Грустные Варины мысли были прерваны произнесенным Палашкой именем Джеймса Фентона. Варя вслушалась, ловя нить девкиной болтовни. Палашка трещала о том, какой англиец статный и видать, сильный, шпага, дескать, у него тяжеленная, не всякий и подымет. Палашкины глупости сломали плотину, которую Варя тщательно сооружала весь сегодняшний вечер, плотину перед мыслями о Джеймсе. Полгода назад она была совершенно уверена, что больше никогда в жизни его не увидит, поэтому сегодняшнее его появление стало для нее потрясением. Хотя с чего она взяла, что он больше не появится в России? Вон и батюшка говаривал, что ожидает аглицкие пушки, только Варя не думала, что с пушками прибудет и их владелец.

Варе припомнилось недавнее прошлое. Как долго, как мучительно вытравливала она из своих мыслей образ королевича из-за семи морей. Ох, дурочка, дурочка, ведь уже знала, что ее королевич про нее думает, какой уродиной считает, а все к шагам прислушивалась: не появится ли, не попросит ли прощения. Он тогда повернулся, да в свою Англию и уехал, о ней даже не вспомнил. Чего ему о ней вспоминать, это для нее он был светом в окошке, а она ему запомнилась только как тюк мокрого тряпья. Тетка тогда посоветовала забыть его и это был дельный совет, Варя его выполнила.

Интересно, с чего бы тетушке Наталье вести ее сегодня к Фентону без всякого предупреждения. Уж не проверяла ли, не осталось ли чего от прежнего чувства? Милая тетушка, какое там чувство, или думаешь, что у племянницы совсем гордости нет? Выдрала этот пырей из сердца, растоптала и позабыла. Сегодня увидала его и ничто даже не дрогнуло, лишь подумалось, что и на мостике корабля и в танцевальной зале он выглядит одинаково спокойно и уверенно. Под конец, правда, она его здорово разозлила. Варя хихикнула, вспоминая. Очень приятно было сбить спесь с самоуверенного и надменного красавчика. Какая у него была растерянная физиономия, когда он ее увидел! А когда она ему сказала про стадо, красный стал, ох умора! Так ему и надо, мало того, что в России кавалерам о ней гадости говорил, так оказывается, еще и болтал о ней невесть что со своими надменными английками, ославил по Европам. Пусть теперь на своей шкуре узнает, каково это, когда над тобой насмешки строят. Собственно, за все его провины один раз посмеяться над ним маловато, если представится случай, надо бы еще разок показать ему его место. Правда, видно было, не тот он человек, которого можно гневить безнаказанно. Впрочем, чего бояться, что он ей может сделать. Он когда сердится, ужасно смешной, хотя все равно красивый. Ну все, хватит о нем думать, совершенно неподходящий для благонравной девицы предмет.

Сурово запретив себе всякие мысли о Джеймсе, Варя отправилась спать, чтобы во сне увидеть разворачивающийся над ней белый парус, плеск морской волны, почувствовать крепкую мужскую руку, обнимающую ее плечи и услышать знакомый голос, что-то говорящий ей совсем не на русском языке. Вот только лица мужчины она не смогла рассмотреть.

Утром от дурного настроения Джеймса не осталось и следа. Дом, нанятый неподалеку от жилища английского посла, оказался просторным и довольно удобным, а московская прислуга - расторопной. Отличный завтрак привел его в прекрасное расположение духа. Джеймс вышел на крыльцо и легко вскочил в поджидающий его возок. Возок затарахтел по московским улицам. В свой первый приезд Джеймс не видел этого большого безалаберного города, поэтому теперь он радостно оглядывал пеструю толпу, вслушивался в крики торговцев, любовался сиянием жаркого, уже весеннего солнца на золоте церковных куполов и серебре последнего снега. Легкий морозец прихватывал щеки, но в воздухе уже тянуло сладким будоражащим запахом весны. Мир был прекрасен, перед ним снова была Россия, земля его успеха, земля, от которой он ждал несметных сокровищ. В прошлый раз его ожидания не были обмануты, не будут они обмануты и сейчас.

Возок подкатил к опорьевскому подворью. Джеймс взбежал на крыльцо, навстречу ему, открыв объятия, уже спешил хозяин. Компаньоны по русскому обычаю расцеловались. Джеймс огляделся.

