— Зачем они Витьку трогают? — сказал круглолицый.
— Кого?
— Да его же, Витьку, — сказал он про Юру.
— Его? — переспросил Григорий Романович. — Так он же не Витька, а Сергей.
— Ну да, — спохватился Мишка. — Я и говорю, что его ударили, Серегу.
Юра молчал.
— Он даже аппетита лишился, — вмешался в разговор Димка. — Ешь, не стесняйся, Сергей. Хочешь, я тебе котлеты принесу?
— Не надо, — сказал Юра.
Григорий Романович положил руку на плечо мальчика.
— Напрасно отказываешься от обеда. Небось давно не ел горячего? Ты что больше любишь — котлеты или биточки?
— Плов с бараниной, — ответил мальчик.
— И шашлык? — спросил Григорий Романович.
— Ага. И компот с урюком.
— Не дурно, — сказал Григорий Романович. — Только этого в сегодняшнем меню нет. Ты же не телеграфировал нам, что приедешь.
Ребята засмеялись. Улыбнулся и беглец.
— А пока ешь котлеты, они тоже вкусные. Да, между прочим, Сергей, на каком вокзале тебя задержали?
— На Казанском.
Ребята взяли тарелки, пошли за котлетами.
Вернувшись в свой кабинет, Григорий Романович набрал номер телефона.
Звонок раздался на столе дежурного детской комнаты Казанского вокзала. Трубку сняла Карпова.
— Дежурная детской комнаты Казанского вокзала Карпова слушает. Да, был такой. Не назвал своего имени и не сказал откуда. Говорит, приехал искать отца, который, по его словам, живет в Москве…
Через час Григорий Романович сидел в небольшом уютном кабинете начальника детского приемника.
— Вот объяснение этого мальчика. Взгляните, Людмила Васильевна.
Начальник детского приемника Людмила Васильевна — приятная молодая женщина лет тридцати трех, почти все время ходила по кабинету, двигалась как-то изящно и плавно и совсем не была похожа на начальницу казенного учреждения. На ней был темный костюм джерси с матовыми пуговицами и черные туфли на высоких каблуках. В прическе было что-то чуть-чуть кокетливое, но в то же время удерживалось на грани строгости, соответствующей положению и должности Людмилы Васильевны.
Она взяла бумагу, надела очки и стала вслух читать объяснение беглеца:
«Я, Сергей Мурадов, жил под Иркутском в сибирской деревенской местности. Жили мы двое с отцом в лесу, а матери у меня не было. Отец сильно верил в бога, заставлял меня молиться и не разрешал учиться грамоте. Он хотел сделать меня божественным человеком, с чем я не был согласен. Я прятался от отца на чердаке, там научился читать и писать. Дальше не было мочи терпеть издевательства и отцовские побои. Я облил керосином дом, подпалил спичками, а сам сбежал. Прошу не вертать меня обратно домой, приютите где-нибудь в хорошем месте. Мурадов Сергей».
Людмила Васильевна взяла красный карандаш, размашисто подчеркнула ошибки в записке.
— Всего три ошибки: две запятых и в слове керосин вместо «е» написал «и». Сколько ему лет?
— Двенадцать, — сказал Григорий Романович.
— Что вы думаете о нем?
— Мальчик чем-то встревожен и не доверяет взрослым. Не говорит правду, сочиняет наивные вещи.
— Неплохое образование получил на чердаке. Видать, не менее пяти классов окончил.
— И говорит хорошо, не по-деревенски.
— А что, если в самом деле дом поджег?
— Где-нибудь слышал сказку и переделал на свой лад. Верующий отец-мракобес и сын-бунтарь. На сочувствие бьет.
— На каком вокзале задержан?
— То-то и оно, что на Казанском. Пишет, жил под Иркутском, а не знает, что из Иркутска в Москву на Казанский вокзал не приезжают. А второе тоже выдает его. Спрашиваю в столовой, какое кушанье любишь? А он говорит: плов с бараниной и компот с урюком.
— Вот так сибиряк, — усмехнулась Людмила Васильевна. — Выходит, из Средней Азии приехал?
— Скорее всего так, — сказал Григорий Романович. — Да и фамилию не свою написал: сам типичный русак, а пишет Мурадов. Фамилия никак не сибиряцкая.
— На вокзал звонили?
— Звонил. Им тоже ничего не сказал, даже имени не назвал. Путал следы, молол какую-то чушь, будто приехал в Москву искать родного отца. А нам пишет, что спасался от верующего отца.
