В собственном Доме? Без всякой битвы? Не потому, что защищал или атаковал, а потому, что сделал нечто необъяснимое, непринятое, неприятное, возможно, по ошибке?

Они спустились во внутренний двор, который уже вовсю освещало солнце. Весело плясали снежинки в воздухе, слабо трепыхались флаги. По обе стороны двора стояли королевские волки с оружием на изготовку. Как будто только и ждали сыновей Джаретта.

– Нет, просто полдень, – словно прочитав мысли Мидира, сказал Мэрвин, подозрительно говорливый сегодня. Может, ему тоже было не слишком приятно происходящее, может, Мидир, овладев мыслесловом, стал в глазах наследного принца немного больше похожим на настоящего волка.

Второй принц забыл обо всем. На открытой всем ветрам площадке было мало ши, холодный воздух будто прохаживался между ними, вымораживая душу предвестием дыхания бездны. Приговоренный волк, которого Мидир помнил слишком хорошо, застыл соляным столбом, каменной статуей, не дышал заранее или очень боялся. Отец тоже замер, но его неподвижность угрожала и заставляла прижимать уши к голове. То есть, если бы Мидир сейчас был в личине волка, он бы непременно прижал, но и в личине ши очень хотелось.

Советник был возле отца, как всегда, как положено. Стража возвышалась фигурками для игры в фидхелл по краям площадки, все словно бы ждали хода, партия все никак не начиналась, и Мидиру все меньше хотелось того начала.

Слова советника прозвенели в ушах колоколом набата, партия была объявлена, а это значит, проигравший тут будет обязательно. Мидир втянул воздух сквозь зубы, стараясь одновременно унять головную боль, отвлечься от темных мыслей и сосредоточиться на словах советника, но они не собирались во что-то внятное.

– Джаретт Великолепный…

Вот, отец, причем тут он? Глупый вопрос, он всегда причем!

– Непростительное оскорбление…

За оскорбления, Мидир знал, наказывали каленым железом и взрослых. Еще были тренировки, форпосты на границе с фоморами, двадцать семь пограничных королевств и ближайшее неблагое, где всем благим быстро и очень болезненно приходила ужасная смерть, так зачем…

– Светлое имя королевы Синни…

Мидир вздрогнул: внешний холод подружился с внутренним, леденело у самого сердца.

– Волк из белой породы…

Рука Киринна сжалась сильнее, и принц изо всех сил сосредоточился на широкой латной перчатке, тяжелой, ощутимой, почему-то очень теплой, как будто Киринна грело это солнце, что подло отказывало в тепле Мидиру.

– Во имя исполнения закона Слова Благого Двора приговаривается…

Все остальное запомнилось Мидиру ослепительными вспышками. Думать и даже запоминать вдруг стало некогда. Вот советник с легким поклоном передает меч отцу – не ослепительно-черный двуручник Нуаду, а самый простой. Вот этот меч взлетает молнией над беловолосой головой. Вот целый веер красного, брызги красного, кто пролил столько красного, Воган будет ругаться!

Мидир ощутил чью-то спину за своей – видимо, он все же пошатнулся. А ведь, казалось, его приморозило к полу.

– Уведите принца, – повел головой Джаретт. – Он увидел достаточно, как и я.

– Мой король, – перчатка свободной руки Киринна глухо бухнула о нагрудник. – Как прикажете.

Голос у него тоже был… глухой.

Мидир развернули на месте, оставляя брызги красного за его спиной, там, где раздувал ноздри советник, покачивались от ужаса стражи и уходил недовольный отец.

– Почему отец? Почему именно отец? – решив не отпускать руку Киринна, спросил Мидир, пытаясь уложить в голове натуральное убийство.

Которому никто не сопротивлялся. Которое никто не осудил. Которое было, наверное, по закону необходимо, но законы и правила иногда были так несправедливы!..

– Потому что это его обязанность. Он владыка Благих земель и главный судья, – негромко ответил Киринн. – Когда-то очень давно именно он писал Благое Слово, ставшее законом для всех ши, не только Дома Волка – всех живущих на светлых землях.

– Пообещай мне, что я никогда не буду этого делать! – ужаснулся Мидир.

