А потом мы познакомились второй раз, когда мама потащила меня на один из семейных ужинов с дальней родней к каким-то Бергам. Там я узнал, что эта некрасивая, добрая и очень застенчивая девочка — моя троюродная сестра.

Элин действительно оказалась невероятно застенчивой и слегка нелюдимой. Только я мог ее расшевелить, заставить влиться в компанию, пусть и ненадолго — она всегда находила повод сбежать. Зато наедине со мной она раскрывалась, рассказывая о своих проблемах, смеялась над моими шутками и тихо вздыхала, когда эти самые шутки нечаянно задевали ее. Но даже в такие моменты не уходила, глотая обиду, а всегда оставаясь со мной рядом.

Все начало меняться, когда нам стукнуло по двенадцать лет. Наверное, первые звоночки можно было заметить уже тогда, но… я ведь идиот. Похоже, пора выбить это слово у себя на лбу, чтобы окружающие сразу осознавали, с кем именно разговаривают.

— Эти девчонки — настоящий кошмар! — воскликнул я, опускаясь на лавочку в школьном дворе рядом с Элин. — Вот чего было убегать?

— А что ты сделал? — лениво поинтересовалась сестра.

— Да ничего, — возмутился я. — Сделал комплимент, как папа советовал.

— Могу себе представить, — тихо пробубнила Элин. — Более конкретно сказать можешь?

— Ну… Я сказал, что она просто прекрасна, а чернила на носу делает ее особенно очаровательной. А она расплакалась и убежала.

Рядом послышался тяжелый вздох и неразборчивое бормотание.

— Она подумала, что ты над ней издеваешься. Вполне справедливо подумала, между прочим. Мог бы обойтись только первой частью. Пойди успокой. Объясни, что у тебя просто шутки дурацкие.

— Да ну, — отмахнулся я, посмотрев в сторону, куда убежала девочка. — Не буду. У нее чувства юмора нет. И вообще раз такая умная, что сама без парня еще?

— Да мне как-то никто нравятся, — отвернулась Элин, подозрительно пряча глаза.

— Ха! Мелкая еще, наверное. Не доросла!

После этого разговора сестра начала вести себя странно — заикалась, мямлила, старалась не оставаться со мной наедине надолго. И только через год моих тщетных попыток его расшевелить, я, наконец, понял, в чем дело. Именно тогда прозвучало роковое признание: «Алекс, я люблю тебя… не как друга».

Признаю, отреагировал я неадекватно. Просто рассмеялся, решив, что это шутка, а потом отпустил какую-то колкость в ответ, вспомнить которую уже не смогу. И только когда увидел, как в ее глазах скапливаются слезы, понял, что это было сказано всерьез. Но Элин уже развернулась и убежала. Обнаружил я ее через час поисков на крыше школы. Она сидела, привалившись спиной к оградке и уткнувшись лицом в колени.

— Эй, ну ты чего… — растерялся я. — Не плачь. Что ты как девчонка?

— Я и есть девчонка, — утирая слезы, ответила она. — Только ты этого не замечаешь.

— Замечаю, конечно, — промямлил я. — Но Элин, ты ведь моя сестренка…

Что еще сказать, я позорно не знал. Я ведь действительно воспринимал ее как лучшего друга. Наши семьи начали достаточно тесно общаться после того, как Берги переехали в район поблизости, поэтому привыкнуть к родству было достаточно просто. Для меня это не было просто словом. Элин стала мне сестрой, причем не фигурально. И даже подумать о том, чтобы рассматривать ее в другом качестве, я не мог.

— Троюродная, — напомнила девушка. — Еще пять лет назад мы даже не знали о нашем родстве.

— Но ведь мы все равно…

— Я знаю, что некрасивая, — вздохнула Элин.

— Да ведь дело не в этом, — я начал с жаром уверять ее, борясь с желанием побиться головой об стену.

— Не спорь. Это факт и пока ничего исправить не получится. Увы, я проиграла в генетическую лотерею, — грустно улыбнулась она. — Но смириться с этим сложно.

— Да наплюй ты на то, что говорят. Ты же знаешь, что они придурки.