— И в одной и в другой версии — отец. Только нам говорит, что бежит к отцу, а тут пишет, что спасается от отца. И там и тут — отец.
Людмила Васильевна подошла к окну, отодвинула занавеску. Отсюда ей был виден двор с высоты второго этажа. Во дворе дети разного возраста подметали дорожки, убирали мусор.
— Он здесь? — спросила Людмила Васильевна.
Григорий Романович тоже подошел к окну, стал смотреть на ребят. Все мальчики были одеты в школьную форму, трудно было отличить их друг от друга. Наконец он увидел нашего беглеца.
— Вот он, сметает пыль со скамейки. Интеллигентный мальчик, а щеткой орудует запросто.
— Все носят гимнастерки навыпуск, а он заправил в брюки, — заметила Людмила Васильевна. — Что-то прячет под рубашкой, видите, как оттопырился живот?
— Хитрюга.
Ребята притащили шланг, стали прилаживать его к водопроводу, поливать цветочные клумбы. Вода брызгалась в разные стороны, мальчики с визгом убегали от водяной струи.
В это время на дорожке появилась Людмила Васильевна. Ребята, занятые возней со шлангом, не замечали ее.
Наш герой стоял у водопровода и закручивал кран. Людмила Васильевна тихо позвала:
— Мурадов!
Мальчик не обернулся на ее зов. Она снова окликнула:
— Мурадов!
На этот раз мальчик обернулся.
— Вы меня? — нерешительно спросил он.
— Конечно, тебя, если ты Мурадов.
Мальчик неуверенно закивал головой.
— Я Мурадов. Сергей Мурадов.
— А меня зовут Людмила Васильевна, — улыбнулась она ему. — Здравствуй, Мурадов.
— Здравствуйте. А кто вы будете?
— Я здесь работаю. Хочу с тобой познакомиться. Ты из Средней Азии приехал?
— Не-ет, — сказал мальчик. — Я из-под Иркутска.
— Я, кажется, все перепутала. Ты тот самый, у которого верующий отец?
— Да, — кивнул головой мальчик.
— Он тебя бил и заставлял учить молитвы?
— Заставлял.
— И много молитв выучил?
— Я не считал.
— Все наизусть знаешь?
— А что особенного?
— Прочти хоть одну.
Мальчик смутился.
— А зачем? Они длинные.
— Ну, хоть одну строчку. Читай же!
Мальчик насупился, с обидой сказал:
— Отец заставлял молиться, и вы тоже неволите? Я все позабыл, головой ударился, всю память отшибло, а вы заставляете.
— Я не заставляю, а прошу. Если забыл, значит, забыл. А что это у тебя за поясом под гимнастеркой?
Мальчик вынул из-за пояса книгу.
— Книжка. Разве нельзя?
— Дай-ка взглянуть.
Мальчик не сразу подал книгу.
— Смотрите, пожалуйста.
Людмила Васильевна взяла книгу. Это был «Мир приключений». Она полистала книгу и увидела вложенный листок с рисунком. На листке детской рукой было нарисовано лицо мужчины.
— Отдайте! — решительно сказал мальчик.
— Кто это?
— Это мое. Я сам рисовал. Отдайте.
Она вложила листок в книгу и вернула мальчику.
— Пожалуйста, читай, если нравится. Ты любишь книги?
Людмила Васильевна улыбнулась мальчику и ушла.
Он стоял на месте и смотрел ей вслед. Водяная струя из шланга ударила ему в лицо. Он закрылся книгой и отскочил в сторону.
Ночью в спальне у мальчиков раздавалось тихое сопение, кто-то храпел. На койке у окна лежал Юра, не смыкал глаз. Справа и слева от него посапывали на своих постелях его новые товарищи по несчастью: Мишка и Димка.
— Здорово мы обвели их вокруг пальцев, — тихо сказал Димка. — Королевскую житуху схлопотали, тепло и мухи не кусают.
— И жратва приличная, — сладко потягиваясь, сказал Мишка. — Пирожков нагрузил полный карман, держи.
Он протянул Юре пирожок. Тот не взял, молча отвернулся.
— Не хочешь, не надо.
Мишка сам стал жевать, аппетитно причмокивая.
Юра лежал в темноте и смотрел в потолок, где медленно раскачивалось бледное квадратное пятно от уличного фонаря. То справа, то слева доносились слова дружков.