Мы закивали с Виталием, я добавил:
— Надеюсь камеры записали этот звук…
— Вот! — поднял палец вверх старый учёный. — Вот это правильно, только на основании зарегистрированных данных…
Теперь уже пришла его очередь не договорить своё предложение. Следующее явление, которое буквально проскочило за пару секунд у нас перед глазами, повергло практически в шок всю нашу группу. Представьте, что вы смотрите на какой-то пейзаж, и тут резко показывают снимки, отснятые из этого же места, но в разное время дня. Солнце за это время побывало почти во всех местах небосвода по своей траектории — эклиптике, — ну, проще скажем, пути его следования с востока на запад. Но «кадры» шли не по порядку во времени суток, так сказать, мы наблюдали то ночь, то полдень, закат, рассвет — разные времена вперемешку. Даже волосы на голове шевелились от постоянной смены сторон, откуда дует ветер. Звуки птиц, жужжание пролетающих жуков, трели сверчков — обрывки звуков неслись с разных сторон, по очереди. Это были не просто «кадры», мы реально находились там в разное время суток. Аномальный эффект закончился так же быстро, как и начался. Мы снова стояли в «том же времени» суток откуда и… В общем там, где и должны были быть. В этот раз, посмотрев на Сан Саныча и Виталия я увидел на их лицах неподдельный ужас, граничащий с паникой. И я был уверен, что и гримаса на моём лице вряд ли претендовала на звание фото модельной.
Наш руководитель пару секунд смотрел на меня и, словно выйдя из оцепенения, взглянул на свои часы:
— Осталось меньше минуты… Андрей, что происходит? Может мы съели эти пирожки на заправке, и у нас из-за этого теперь массовые галлюцинации? Виталик, ты у кого их покупал?
— Я х… — осёкся Виталий, и прохрипев, кашлянул, — я всегда там покупаю и тёщу даже свою угощал, и жену. Никто с ума ещё не сошел. Наверное…
Я, также взглянув на часы, проговорил:
— Не думаю, что эффект связан с отравлением, я, например, видел быструю смену времени суток, — вразброс, а вы?
Все видели то же самое.
— Поэтому смею утверждать, что раз уж мы видели все одно и то же — это не галлюцинации. И у нас всегда есть видеокамеры, которые, я надеюсь, всё записали.
Саныч схватил меня за плечи:
— Андрей, ты понимаешь, что это значит? Может мы даже зарегистрировали явление, по важности которое может соперничать с доставкой образцов с Венеры!
— А может это всё из-за вашей Венеры, — вставил Виталий, на что услышал громогласное «Чего?» от Саныча, но наш водитель указал пальцем на северо-запад:
— А вот и ваши образцы. Летят…
В небе появилась яркая точка, оставляющая за собой чёрный, дымный след. С каждой секундой она становилась всё ярче, стал слышен какой-то треск, напоминающий помехи в старом радиоприёмнике. Зрелище было завораживающее и напоминало падение метеорита. Три секунды… Пять… Шлейф чёрного дыма тянулся уже на полнеба. Но спускаемый аппарат, казалось, и не думал тормозить.
— Ну… — прошептал Саныч, — давай, выпускай парашют…
Яркая вспышка! Аппарат почти остановился… Но… Он развалился в воздухе на куски и горящие обломки полетели, дымясь, на землю. Ещё через некоторое время до нас долетел грохот взрыва. Обломки аппарата упали в полосу леса за полем.
Александр Александрович молча сел на траву и уткнув голову в колени, сказал:
— Пять лет… Всё впустую. Всё погибло.
Мы с Виталием ошеломлённо посмотрели друг на друга, наконец наш водитель произнес:
— Парашют не открылся? Поэтому — крушение?
Я, вселив в Виталика настоящий ужас шепотом произнесенными словами «накаркал?», присел рядом с руководителем и немного похлопал его по плечу:
— Думаю, тепловой экран не выдержал, дело не в парашютах. Они сгорели, не успев открыться.
Саныч вдруг резко поднялся на ноги и чуть не крича, вернее, ну в общем, достаточно громко и с нотками отчаяния проговорил:
— Пять лет! Проработка теорий, написание научных работ, даже создание специального оборудования для исследования образцов именно с Венеры — всё коту под хвост! Нет, это наказание какое-то!
