Я оспариваю безумное утверждение, что все зло в мире идет от евреев. Оспариваю на основании закона и фактов многовековой истории. Если я обращаюсь с этими словами к Вам, то только потому, что не могу найти другого способа быть услышанным. Не как друг евреев, но как друг немцев, будучи выходцем из прусской семьи, я не хочу больше молчать в эти дни, когда все безмолвствуют, потому что понимаю, какая опасность нависла над Германией.

Мнение масс легко меняется на противоположное. Люди могут вскоре начать порицать то, что сейчас горячо поддерживают. Даже если пройдет много времени, рано или поздно пробьет час свободы для жертв преследования, а преступники будут наказаны. Придет день, когда немцы станут судить о своих действиях, прислушиваясь к голосу, идущему из глубины сердца. И тогда все они будут со стыдом вспоминать первое апреля этого года.

Если бы Германию действительно оклеветали — разве нуждалась бы она в таких мерах, чтобы сохранить чистую совесть? Нам говорят, что за границей перестали беспокоиться. Почему же тогда у нас до сих пор втайне продолжается гонение евреев? Разве не было более простого способа справиться с клеветническими слухами о наших преступлениях? Нельзя ли было вместо того, чтобы унижать евреев, доказать наше дружеское расположение к ним? Возможно, плохая репутация мгновенно исчезла бы, не устояв перед свидетельством любви и здравого смысла. Не был ли всегда добрый поступок лучшим средством для обращения?

Господин Канцлер Рейха! Я обращаюсь к вам со словами, которые вырываются из разбитого и страдающего сердца. И это не просто мои слова: это скорее глас судьбы, предостерегающий Вас моими устами. Защитите Германию, защитив евреев! Не дайте ввести себя в заблуждение людям, которые рядом с Вами! Вам дают плохие советы!

Обратитесь к своей совести, как в тот раз, когда Вы, возвращаясь с войны и проходя через освобожденный мир, решили сражаться в одиночку! Умение признавать свои ошибки всегда было преимуществом сильных духом. Сейчас по многим признакам ясно, в чем нуждаются люди.

Верните уволенных на рабочие места, врачей в больницы, судей в суды, пустите детей в школы, исцелите удрученные сердца их матерей, и весь народ будет благодарить Вас! Ведь если Германия и могла бы обойтись без евреев, ей нельзя лишиться своей добродетели.

«Есть только одна истинная вера, — предупреждает вековая надпись на могиле мудрого Эммануила Канта, — хотя и может быть много различных вероисповеданий».

Помните эту догму: тогда Вы поймете и тех, против кого сейчас боретесь.

Чем была бы Германия без истины, без красоты и без справедливости? Если когда-нибудь города превратятся в груды обломков, наш род вымрет и голоса, призывающие к терпимости, навеки умолкнут — горы нашего отечества будут все так же подниматься к небесам, и так же будут шуметь многолетние леса, но они уже не смогут дышать воздухом свободы и справедливости, как во времена наших отцов. Со стыдом и презрением станут они рассказывать о племени, которое не только беспечно подвергло опасности судьбу страны, но и навлекло на ее память вечное бесчестье.

Требуя справедливости, мы хотим сохранить достоинство.

Умоляю Вас! Защитите благородство духа, гордость и совесть, без которых мы не можем жить! Защитите достоинство немецкого народа!

Армин Т. Вегнер

Турецкие рассказы, из которых состоит изданный в 1921 году сборник Der Knabe Hussein («Мальчик Хусейн»), написаны Вегнером уже летом и осенью 1917 года, сразу после возвращения в Германию. Произведение, разумеется, относится к беллетристическому жанру в творчестве Вегнера и не может служить историческим свидетельством о геноциде. Однако Вегнер писал под воздействием еще свежих впечатлений об увиденном, хорошо помня рассказы многих армян, с которыми общался в Месопотамии. Кроме того, он часто основывает свое повествование на исторических фактах.

