— Лайма, — решился наконец высказать Батыр свою сокровенную мысль, — а я никогда не смог бы — как Тариэл. Я бы никогда не оставил тебя там, на Муаровой планете, — если бы произошла катастрофа, — с трудом выдавил он последнюю фразу, ужаснувшись ее зловещего смысла.
— Но и Тариэл никого не оставлял, — возразила девушка и еще нежнее прижалась к Батыру, — Радмила погибла.
— А память?
— Память — в сердце. А на Муаровой планете — одни химические превращения.
— Все равно, — продолжал упрямо настаивать Батыр. — Я бы предпочел разделить с тобой даже смерть.
— А я бы предпочла остаться в живых, — в тон ему ответила Лайма.
— Я ведь о другом, — обиделся юноша.
— Ты просто не рожден для звезд. А Тариэл — истинный звездолетчик, который должен уметь подавлять подобные чувства и думать прежде всего, как передать на Землю о том, что произошло.
— Я бы передал все, что требуется.
— Значит, этого недостаточно — раз Тариэл счел нужным вернуться на Землю. Его знания и опыт помогут людям избежать подобных трагедий в будущем.
— Но если Радмила не погибла, — не выдержал Батыр.
— Как? — опешила Лайма.
— Сместилась во времени вслед за разведгруппой.
Девушка вмиг успокоилась:
— Ты что — перечитал фантастики?
— Но ведь теория допускает…
— Мало ли что допускает теория, пока ее не поправит или не опровергнет практика.
— Погоди, Лаймочка, дай договорить до конца. Я не собираюсь ворошить давнишние идеи, допускавшие обратное течение времени для отдельных микрочастиц. Однако, теория допускает опережающий временной сдвиг при определенных сочетаниях энергетических уровней первичных квантов вакуума.
— И что же? — заскучала Лайма.
— А то, что прямое превращение элементов на Муаровой планете можно истолковать как следствие глубинных процессов, сопровождающихся опережающим сдвигом во времени. Откуда и вся масса муарового вещества окажется во временной фазе, на несколько порядков отодвинутой в будущее. Понимаешь, то, что человек или прибор принимают за настоящее, на самом деле — далекое будущее. Дальше все объясняется очень просто. Правда, возможны два варианта. Первый — аннигиляция времен: настоящее не совместимо ни с прошлым, ни с будущим. В этом случае земляне погибли. Но они живы, если временной поток планеты поглотил и ассимилировал временные струйки людей, заброшенных в этот неведомый мир. Значит, экипаж «Алишера» находится сейчас где-то в будущем и весь вопрос: где именно.
Лайма, точно прилежная ученица, внимательно ловила и осмысливала каждое слово. Логичность рассуждений Батыра увлекла ее, но не настолько, чтобы утратить критичность восприятия. Вдруг ее озарило:
— Знаешь что уязвимо в твоей гипотезе? Почему Радмила и разведгруппа исчезли, а некоторые приборы так и остались нетронутыми на Муаровой планете. Если бы и впрямь имел место временной сдвиг, они тоже должны были бы переместиться в будущее.
— Я думал об этом, — сокрушенно вздохнул Батыр. — Но опасные точки планеты вовсе не обязаны равномерно размазываться по всей поверхности. Напротив, аналогия с другими, изученными явлениями, наводит на мысль, что возможны участки с различной напряженностью, концентрацией и нейтрализацией сил; наконец, не исключено наличие полюсов. И вообще — ты не помнишь, какие именно приборы уцелели?
— Не помню. Но давай переправим твои предположения в космический центр. Канал у нас пока не отобрали. Пусть, пока мы летим, машина пораскинет своей электронной памятью и просчитает твою гипотезу в соответствии с архивными данными.
— A-а, что там машина — пирамида Хеопса: одно величие и никакого ума.
— По крайней мере внесет ясность, избавит от лишних вопросов и точно скажет, выдвигались или нет подобные идеи раньше. И как были встречены.
На запястьях обоих неожиданно застрекотал сигнал вызова и из наручных приемников раздался неунывающий голос Азмуна:
— «Даурская лиственница» приветствует «Балтийскую сосну» и «Аральскую чинару». Как прикажете понимать: два часа назад был дальше всех, а к месту встречи прибыл раньше, чем некоторые. Вот что значит не отвлекаться на посторонние дела.
