Топоруб выбрал следующую тактику: изначально, сколько сможет, придерживаться ранее рассказанной истории; после, когда сил терпеть мучения не останется, раскрыть часть правдивой, ранее утаенной, информации; под третьим этапом предполагалось сдаться, но об этом бывший капитан предпочитал не думать.

По всей видимости, дознаватель не верил Киру и был твердо настроен, выбить из него, скрываемую по мнению мучителя, информацию.

Лежа сейчас на нарах, сильно утомленный физически и морально Кир, к своему большому огорчению, пришел к выводу, что первый этап его незамысловатой тактики остался позади, и настало время переходить ко второму этапу.

Как бы он ни хотел, дверь камеры должна была открыться в очередной раз. И вот, это снова произошло. Как и обычно, пришедших было трое, один в руках держал пистолет, второй – мешок.

«Встать!» – сказал первый. Кир повиновался. – «Без выкидонов!» Второй встал сбоку от Топоруба, загнул низложенному капитану обе руки ему за спину и надел на его запястья наручники, Кир не сопротивлялся. После ему на голову надели мешок.

«Пошли!» – второй ладонью ткнул в спину Кира. Все вместе, они вышли из темницы, налево, по коридору шагов десять, остановились. Повернулись направо. Открыли дверь. Зашли. Его посадили.

«Зачем, направляя вторым за плечо, вести меня такой незначительный путь с мешком на голове? Наверное, чтобы напугать», – ранее пронеслось в голове Кира, когда он впервые прошел этот короткий маршрут.

Он уловил чей-то шепот, затем удаляющиеся шаги, звук хлопнувшейся двери.

Некоторое время он просидел в полном покое – он был неподвижен, а в комнате, в мире, скрываемым за тряпичным мешком, ничего не было слышно. Но вот мешок дёрнулся вверх и слетел с его головы. Кир находится в комнате, погруженной в полумрак, из-за чего разглядеть в ней что-либо было затруднительно, особенно, когда в лицо ему бил свет от настольной лампы.

Перед ним стоял лысый плотный со сморщенным лицом человек. Он был в кожаном мясницком фартуке и короткой футболке. Пока ничего нового, за последние несколько дней всё это уже повторялось не один раз.

«Назови свое имя, сволочь, чтоб я мог потом тебя найти», – в очередной раз подумал Топоруб.

– Говорить будешь? – медленно произнес тот.

– О чём?

Последовал удар правым кулаком в лицо Киру, затем ещё один – левой, и еще – опять правой.

– Мы в числе пиратского флота напали на один из городов Диких… – заговорил невольник.

– Это я уже слышал, – мучитель ударил Топоруба в область расположения почек.

«Нужно сделать вид, что сломался, но выразить это следует не сразу, так как если слишком рано сдаться, дознаватель может заподозрить неискренность в показаниях».

– Мы грабили город Темноречье.

– Это я уже слышал, – недовольным тоном повторил мучитель.

– После… Когда мы возвращались в Короноград, на нас напал линкор «Каратель».

Еще два удара по почкам.

– Э-э-э… – тяжело протянул Кир. – Мы стали жертвой предательства.

– Откуда у тебя оказались бумаги с подтверждением предательства? Тебе их златокаменцы подарили?

– Ничего мне не дарили, – заверил мучителя пленник.

– Тогда как они оказались у тебя? – с нескрываемой злобой задал вопрос дознаватель.

– Я тайком, ночью, пробрался в каюту капитана… Обыскал её. И нашел бумаги… – объяснил Топоруб.

– Как ты выжил?

– Спрятался.

– Как трус!? – со смесью гнева и презрения воскликнул палач.

«Глупо будет сейчас с ним спорить на эту тему, но нужно что-то ответить».

– Как человек… который хочет жить, – ответил Кир, стараясь аккуратно подбирать слова.

– Как ты умудрился так тайно спрятаться, чтобы тебя никто не нашёл?

– Они не умеют искать… От таких… укрыться труда не составит, – с оттенком пренебрежения к служащим военно-воздушного флота проговорил Топоруб.

– Где!? Конкретное место!? – взревел дознаватель.

– Внутри чучела.