Так он поступает, например, в рассказе Der Sturm auf das Frauenbad («Штурм женской бани»), отрывок из которого мы приводим ниже. В нем писатель изображает мир, где царит культ жестокости, насилия и наслаждения страданиями беззащитных жертв. В основе рассказа лежат исторические факты погрома в Эрзеруме в октябре 1895 года, когда прибывшие по приказу султана отряды «гамидие» (3 тысячи штыков) и фанатичная мусульманская толпа жестоко убили более 350 армян. Автор показывает людей, опустившихся до состояния варварства. Он пытается найти подтверждение словам Магомета, которые поставил в качестве эпиграфа к своим турецким новеллам: «Да, человек вопреки самому себе является свидетельством».

Штурм женской бани

Труба с вышки минарета острым воплем трижды изранила воздух.

Занавес мечети, у которой были выставлены часовые, распахнулся, желтоватый человеческий поток заструился через площадь. Под одеждой застывали обнаженные кинжалы, руки идущих вздымались. Быстро проскользнув в аллею, толпа проникла на базар.

Был час окончания большой молитвы в пятницу. Покинутые турецкие кварталы спали под шапками снегов. Жены христиан собрались в банях, чтобы после домашних трудов насладиться одурением полного покоя. На базаре было тихо. Армянские купцы, закутанные в шубы, ничего не подозревая, возлежали между своими нагроможденными товарами на сиденьях из подушек и пускали в воздух табачные дымки. Крылья их мясистых носов слегка подрагивали.

Когда они увидели приближавшуюся массу людей, то поднялись, бледные от страха.

Жандармы крикнули:

— Мы пришли, чтобы забрать имеющееся у вас огнестрельное оружие. Говорите, где оно?

— Но у нас нет оружия!

— Оно должно быть!

Даниэль Мелькон, улыбаясь и подергивая углами губ под выпученными усами, наклонился:

— Уверяю же вас, у нас нет оружия.

Перед ним выросла стена из белых тюрбанов. Мулла, подняв руку, сорвал один ковер:

— Сколько?

— Два фунта. Но я дарю его тебе в благодарность за честь вашего посещения.

— Обманщик!

— Выдай оружие!

На пороге церковной двери выросла фигура армянского епископа. Его черная трубообразная шляпа, из-под которой спадали молочно-белые волосы, резко выделялась над народом. Он раскрыл рот, но толпа не дала ему говорить, завопив:

— Молчи! Вы оскорбили закон шерифа! Вы хотите реформ? Мы и пришли для того, чтобы провести реформы. Выдайте оружие!

Епископ поднял руки.

— Возлюбленные дети... я клянусь вам, что его у нас нет...

Вдруг пуля из ружья системы Мартини оторвала левую часть его лица вплоть до уха. Епископ свалился. Обнаженная челюсть его выпятилась, и между зубов стал виден неживой язык.

Улочка содрогнулась. Армяне, застигнутые врасплох нападением толпы, подгоняемой голодом и секретным приказом дворца, пытались запереть свои торговые палатки, но деревянные двери с треском были сорваны прочь. Изнутри выбрасывали на улицу ковры, рулоны пестрых материй. Армяне пытались спастись бегством. Но черные мантии мулл распахнулись, оттуда вынырнули кривые сабли, показались винтовки. Защищаясь от нападения, люди поднимали руки, но нападавшие ножами полосовали им суставы. Кровь из перерезанного горла заливала шелковые одежды.

Турки, овощные торговцы и продавцы коринки, взламывали двери домов, с грохотом вбегали по лестницам в комнаты и выбрасывали из окон подушки. Все это они обливали керосином и поджигали. Женщины в паранджах и мальчики выбегали на улочку, крича:

— Дайте нам оружие!

Их повели к военному складу. Там они навесили на себя старые заржавленные цепи и железные кандалы. В чистом воздухе из-под паранджей раздалось зловещее улюлюканье, острые ногти женщин расцарапывали лица умирающих. Солдаты «гамидие», одетые в оборванные мундиры, под командованием своих офицеров покидали казармы. Уже шесть месяцев не получали они жалованья. Жадноглазые, с исхудавшими шеями, смотрели они по сторонам, маршируя по оцепеневшим кварталам города, их сумки для сухого пайка были набиты громыхавшими при ходьбе патронами.