— Вы говорили, что по фотографиям с Венеры, — попробовал я его успокоить, — ну что образцы похожи на гранит, да и теорию в работах вы эту развивали, как помнится. А это довольно устойчивый материал и…
— Что ты хочешь сказать, Андрей?
— Не хочу давать надежду, но думаю, что есть шанс найти их среди обломков. Может хотя бы часть их не сгорела.
Не ожидал такой реакции от своего начальника — он, наверное, одним прыжком подскочил ко мне и пожал руку. Продолжая довольно энергично её трясти, почти торжественно произнёс:
— Вот за что я тебя люблю — так это за умение вселять надежду! Капсула с образцами довольно крепкая! Это же прекрасная идея!
— Предположение, — у меня это прозвучало, даже можно сказать, робко. Мне, честно говоря, вот совсем не хотелось вселять в Саныча надежды, которые потом могли обернуться крахом.
— Не важно! За работу! Быстрее! Боюсь, что мы можем не успеть и сейчас над местом падения повиснет вертолет координатора! Да и все поисковые группы сейчас, сломя голову несутся туда, это… Это крушение было видно за десятки километров, — затараторил Саныч. Глаза его заблестели как у пантеры, что заметила кролика.
Пока я возился с камерами, Саныч и Виталик мне больше мешали чем помогали: то просили не шевелиться и не разговаривать, слушая, не летит ли вертолёт, то хватали что не попадя и тащили в багажник машины. Я сказал, чтобы они успокоились и лучше занялись проверкой своих рюкзаков — да, к их удивлению я сказал, что дальше мы пойдём пешком:
— Смотрите, вот видео с камеры «Север», — включил я на ней монитор. — Вот звуковая аномалия… — Мои спутники еле дышали в этот момент, — Вот, чёрт её знает, как назвать… Следующая аномалия.
— Временна́я волна, — сказал Саныч, — да не нужно на меня так смотреть, это гипотеза, ну и надо же пока как-то назвать это явление?
Мы, кивнув, согласились.
— Вот, — продолжил я, — на этом видео не видно точки входа аппарата в атмосферу, но видно куда упали обломки, смотрите…
Саныч с Виталием смотрели, и, вероятно, как и я, вновь переживали те трагические секунды.
— Один, два, три… Я насчитал три потока. Упали… Вот ориентир, видите? Какое-то высокое дерево, там первое скопление обломков… В общем, грунтовка туда не идёт, а скакать по полю на нашей колымаге я никому не рекомендую. Поэтому предлагаю идти пешком, — закончил я излагать свои объяснения.
Прежде чем Виталий закрыл машину, мы ещё успели поспорить о количестве воды и консервов, что нужно было взять с собой, мои спутники настаивали на том, что это всё не важно и нужно быстрее бежать к цели, но мне удалось их переубедить в том, что поиски могут затянуться и, возможно, нам даже придётся там переночевать.
— Смотреть как на вертолёте увозят находки нам придётся… Кто-то, но не мы их найдём, с такими сборами, честное слово! — в сердцах воскликнул Саныч, но ещё немного поворчав, смирился. Ещё правда он возмутился, когда мы нагруженные рюкзаками уже стали отдаляться от машины, и на глаза ему попался продолговатый футляр, что нёс Виталик:
— А это что, если не секрет?
— Ружьё, Александр Александрович, — сверкнул улыбкой Виталий.
— Господи, ну зачем ты взял с собой ружьё, можешь ты мне ответить? — наш «командир» подчёркивал движением ладони каждое своё слово.
— Так это отца ружьё, — проинформировал нас Виталий, и сколько бы на него дальше не смотрел возмущенный Саныч — это никак не прибавило больше смысла к той информации, что уже была озвучена нашим верным водителем.
Когда до кромки леса оставалось примерно полкилометра, Саныч, произнеся сначала что-то похожее на «уф», сказал:
— Очень странно.
— Странного сегодня было достаточно много, — попытался я произнести как можно бодрее, — что ещё вы заметили?
— Вертолёта нет. Нет, пусть он даже и не найдёт сразу место падения… Но искать то должен?
— По идее — да, — согласился Виталий. — Его далеко было бы слышно.
