол, сказала ему:
— Выпей за наше счастье, сынок. Дядя Кира останется у нас и будет жить с нами.
— Я люблю твою маму, — сказал Кирилл Николаевич. — И буду твоим отцом. Ты хочешь, чтобы у тебя был отец?
Мальчик растерянно смотрел на мать и на Кирилла Николаевича. Он не сразу понял, что произошло в их доме. И вдруг страшная догадка осенила его: мать выходит замуж! Он порывисто выскочил из-за стола, бокал опрокинулся, на скатерть разлилось вино.
Поздно вечером мальчик лежал в постели в своей комнатке, а Надежда Ивановна сидела на краю его кровати, ласково говорила:
— Ты на меня сердишься, Юра?
Юра молчал.
— Довольно нам жить сиротами. Кирилл Николаевич хороший человек. Он тебя любит и станет твоим отцом. У всех мальчиков есть отцы, теперь и у тебя будет папа. Ты любишь Кирилла Николаевича?
— Не выходи замуж, мама. Жили с тобой одни и проживем, никого нам не нужно.
Надежда Ивановна горько улыбнулась.
— Глупенький ты мой! Я тебя всегда буду любить, что бы ни случилось. Слышишь, сынок?
Юра отвернулся к стенке, затих.
Мать заплакала, прижалась к нему.
Утром Юра шел в школу. Грустно было у него на душе, он все еще думал о том, что произошло в эти дни в его семье.
В переулке навстречу ему вышла та женщина, которая спорила с Кириллом Николаевичем у калитки.
— Подойди ко мне, мальчик, — поманила она пальцем.
Юра остановился, удивленно смотрел на женщину.
Женщина таинственно оглянулась по сторонам и, наклонившись к мальчику, зашептала в лицо:
— Тебя жестоко обманывают, Юрочка. Надежда Ивановна для тебя совсем чужой человек. Тебе, миленький, грех называть ее матерью.
— А ну вас! — крикнул мальчик. — Пустите!
Женщина крепко держалась за его рукав и продолжала шептать:
— И Кирилл Николаевич не может быть твоим отцом, все это обман, не верь им. Твоя настоящая мать умерла, а Надежда Ивановна — ее сестра, взяла тебя маленьким на воспитание и незаконно назвала своим сыном.
— Пустите меня! — вырвался Юра.
Но женщина крепко держала его:
— А твой отец живет в Москве. Геолог он, много путешествовал. Зовут его Семерихин Герман Агапович. Он приезжал за тобой, когда ты был маленький, а его обманули и не дали тебя.
Пораженный страшной новостью, мальчик с ужасом смотрел на женщину, не знал, что сказать. Наконец он затопал ногами и закричал:
— Это неправда! Зачем придумываете? Неправда!
— Все правда, мальчик. Запомни, как родного отца зовут: Семерихин Герман Агапович. И живет он в Москве. Ступай себе с миром.
Но мальчик теперь не убегал, стоял на месте, как пораженный громом. И вдруг истерическим голосом завизжал:
— Вранье собачье! Неправда! Неправда!
От этого крика проснулся Димка.
— Ты что, чудик? Боишься темноты?
Юра соскочил с койки, ошалело смотрел на товарищей.
— Бежать отсюда надо, — наконец сказал он ребятам.
— На кой ляд? — спросил Мишка.
— Отца искать. Я знаю фамилию и имя с отчеством.
— А мне и с отцом не сладко живется, — тяжело вздохнул Мишка. — Пьяный на улице валяется, вечно в милицию попадает, с матерью дерется и всякими словами обзывает. Стыдно мне жить с таким, третий раз убегаю из дома.
— Ты большой, мог бы за мать заступиться, — сказал Юрка.
— Подрасту еще малость и дам батьке сдачи. А что, если он дерется?