Статья профессора взволновала Сергея Александровича. Газету со статьей носил всегда с собой и она до того истерлась, что уже не шуршала, а походила на давно не стиранный носовой платок.

Однажды утром, после очередного рейса, Круговых прямо из душевой направился в технический отдел депо. Инженер Сорокин встретил его приветливо.

— Что-нибудь принесли? — спросил он, выждав пока машинист закурит. Сергей Александрович глубоко затянулся и задумчиво произнес:

— Предложение у меня к вам.

— Хорошо! — оживился Сорокин. — А то знаете, за последнее время у нас застой с рационализацией. Из управления уже нажимают. Чертежи с собой захватили?

— Совсем не то, Геннадий Федорович, — вздохнул Круговых, — хочу посоветоваться с вами насчет статьи Подшивалова.

Удивленный взгляд инженера задержался на лице машиниста:

— У вас уже есть предложение по созданию тормоза? Весьма интересно!

От прямого вопроса Круговых на минуту растерялся, но быстро взял себя в руки.

— Такого предложения пока нет, — пояснил он. — Но в стороне оставаться не имеем права. Для начала, я думаю, нам стоило бы создать в депо инициативную группу рационализаторов и сказать им: ищите, товарищи, пути к созданию единого тормоза.

— Ах, вот оно что! — разочарованно протянул Сорокин. — И вы желаете принять участие?

— Самое активное.

Инженер снисходительно улыбнулся:

— Простите, Сергей Александрович, у вас какое образование?

— Полный курс рабочей академии, — не задумываясь ответил Сергей Александрович. — Слышали про такое учебное заведение?

Сорокин уселся на стуле поудобнее, вздохнул:

— Уже и в пузырь лезете. Я знаю, вы грамотный машинист. Много ваших рационализаторских предложений внедрено, свое дело отлично знаете и тем не менее… Понимаете, даже я, инженер, не возьмусь за это дело. Всему есть свой предел.

— Эту предельщину на железной дороге еще в тридцатых годах разбил машинист Кривонос. — Круговых встал со стула и, все более распаляясь, продолжал:

— Три года назад скорость шестьдесят километров в час считалась пределом, а сейчас поезда ходят со стокилометровой скоростью, и это еще далеко не предел!

Сорокин тоже встал со стула, зачем-то вытащил из кармана блокнот, повертел его в руках и снова сел.

— С вами, товарищ Круговых, очень трудно разговаривать. Вы понимаете все чересчур прямолинейно. А потом пойдете в партком и пожалуетесь, что ваши предложения зажимают. Садитесь и поговорим спокойно.

Когда Круговых сел, он подался немного вперед, налег грудью на кромку стола.

— Вы знаете, что над созданием единого тормоза работает целая группа солидных советских ученых и не только советских? Знаете? Отлично. И что они ничего придумать не могут тоже знаете? Впрочем, об этом в статье Подшивалова сказано. Заметьте, ученые! С мировыми именами.

— Вот мы должны помочь ученым, — вставил Круговых.

Сорокин откровенно усмехнулся и с иронией спросил:

— Как вы себе представляете эту помощь?

Приподнятое настроение, с которым шел Круговых к инженеру, испортилось от сорокинского равнодушия. Поэтому рассказывал неохотно, зная, что инженер не поддержит.

А жаль. У Сергея Александровича продумано все до мельчайших подробностей. Несколько рационализаторов во главе с инженером оборудуют лабораторию, где станут производить опыты по созданию тормоза. Время от времени о своей работе будут сообщать в центральный институт железнодорожного транспорта. И если даже ничего не удастся сделать, то и тогда принесут пользу: институт не повторит их ошибок и сэкономит дорогое время.

Можно выступить в печати и призвать, чтобы инициативные группы рационализаторов были созданы в каждом депо, в каждом вагонном участке.

«Умно придумано, — терзался про себя инженер, — и как это мне такая простая мысль не пришла в голову раньше? Ведь так, ничего не сделав, можно на всю страну прославиться. Создал группу, выступил с призывом и пожалуйста. Да-а. Только свою инициативу Круговых, конечно, не отдаст, а то бы! Есть же на свете счастливчики!»