— Ты бы лучше поспал полчасика, «Даурская лиственница», — добродушно съязвил Батыр. — И другим бы не мешал, и самому — польза. Тигры на Амуре, небось, ко сну готовятся. Один ты от ночи убежал. И будешь теперь до конца дня клевать курносым носом.
— В моих жилах — кровь таежных охотников, — в тон ему отреагировал Азмун. — Могу не спать сутками. А вообще не до шуток, ребята. Есть потрясающая новость. Вадим попробовал промоделировать происшествие на Муаровой планете в обратном направлении и получил неожиданный результат. Невероятный просто! Он сейчас занят графиками временных интервалов, а меня просил связаться с вами. Из гравитопорта — прямо к нам. Незамедлительно! Ждем. До встречи.
— Постой, — не вытерпел Батыр, — какой все-таки результат?
— Сдвиг во времени.
— Ага! — вырвалось у Батыра.
— Только пока не ясно, что сдвинулось, — обескуражил его Азмун.
Космический архив: на полчаса раньше.
На мысль о приборах Вадима навел разговор с Азмуном. Хотя он и отверг предположение нанайца о вихревых электромагнитных аномалиях, картина катастрофы невольно завладела его вниманием, оставив какое-то чувство неудовлетворенности. На время это чувство переместилось в глубины подсознания, но полностью не испарилось, напротив — быстро переросло в беспокойство и твердое убеждение, что где-то что-то не так: или упущено, или неверно воспринято.
По опыту Вадим хорошо знал, что единственный способ избавиться от этого «не так» — разобраться в его причинах. Поэтому, чтобы рассеять мешающее рассуждать беспокойство, он мысленно вернулся к прерванному разговору и попытался восстановить в памяти последние мгновения событий, разыгравшихся на Муаровой планете.
Четыре экрана, два из которых неожиданно прервали передачу. Телекамеры автомата-корректировщика и челночной ракеты, фиксировавшие исчезновение разведгруппы, а затем и «морского ежа» вместе с Радмилой. Ну конечно! Вадим вмиг осознал, что не давало ему покоя все это время: в районе катастрофы, помимо телекамер, находились еще и другие фиксирующие устройства. Во-первых, автовидеозапись на буровой установке, во-вторых, кинонавигатор с направленными во все стороны объективами, в-третьих, фотокамеры и самописцы, приданные различным химическим и ядерным приборам, которые, как грибы, повсюду торчали в зоне исследования.
Впрочем, эти последние остались безучастными к тому, что произошло. Зато видеофиксатор и кинокамера протокольно запечатлели последние секунды экипажа «Алишера». Вполне понятно, что кадры эти были совершенно идентичны тому, что показывали телекамеры (почему они остались за бортом основных материалов, отобранных Лаймой). По видеокаталогу кино- и магнитопленки значились как дубль-информация, которая, естественно, многократно и всесторонне анализировалась, но в настоящее время представляла исключительно архивную ценность.
И впрямь — затребованная дубль-информация в точности воспроизводила уже виденное, разве что снятое из разных точек. «Хорошо бы теперь, — подумал Вадим, — взглянуть на трагическое событие глазами сразу всех камер». Для этого требовалось несколько экранов, на которых электронный архивариус выдал всю имевшуюся в его распоряжении информацию. Но следить одному сразу за всеми экранами оказалось не так-то просто.
Проще наблюдать за объемной моделью, которую машина без труда составляет на основе изображений, сделанных из разных точек. Вадим поискал такую модель в видеокаталоге, но ее там не оказалось. Почему-то никто до сих пор не моделировал архивные записи. Операция — не ахти какой сложности, но требовалось изменить программу машины. Вадим быстро составил задание, проиграл ее на клавиатуре и стал ждать.
Из состояния задумчивости его вывел красный сигнал: машина отказывалась выполнять команду. Он решил, что где-то допустил ошибку и вновь повторил задание, внимательно следя за контрольным сумматором. Все было правильно, но через несколько секунд снова загорелся красный сигнал.