Здешний дом боярина Опорьева изрядно отличался от петербургского терема. Это был огромный старомосковский дом, но в его древних стенах не чувствовался так мучивший Джеймса в Петербурге едва уловимый запах затхлости, перепревшей залежавшейся рухляди. Все сияло чистотой и свежестью, даже старинная роспись на стенах была подновлена и радовала яркими красками. Тяжелые лавки перемежались удобными голландскими стульями. На столах гостя поджидали не только привычные графинчики с наливками, но и свежесмолотый кофе и приспособления для варки. Со всегдашним радушием Никита Андреевич повел Фентона к столу.

- Выпей-ка анисовой, гость дорогой. Кофий не предлагаю, вот вскорости дочка от тетки воротиться, она тебя и попотчует, она у нас одна эту штуку умеет толком варить. Даже меня, старика, к своему турецкому пойлу приохотила.

Джеймс принял чарочку и подсел к столу, готовясь к по-русски неспешному и обстоятельному разговору сперва о сложностях европейской политики, затем о путешествии, и лишь потом о делах. Потеря времени его не смущала, каждый народ по-своему обставляет деловые беседы. Что же сделаешь, если русские предпочитают начинать издалека. К тому же, хозяин был по-прежнему умен и радушен, а чуть мрачноватый дом тем не менее дышал уютом.

Так что Джеймс неторопливо повел рассказ о решении Сент-Джеймского двора направить посла к царю Петру, о том, что выбор пал на лорда Витворта, бывшего в ту пору в Вене. Самому Фентону, как человеку знающему Россию, было поручено сопроводить посла ко двору русского государя.

В этом месте повествования низенькая дверца распахнулась и, неся с собой дыхание мороза, в палату вошла боярышня Варвара. Джеймс во все глаза уставился на нее. Бог мой, какая женщина! Если бы он встретил такую при любом европейском дворе, то немедленно ринулся бы в погоню за ее благосклонностью. При этом наверняка пришлось бы прорубаться через целую толпу претендентов. Еще вчера, возвращаясь с ассамблеи, Джеймс сумел уговорить себя, что ее неземная краса создана неверным светом, да усилиями куафера и швеи, а за ними скрывается все то же убогое существо, смешившее Петербург полгода назад. Сегодня такое утешение теряло всякий смысл. В ярком свете утра пушистый мех соболиной шубки подчеркивал нежность перламутрово-белой кожи. На щеках боярышни розовел нежный румянец, опушенные длиннющими ресницами синие глаза задорно блестели. Полгода назад он запомнил ее как девицу громоздкую и тяжеловесную, но теперь, когда она сбросила шубку, он вновь с удивлением узрел в ней миниатюрность феи. Фентон невольно залюбовался мелькнувшей из-под подола крохотной ножкой. Варвара поклонилась Джеймсу с изяществом многоопытной светской дамы, что вновь вызвало в нем всплеск глухого раздражения. Недавняя нелепая провинциалка просто не имела права двигаться столь грациозно.

В ответ на просьбу отца Варя занялась кофе. Джеймс с опаской принял протянутую ему чашку, готовясь к тому, что вместо любимого напитка придется пить мерзкое пойло. Но и здесь его ожидания не оправдались. Кофе оказался великолепен, даже повар "Летящей стрелы", слывший знатоком его приготовления, не нашел бы к чему придраться. Присутствие прекрасной женщины и неожиданно открывшиеся в ней многочисленные таланты привели Джеймса в смущение и он сбился с накатанного русла беседы, перейдя прямо к деловой ее части:

- Так вот, боярин, пришлось мне ехать вместе с посольством по суше. Все наши товары продались в Европе с большой прибылью, вашу долю я привез с собой. "Летящая стрела" должна уже в скором времени причалить в Санкт-Петербурге. На ней пробная партия бомбард, их можно сразу пускать в дело. А вскоре прибудет целый флот, груженый артиллерией. Полгода весь мой пушечный завод работал только на заказ вашего царя. Я вложил в дело больше половины своего состояния, зато теперь на русских кораблях встанут лучшие в мире орудия, а у нас с вами, дорогой друг, будет изрядный барыш.