– Дай древние боги здоровья вашему батюшке, да благословят его на долгое правление Кернуннос, светлый Луг и даже темный Ллир, – ответил Киринн. – Джаретт Великолепный правит много веков и, я надеюсь, будет править впредь. После него тяжесть короны, меча Нуаду и карающей длани перейдет к вашему брату, наследному принцу Мэрвину.

Так Мидир впервые пожалел брата.

Никому он не хотел подобного, даже отцу, который видел столь многое, что сами его глаза почернели от темноты виденного им! Так, по крайней мере, гласили легенды. Мидир верил легендам очень наполовину, то есть на четверть, то есть почти и не верил, а вот что Джаретт видел много злого и темного, принимал сразу.

В очередной раз подумалось, насколько проще была бы жизнь, если бы его родителями были простые волки! От него не шарахались бы в ужасе воспитатели, ему позволялось бы играть с теми, кто ему нравился – ему просто позволялось бы играть!

– Где это мы? – завертел головой Мидир, внезапно осознав, что они давно покинули пределы Черного замка.

– Король просил увести вас, но не сказал куда, – мягко улыбнулся Киринн. – Мой принц, вы никогда не слышали Плачущего?

– А зачем нам Плачущий, если уже есть один? – голос брата впился в уши, и Мидир непроизвольно закрыл их ладонями. – Нет-нет, теперь ты будешь слышать меня и так!

– Что? – Мидир от удивления опустил руки.

– Начальник замковой стражи, приказываю вам удалиться. Мне требуется переговорить со своим братом. Много времени это не займет, был бы он постарше и поумнее…

– Посмотрим еще, кто из нас умнее! – вскипел Мидир. – И вообще, ты никакого права не имеешь командовать начальником стражи! Ты тоже только принц!

– Мой принц, не стоит вам переживать по пустякам, – мягко произнес Киринн. – Я отойду.

Мидир проводил его взглядом – они стояли на перепутье, и Киринн отошел к громадному дубу, на который очень любил залезать сам Мидир – в те редкие моменты, когда ему удавалось улизнуть из Черного замка. За вековечным еловым лесом простирались Вороновы горы, а оттуда, куда они шли, тянуло влагой, и густым яблоневым цветом, и еще животными. Там Мидир еще не был.

– И феечек не видел? – улыбнулся Мэрвин.

Мидир насупился еще сильнее. От него прятались все волшебные создания, что было обидно. Единственная виденная им фея была застывшей в янтаре.

– Они боятся твоей ауры, брат, – пояснил Мэрвин неозвученные размышления.

– Я же не говорю! – изумился Мидир.

– Но думаешь мыслесловом. Учись закрывать свои мысли, иначе твои слова будут использованы против тебя.

– Я запомню это, спасибо, да. Прости на не-вы-дер-жан-ность! – закатил глаза в конце длинного и глупого слова, которое ему вечно все долбили, сосредоточился, хмуря лоб.

Мэрвин скривился на миг – а в голове у Мидира словно бы опустилась завеса.

– В следующий раз закрывайся потише… И ты прости меня, брат. Мне не следовало упрекать тебя в несовершенстве. Порой зрелище справедливой мести не для глаз ребенка.

– Я не ребенок! – привычно дернул плечом Мидир, а потом изумился, поняв главное: брат просил прощения! Первый раз за всю его жизнь! – Я с гордостью принимаю твои извинения, принц Мэрвин! – церемонно ответил Мидир.

– Пустое, – отмахнулся Мэрвин. – Ты понимаешь, отец это так не оставит. За одно оскорбление мало одной смерти.

– Как это мало? – задохнулся Мидир. Ветер, неожиданно опять ставший холодным, забрался под сюрко.

– Мало! – свел брови Мэрвин. – Теперь белые волки не смогут служить в королевской страже. Но он действовал не один. Узнать бы…

Брат присел рядом, взял опешившего Мидира за плечи. Мидир обожал обнимать всех и вся, но брату, казалось, его прикосновения были неприятны. Он пробовал не один раз, а тут!

– Скажи мне, Мидир. Не видел ли ты рядом с Киринном кого-то из белых волков?

– Конечно, видел!

– И кого же? – обрадовался брат.

– Я видел рядом с Киринном королевского волка Олли! – отрапортовал Мидир.