В то утро, когда мы наблюдали, как они собирают свою долю пепла — свою часть мы оставили себе для подобных же целей, — Вималананда сказал мне: «Даже эфирные существа в округе наслаждаются нашим присутствием. Они не могут непосредственно забирать пепел, как это делают жители. Они просто раздувают его и втягивают в себя, а для нас это выглядит как простое дуновение ветра». Он улыбнулся.

«Когда мы впервые пришли в эту деревню, было похоже, что наш друг, дерево, долго не проживёт, не так ли? А теперь посмотри на него: раскрылись новые листья, и оно восстановило большую часть энергии. Это оттого, что эфирному существу, которое живёт внутри него, тоже по душе наша хома — аромат дыма и звучание наших мантр. Его страдания довлели над этой деревней и теперь, когда оно снова счастливо, оно присматривает за жителями и направляет их к процветанию.

«Есть ещё много благотворных знаков, которые большинство людей не в силах истолковать. Ты помнишь ту пару маленьких сов, которые навещали нас несколько раз поздно ночью, когда каждый сосредотачивался на своей хоме? Тех самых, что взлетали и садились на верхние ветви дерева, переговариваясь о чём-то в течение полутора часов, а потом улетали?» Конечно, я помнил. «Совы, как правило, не приближаются близко к огню, но я думаю, что их поведение было благоприятно для всех, кто участвовал в нашей работе.

«Вот истинное поклонение, настоящая йога: не совершенствовать физические позы, но превращать каждый дом в счастливый дом. Если хотя бы за сотней индийских деревень поухаживать как за этой, изменился бы весь уклад жизни в Индии. Отец живёт ради своих детей, а не ради себя, если он настоящий отец».

Вималананда очень тепло относился к своим скаковым лошадям и часто заходил к ним на конюшню, чтобы приласкать и угостить чем-нибудь вкусным. Он навещал даже тех кобылиц, которые больше не участвовали в скачках и доживали свои дни на конном заводе в пригороде Пуны. Однажды во время такого визита на конный завод водитель-авторикша, который нас вёз, неожиданно отказался ехать дальше за город, и оставшиеся полмили мы вынуждены были идти пешком под палящим полуденным солнцем.

За несколько лет до этого у Вималананды был серьёзный сердечный приступ, и теперь он всегда имел при себе сердечные препараты. Возможно, жара, утомление и раздражение от перебранки с рикшей вызвали новый приступ, хотя могла быть и другая причина, о которой я так и не узнал. Как бы то ни было, этот приступ оказался тяжелее обычного и лекарства не помогали. Несмотря на больное сердце, Вималананда продолжал курить, и я помог ему закурить сигарету, пока он стоял на месте, пытаясь справиться с болью.

Мы находились на пустынной дороге, не имея никаких лекарств кроме бесполезных пилюль и не имея возможности добраться до врача. Боль продолжала усиливаться, и мы свернули на обочину, чтобы присесть в воображаемой тени. Когда мы подходили к голой акации, Вималананда в отчаянии запустил свой окурок в небо.

Он сел на землю рядом с акацией. Стоя позади него, я мог лишь гадать о том, что произойдёт дальше. Вдруг что-то заставило меня посмотреть наверх. Там на ветке дымился окурок, аккуратно насаженный на шип акации. Моё сердце забилось: это знак! Я окликнул Вималананду, чтобы он посмотрел. Увидев, он улыбнулся, затем рассмеялся и сказал: «Похоже, Робби, мне всё же не суждено умереть здесь. Природа пока что меня не оставила!» Сразу после этого боль начала отступать.

Вималананда любил Природу, и Природа любила его. В Природе есть порядок, могучий ритм, называемый на санскрите ртам, — все небесные тела подчиняются ему в своём движении. Вималананда привык действовать в гармонии с космическим ритмом, и вселенная привыкла сотрудничать с ним. Когда он в отчаянии бросил окурок с безмолвной мольбой к Природе: «Не позволяй мне умереть на обочине этой дороги!», Природа ответила ему знаком: «Не волнуйся, пока ты со мной, ты в безопасности».