Сергей Александрович замолк. В окно стукнулись подравшиеся на лету два воробья. Тут же помирились. Громко чирикая, уселись на подоконник и начали расправлять спутавшиеся в драке перья. Около депо хлопал насос. В перерывах между выхлопами слышалось завывание. «Насос не смазан, что только машинист смотрит? — с раздражением подумал Круговых. — Заставил бы помощника, тоже мне хозяин называется!»

Наконец Сорокин встал, оперся рукой о край стола и медленно, взвешивая каждое слово, проговорил:

— Извините, Сергей Александрович, но ваше предложение я принять не могу.

— Почему?

Сорокин застенчиво улыбнулся:

— Я рядовой инженер. Не хочу убаюкивать себя несбыточной надеждой. Поэтому не стоит будоражить людей. Пусть каждый своим делом занимается.

— Ваше мнение окончательное?

— Да, — сурово подтвердил Сорокин. — И если хотите, это мнение я буду отстаивать перед руководством, в парткоме, где угодно. Нельзя отвлекать людей от дела несбыточными мечтами.

— Зря я с вами время потерял, — вздохнул Круговых, вставая.

— Дерзайте, товарищ Круговых. Сделаете — весь почет вам! — со злой вежливостью сказал на прощанье Сорокин. — Вы человек знатный, привыкли, чтобы ваше имя в печати появлялось…

— Мое имя оставьте в покое, — повысил голос Круговых и, громко хлопнув дверью, вышел на улицу. Домой возвращался медленно. Мысли обуревали самые противоречивые. Зарождалось сомнение. «Не надо было к Сорокину обращаться — раздует на все депо. Подумают — славы захотел».

Домой пришел раздраженный. Елизавета Ильинична заметила, что у мужа плохое настроение, но расспрашивать не стала. Молча поставила на стол тарелку борща, отошла в сторону и, прислонясь спиной к стене, наблюдала. Уже в спальне, разбирая постель, Елизавета Ильинична не вытерпела:

— Как съездил-то?

— Как все люди ездят, так и я.

— Нездоровится? Серый ты какой-то.

Сергей Александрович, придерживая рукой занывшую поясницу, шумно улегся в кровать. Засыпая, думал о том, что больше со своим предложением никуда не пойдет и сам дурь из головы выкинет. Прав Сорокин, лучше чем-нибудь полезным заняться. Проснулся перед вечером. Сразу вспомнился разговор с Сорокиным и удивительно: неприятного осадка на душе не было.

В доме было тихо. Лишь музыка радиоприемника доносилась из комнаты.

Значит, Даша дома, пришла со смены.

Когда Круговых вышел из комнаты, Даша стояла перед зеркалом и причесывала волосы. На столе лежала приготовленная стопка книг. За последнее время, когда дочь стала учиться и работать, Сергей Александрович редко видел ее дома. Сейчас он на минуту задержался в дверях спальни, удивился про себя: «Ого, Дашутка уже невеста! Найдется подходящий парень и поминай, как звали. Время, время!»

Сергей Александрович шагнул вперед, под ногами скрипнула половица. Даша обернулась, посмотрела на отца бойкими глазами, не прерывая своего занятия.

Сергею Александровичу вдруг захотелось услышать ее голос и он спросил:

— На занятия сегодня?

— Ага, — отозвалась дочь, скрепляя шпильками волосы. Взяла со стола книги и скороговоркой объявила:

— Ну, папочка, я побегу. Ужин в печке, мама в магазине. Все. Вопросы будут?

Через минуту ее каблуки простучали по ступенькам крыльца, хлопнула калитка, и Сергей Александрович остался один. Из радиоприемника лилась скучная музыка. Круговых выключил ее. Наступила такая тишина, что, казалось, если сильно вздохнешь, все в доме вздрогнет.

Подумал о тех, кому долгое время случается быть одному. Страшно это — жить в одиночестве.

За окном сгущались сумерки. Сергей Александрович прошел через двор в мастерскую, включил свет. На длинном, во всю стену, верстаке лежало несколько выточенных на токарном станке деталей. Недавно задумал заменить бронзовую паровую воронку инжектора на стальную втулку.

Предстояли некоторые уточнения, но сейчас Сергей Александрович не был в состоянии сосредоточиться. Он принялся рыться в книжном шкафу и понял, что делает не то, но не мог поступить иначе. Чем увлеченнее Сергей. Александрович разыскивал нужные книги, тем больше обретал душевное равновесие, из которого вывел его разговор с Сорокиным.