— Знаю, — кивнула Элин. — Дело не в них. Ты не поймешь, наверное… Я смотрю на родителей, у которых те же черты лица, что и у меня, создают приятную картину и… просто не могу воспринимать себя. Как будто живу с чужим лицом, а все вокруг ненастоящее. Такое ощущение, что меня запихнули в это не мое тело. Как в плохой комедии, вот только обратно поменяться никак не получается. На самом деле, я хочу сделать операцию, когда достигну совершеннолетия.

— Операцию? — глупо переспросил я.

— Ну да. Точнее, операции… Сейчас многое можно исправить.

Для меня это звучало как-то дико, но наверное, спорить в такой момент было не слишком умно. Я и так не знал, как продолжить общение и сохранить дружбу.

— Если ты этого хочешь, то делай.

— Скажи… Мы ведь можем остаться друзьями? — спросила она вместо меня.

— Конечно. Мы всегда будем друзьями, — уверенно ответил я, а затем расплылся в улыбке.

Старшие классы пролетели почти спокойно. Казалось, Элин больше никогда не будет поднимать эту тему. Она перестал заикаться и прятать глаза, более бурно реагировала на мои вечные шутки, которые часто задевали за больное, отвешивая подзатыльники вместо того, чтобы молча вздыхать. Даже начала встречаться с каким-то парнем из другой школы.

А когда ей исполнилось восемнадцать, после долгих стенаний миссис Берг, начались вечные походы к разным специалистам, хирургам, а также к психологам, на которых настаивала ее мать.

Начался самый сложный этап — бесконечные пребывания в больнице. Я старался как можно чаще находиться рядом, хотя иногда она практически силой выгоняла меня из своей палаты, крича о том, какой я придурок. А если Элин после очередной операции из-за повязок приходилось молчать, она злобно сверкала глазами и показывая неприличные жесты.

Все изменилось, когда основные процедуры были завершены, и Элин действительно стала выглядеть совершенно по-другому. Я даже грустил, иногда не узнавая в ней свою сестренку. На самом деле, если приглядеться, то все было почти по-прежнему. Ну разве что зубы исправили полностью — теперь она красовалась с винирами. А так черты лица не меняли кардинально. Лишь сгладили, немного подгоняя под общепринятые стандарты. Но теперь ее уникальность смотрелась красиво, а не отталкивающе.

Выйдя из клиники после финального осмотра, она закружилась на месте и звонко рассмеялась.

— Алекс, ты только посмотри на меня! Уже и отеки спали, совсем ничего не выдает операции!

— Вы прекрасны, леди, — поклонился я.

— Дурак, — отвесила она мне очередной подзатыльник, заметив насмешку. — Может, теперь ты выпьешь со мной кофе? — кокетливо стрельнула она глазами, а я тяжело вздохнул, растеряв веселое настроение.

Признаться, я не ждал этого вопроса. После того подросткового неловкого разговора она больше никогда не говорила о своих чувствах и я решил, что мы наконец-то пришли к братско-сестринским отношениям. Меняться она начала давно и уже больше полугода выглядела примерно так же, как сейчас. Изменилось только то, что накануне я расстался с девушкой и теперь был свободен.

— Элин, но ведь ничего не изменилось. Ты по-прежнему моя сестра.

— Ладно, — опустила она глаза, но затем махнула головой, будто отгоняя назойливое насекомое, и посмотрела на меня. — Друзья?

— Друзья.

Вот только второй раз этот договор так не сработал. Она все еще пыталась меня переубедить. Иногда это были просто почти ненавязчивые приглашения на свидания, иногда поднимались откровенные темы и уговоры попробовать посмотреть на вещи под другим углом. Последнее обычно происходило, когда Элин напивалась. А еще были заигрывания, признания, редкие слезы. Я отшучивался, увеличивал дистанцию на время, но все же не уходил. Я был слишком эгоистичен.

От всей этой ситуации было мерзко на душе, а я чувствовал себя полным ничтожеством. Ну кто будет продолжать общаться с девушкой, которая влюблена в тебя, причем без надежды на взаимность? Только моральный садист. И порой я действительно чувствовал себя им. Но не мог отказаться от этой дружбы. Именно Элин вытащила меня из затяжной депрессии и запоя, когда погибли родители. Именно она поддерживала меня в самых безумных моих идеях. Даже когда я решил пойти в армию, она, конечно, сначала наорала на меня, назвав идиотом с суицидальными наклонностями, но затем помогла во всем.