Брошенные окурки не склонны накалываться на шипы акации. Конечно, изредка могут происходить подобные маловероятные события, но что касается Вималананды, то такие «события» сопровождали его чуть ли не каждый день, поэтому здесь требуется более убедительное объяснение, нежели просто совпадение. Безошибочный полёт этого аэродинамически несовершенного предмета был предопределён внутренним событием: мольбой о помощи. Мольба Вималананды поразила космическое «яблочко» с той же точностью и силой, что и его сигарета — свою цель. При этом последнее, видимое событие было вызвано невидимым внутренним аналогично тому, как беспорядочно насыпанные железные опилки образуют узоры, если попадают в невидимое магнитное поле.

Древний закон тождественности микрокосма и макрокосма утверждает, что не существует других различий между окружающей нас безграничной вселенной и ограниченной внутренней вселенной человеческого тела, кроме одного — уверенности индивидуума в том, что он отличается от окружающей его вселенной. Человек является живым микрокосмом вселенной, а вселенная — живым макрокосмом человека. Оба космоса оказывают влияние друг на друга. Вселенная каждое мгновение влияет на нас, а каждый из нас своими действиями влияет на весь космос, как в хорошую, так и в плохую сторону. Космос — это тело Абсолюта, тот сосуд, через который Абсолют выражает себя. Каждое создание во вселенной содержит по крайней мере искру вселенского сознания, которое и есть Абсолют, однако большинство созданий не могут адекватно выразить это сознание.

Вималананда объясняет это так:

«Чит-Шакти (энергия сознания, или субъективность) самоотождествляется с непроявленным Абсолютом, а Майя-Шакти (энергия бессознательности, или объективность) — с миром, проявлением Абсолюта. Две эти формы Шакти не могут существовать друг без друга. Даже в самой плотной материи присутствует искра сознания, поэтому и камни я считаю живыми, и даже в высших формах сознания есть частичка Майи, поскольку в них всегда, хотя бы в минимальной степени, присутствует ощущение индивидуальности. Как только ты постигаешь истину вселенной, ты забываешь о собственной индивидуальности и осознаешь лишь свою истинную природу. Лишь тогда, когда ты перестанешь существовать, для тебя перестанет существовать и Майя».

Единое пребывает во всём, а Всё определяет Единое. Единство и двойственность сосуществуют одновременно. Где бы ни проявилась Чит-Шакти, там возникают чувство и ум, а в её отсутствие наблюдаются невежество и бесчувственность. Человеческое тело — это сосуд, который через нервную систему наполняется сознанием. Позвоночник и спинной мозг распространяют сознание от мозга, полюса наибольшей осознанности, называемого Шива, к копчику, полюсу наибольшей плотности. При этом каждая клетка тела проявляет свою форму осознания, зависящую от свойств этой клетки.

В основании позвоночного столба, в тонком теле, пребывает Шакти индивидуации. Эта энергия неподвластна индивидууму, пока его сознание прилеплено к мирскому. Эта энергия не что иное, как наша индивидуальная часть космической энергии самоидентификации. Именно благодаря ей мы ощущаем себя отдельными сущностями. Она порождает в нас чувство Я и поэтому называется Ахамкара (букв, «причина Я»). Говоря об эго, Вималананда имел в виду именно Ахамкару, но не фрейдовское эго.

Так же как проницательность, или способность различать, служит главным качеством интеллекта, так и главной особенностью Ахамкары является обособленность, чувство собственности. Ахамкара выделяет часть мира (Майи), делая её нашей собственностью, что делает нас отделёнными от остального мира и придаёт нам оформленность в виде индивидуальных организмов. Ахамкара отождествляется с каждой клеткой тела от зачатия до смерти. Смерть — это прекращение отождествления Ахамкары с телом. Чем сильнее вы отождествляетесь со своей индивидуальностью, своим микрокосмом, тем больше Ахамкара функционирует в качестве вашей индивидуальной Майи и тем меньше она отождествляется с макрокосмом. По мере снижения роли индивидуальности в вашей идентификации она получает больше свободы для отражения макрокосма, что приводит к повышению степени осознания Единого. Ахамкара и Кундалини — это Шакти, действующая в двух противоположных направлениях: Ахамкара соответствует Майя-Шакти, а Кундалини — Чит-Шакти.