– Какого, чёрт возьми, чучела?! – крикнул мучитель, сопроводив вопрос ударом в живот пленника.

– Команда «Палача»… после набега на Темноречье… подарила нам чучело, смастеренное из бочки, стержней и частей тел нескольких темнореченцев.

Дознаватель помолчал какое-то время, затем подошел к двери, постучал. Почти сразу она открылась, и в проеме показались те же трое. «Уложите его», – сказал им палач. Те подошли к Киру, освободили на мгновение одну его руку от наручников и затем соединили руки браслетами со стороны живота. После силком подвели к стоящей параллельно одной из стен кушетке (похожей на медицинскую), ножки которой были винтами скреплены с полом и половина которой находилась в своеобразной железной то ли ванне, то ли корыте. Силой уложили спиной на неё начавшего сопротивляться Топоруба, и после закрепили допрашиваемого ремнями к ложу. Пускай, оно и не являлось «Прокрустовым ложем3», но Кир уже знал, что лежать на нём будет тоже мучительно и не из приятного.

Затем трое ушли, и дознаватель подошел к лежащему Топорубу. Рядом, из стены выступал водопроводный кран, к концу которого был закреплен шланг. Палач не спеша надел Киру на голову знакомый ему мешок, затянул на шее веревочный узел, пустил воду, после взял в руки второй, свободный, конец шланга и навел его на скрытое мешковиной лицо Кира. Секунда. И вода полилась. Поток, стекая по закинутой назад голове прямо в ванну, частично впитываясь в ткань и плотно прибивая её ко рту и ноздрям, стал сбивать дыхание у Топоруба. Дышать ему становилось всё труднее, создавалось ощущение утопления. Вскоре он начал задыхаться. Дознаватель лил воду примерно минут пять, затем положил шланг в ванну, снял мешок и спросил:

– Мне продолжить?

– Нет… Не надо, – негромко попросил Кир.

«Настало время поведать ему часть правды, при этом признание следует подать таким образом, чтобы у дознавателя создалось впечатление, что от него не утаили ничего значимого. Для этого в признании нужно акцентировать, что ему рассказывают всё, именно всё. Надеюсь, дознаватель, услышав рассказанное, успокоится и с чувством выполненного долга и достигнутой цели прекратит допрос. Надеюсь, что он насытится частью истории. Как говорится, чтобы успокоить собаку, достаточно дать ей одну кость из нескольких».

– С чего это вдруг я должен остановиться? – с издевкой вопросил дознаватель.

– Я всё расскажу… Я всё расскажу, – громким тоном пообещал Кир.

– Я жду!

– Меня сместила команда.

– Когда именно? – на лице дознавателя можно было увидеть, что его начало охватывать чувство радости и довольства переломом в допросе. Вероятно, его понимании, видении, это был тот переломный момент, когда допрашиваемый ломался и рассказывал об изначально утаенном.

– После набега на Темноречье, – уточнил Топоруб.

– Почему?

«Прямо некоторые моменты говорить нельзя, надо вскользь, как будто невзначай, немного в сторону, чтобы слова эти навели его на определенную нужную мне мысль, чтобы он сам того не зная оттолкнулся от них, чтобы он думал, что сам разгадал дело (задачу). Нужно, чтоб палач сам догадался. Сам, но с моей подачи».

– Команда захотела ещё наживы. Рядом проезжал торгаш… Они хотели атаковать его.

– Ты был против? – предположил дознаватель.

– Да… Я настаивал, проигнорировать его и следовать дальше.

– Почему?

– Не хотел рисковать, – ответил Кир и добавил: – Да и он подозрительно себя вёл. – Кир остановился, чтоб отдышаться.

– Как именно?

– Обычно одинокие торговые судна стараются держаться подальше от кораблей без знамен, а он как будто специально рядом шёл.

– И в итоге?

– Команда вспыхнула неодолимой жаждой наживы, их было не отговорить.

– И? – параллельно последовал удар в живот.

– Произошел бунт… Меня сместили.

– Почему?

– Я… был против нападения… Команда – хотела атаковать…

– Почему?! – опять удар.

– Я был против.

– Почему?!