Мы, как по команде остановились, стали вглядываться вдаль, в разные стороны, но ни шума, ни самой винтокрылой машины нам обнаружить не удалось.

— «Пегас», я — «Лиса — пять», «Пегас»… — в который раз я щёлкнул кнопку на рации, но все безрезультатно, из динамика слышались лишь шипение и далёкий треск.

— Не нравится мне всё это, — Виталий, произнеся, перекинул футляр с одного плеча на другое. — Можете как-то это объяснить?

— Да, Виталик, ситуация нетипичная, — согласился наш главный, — и сыпать сейчас гипотезами — ну не совсем благодарное дело, слишком мало информации, — не забывай: мы с Андреем специалисты совсем в другой области. Но навскидку скажу: и отсутствие связи, и все аномалии, что мы видели, скорее всего взаимосвязаны между собой.

— А падение аппарата? Авария? — добавил Виталий.

— Вот здесь — не думаю, просто техническая неисправность, недоработка, не более. Но что гадать? Комиссия потом разберётся. Вот печёт… — прищурился Саныч от яркого солнца. — Андрей, как думаешь, на сколько раскидало обломки?

— Думаю, на расстоянии около пяти километров — в условную линию. Навскидку. Но как найдем первые обломки — дальше будет легче.

Новая «волна» пришла, как только мы подошли к лесу. Неожиданно, без всяких признаков. Но она сильно отличалась от прежней: если первая показала нам «картинки» из разных частей суток, то здесь творилось что-то невообразимое. За, наверное, минуту мы увидели тысячи «кадров»: этот же лес, зима, дует ветер, я даже почувствовал, как пару снежинок ударили по щеке. Затем опять это же место, утро, но деревья немного изменились: одни стали больше, а может и меньше, сравнивать было трудно, листва стала сначала жёлтой, без листвы, зелёной… Потом «облако» листвы так часто меняло цвет, что стало серым. В следующих «прыжках» картинок лес стал отступать: он то удалялся на много километров, то поглощал нас с огромной скоростью — мы были окружены деревьями, но они не стояли на месте, стволы то улетали вниз, под землю, то на их месте появлялись новые. Тут лес исчез — поле, на горизонте яркая белая полоса. Ещё пару «кадров», — полоса приближалась, стала километровой высоты стеной ледников, которая на миг поглотила нас, тьма, потом стена умчала от нас на север… Несколько раз мы оказывались в воде: один раз по шею, один раз нырнули с головой в ледяную воду, но наглотаться воды мы не успели, так-как река вновь исчезла, и мы оказались в степи, опять в разное время года, ещё мгновение — пустыня, песчинки зашуршали по одежде во время песчаной бури, издалека стало появляться морское побережье, которое со скоростью самолёта приближалось к нам. По сторонам виднелись холмы, они то росли, то опускались, как морские волны. И всё это зрелище было замешано на дикой симфонии звуков: шума ветра, рева бури, прибоя, обрывки криков птиц и животных — по несколько миллисекунд каждый. У нас были все шансы попасть в психиатрическое отделение после такой шумной «карусели». Тем временем мы уже по пояс стояли в морской воде — день, ночь, зима, весна… Тысячи и миллионы лет летели мимо, набирая скорость, — моё сознание об этом било беззвучный набат. И каждая эпоха, казалось, хотела «попробовать на вкус» трёх странников… Теперь моря не было, полоса леса снова была ближе, она приближалась к нам и тут же удалялась, его граница менялась по отношению к нам, словно трепещущее на ветру знамя. Я успел заметить, что это был уже не просто наш лес: деревья были мне совсем незнакомы… Полоса леса, вновь поглотила нас.

«Картинка» остановилась, и других за ней не последовало. Мы стояли между исполинских деревьев, каждое из которых, вероятно, было с пятнадцатиэтажный дом, но таких знакомых нам берёз и сосен не было… Нас тут же объяла ужасная тропическая духота.

— А! — крикнул Саныч, словно испугался, — как будто если кто-то неожиданно выскочил на него из-за угла. А может и вправду испугался, что и неудивительно, у меня, например, мозги точно подкипали.

— А назад!? Чё за дела!? — чуть не с истерикой в голосе выкрикнул Виталик.

— А назад не сработала, зараза… — мрачно заключил я.

Следующие несколько минут мы провели удивлённо оглядываясь по сторонам: посмотреть там на что действительно было. Огромные стволы-колонны устремлялись ввысь, некоторые деревья напоминали многоярусные канделябры, стволы других — словно копируя длинное тельце стрекоз, состояли из многих сегментов. Третьи изумляли пышной кроной, чем-то похожую на пальмовую, только ветви у них торчали во все стороны из одной точки и напоминали колоссальных размеров одуванчик. Четвёртые были похожи на огромные, торчащие вверх кисти или даже мётлы, которые воткнул в землю уставший от безнадёжной уборки великан. Почти всё пространство между деревьями было завалено старыми стволами, как будто гигантский бобёр, решивший устроить тут свою дамбу, бросил начатое на неопределённое время. Мёртвые деревья бурно поросли новой растительностью, молодые хвощи и папоротники в некоторых местах стояли сплошной стеной. Ужасная духота и влажность сулили, что наша одежда не высохнет после вынужденных «купаний» ещё долго. Вдобавок к этим ощущениям стоял довольно неприятный гомон, издаваемый насекомыми: жужжание, трели, потрескивания, снова жужжание… Где-то далеко ухало что-то огромное, звук переходил затем в шипение, снова и снова. Наверное, эти звуки смолкли лишь на несколько секунд после нашего появления, ведь мы достаточно громко возмущались неожиданной перемене мест. Вот только в координатах или во времени? Лично у меня сомнений практически не было, но, как и любой утопающий хватается за соломинку, так и я ждал, что же скажет Саныч.

— Просто поразительно, в какую хрень мы вляпались, — проговорил мой руководитель. И я ожидал услышать от него всё что угодно, но только не это.

— Андрей, Александр Александрович, где мы? — Виталик нервно скинул рюкзак и снова закинул его за плечи. — Что происходит вообще?

Я, нервно проверив в это время состояние телефона, рации и пеленгатора, — к счастью, они не пострадали от воды, после вновь посмотрел на нашего руководителя.

Саныч приподнял ладонь, призывая умолкнуть на время пока он досмотрит, как казалось, любимый отрезок из фильма:

— Лепидо… Лепидодендрон, вспомнил, — указал он пальцем на ствол дерева, кора которого напоминала рыбью чешую. — Каламиты… — Указал он на другие деревья. — Другие — даже не знаю… Надо же, помню из книги. Этого не может быть.

«Добро пожаловать в один из самых замечательных периодов в истории нашей планеты…» — у меня перед глазами встал образ нашего преподавателя из института, когда мы с группой были на экскурсии в музее. Как же это было давно! Преподаватель ходил вдоль стеллажей, тумб и витрин и с жаром рассказывал об ушедшем в пучину прошлого мире, от которого сохранились лишь окаменевшие остатки костей животных, рыб, отпечатки листьев в камне… Врезалась тогда в память, помню, ветвь дерева, след от которой довольно хорошо сохранился в куске каменного угля. Воспоминания резко сменились на образы жены с сыном: она собирала его на прогулку в лес и давала мне некоторые наставления — любила она это делать… «Не уходите далеко в лес, и не потеряйте шапочку, как в тот раз…» Постепенно очертания жены и сына перемешались с обликами преподавателя, и с теми, с кем я раньше учился. Замерли. Теперь уже это было изображение на старой чёрно-белой фотографии, которая желтела на глазах, изображения людей помутнели, по ним пошли трещины. Кусочки бумаги отрывались, отлетали, и рассыпались в прах…

— Андрей! — вырвал меня из оцепенения голос Саныча. — Я говорю: старайтесь дышать реже и неглубоко, если я не ошибаюсь, содержание кислорода здесь повышенное.

— Да куда же нас черт занес? Вы можете мне ответить? — бледное лицо Виталика выдавало испуг.

— В каменноугольный или в пермский период, точно сказать не могу, — от Саныча это прозвучало как приговор судьи.

У меня тошнота подошла к горлу после этих его слов. Я осознал, что и он понимает в насколько безвыходном и обречённом положении мы теперь оказались.