Котёнок посмотрел на Стёпу круглыми, прозрачно-зелёными глазами.

— Ты что? — спросил папа. — Чего остановилась?

Котёнок смотрел на Стёпу. Стёпа смотрела на котёнка. А папа смотрел на них обоих.

— Он, наверно, бездомный… — тихонько сказала Стёпа.

— Но подбирать его ты не будешь! — строго сказал папа. — Я не позволю! Уже и так житья нет от этих проходимцев!

— Он маленький, — грустно сказала Стёпа. — Его, кажется, выбросили…

— Идём! — Папа взял Стёпу за руку и потащил за собой.

Стёпа оглянулась.

Котёнок глядел ей вслед. Грязная мордочка выражала недоумение.

— Что ты ведёшь меня? — сердито сказала Стёпа. — Я не маленькая!

— Ты ничуть не лучше маленькой! — Не выпуская Стёпиной руки из своей, папа быстро шагал.

— Мне даже прискакивать приходится! — возмутилась Стёпа. — Иди, пожалуйста, один, если так торопишься! Я тебя догоню. У меня в туфлю камешек попал. Зайду в подъезд и выну. Что же, мне посреди улицы разуваться?

Папа подозрительно покосился на дочку.

— Только живо, слышишь? Я и в самом деле очень тороплюсь, ко мне могут прийти.

Через несколько минут Стёпа догнала папу. И даже перегнала.

Семенила торопливо, двумя руками придерживая на животе плащ.

В лифте она встала к отцу спиной.

И когда подошли к двери, становилась к нему то спиной, то боком.

— Ты что это вертишься? Постой, а это что за висюлька торчит у тебя из-под плаща? — Голос у папы стал грозным. — Стёпка, я тебя спрашиваю!

Папа пошевелил пальцем так предательски высунувшийся серый хвостик.

Стёпа подняла на папу виноватые глаза:

— Но ведь мог опять пойти дождь… Он бы совсем промок!

Папа махнул рукой и впереди себя пропустил Стёпу в квартиру.

— Радуйся, Машенька! — провозгласил папа. — Новый проходимец налицо!

Мама неторопливо вышла в переднюю. Статная, стройная, в пёстром халате, с распущенными длинными волосами: сушила их после мытья.

— Мама, ты похожа на царевну из сказки! — сказала Стёпа.

— Не подлизывайся, пожалуйста! — сердито сказал папа. — Мы не можем сейчас любоваться даже очень красивыми царевнами. К нам, видите ли, пожаловал новый жилец! Безобразие такое, что и не придумаешь! Маша, у нас… есть молоко?

— В холодильнике должно быть, — невозмутимо ответила мама.

— Папочка, ты только погрей, пожалуйста! — попросила Стёпа.

Котёнок расхаживал по передней, мягко перебирая лапками. Внезапно подпрыгнул, изогнулся и поймал свой хвост.

Стёпа залилась радостным смехом:

— Папа, папа, он улыбается!

— Зато я не улыбаюсь! — крикнул из кухни отец. — Не разговаривай со мной, мучительница! Где плошка для молока, изверги?

Подхватывая на руки котёнка, Стёпа приговаривала:

— Сейчас ты покушаешь. Потом я тебя выкупаю, просушу и познакомлю с Чёртиком.

— Да, кстати, — сказала мама, — Чёртик напачкал в коридоре, так что убери немедленно. — Встряхнув распущенными волосами, она ушла.

С котёнком на руках Стёпа вошла в кухню:

— Ты не перегрел молоко? Пока Прошка не вымыт, пусть побудет здесь.

— Прошка? Почему — Прошка?

— Это уменьшительное от проходимец, — лукаво сказала Стёпа. — Подожди его кормить, я только уберу и погляжу, что сейчас делает Чёртик.

Она убежала, а через минуту раздался её испуганный вскрик.

Папа перестал гладить Прошку и пошёл в Стёпину комнату.

— Что ещё стряслось?

— Папа, я вхожу, а Чёртик сидит у клетки и смотрит на Чика и Пика! Да так смотрит… по-тигриному.

Чёрный котёнок, задрав хвост, важно расхаживал между столом и диваном и громко мурлыкал.

— Видишь, папа, он хитрит? Сейчас даже на окно не глядит, не то что на клетку. А я вошла, он возле самой клетки сидел.

В клетке, стоявшей на подоконнике, прыгали и щебетали две птицы.

Если и напугались Чик и Пик тигриного взгляда Чёртика, то теперь испуг явно прошёл.

— Пора Чёртика отдавать, — грустно сказала Стёпа. — Но… кому?

— Несчастная! — пробормотал папа, взглянув на озабоченное лицо дочки. — Ладно, поспрошаю у себя в конструкторском бюро. Может, кто нуждается в избалованном донельзя коте.

Стёпа бросилась папе на шею:

— Лучше тебя нет на свете!

— Синьора, вы, кажется, забыли, что я на вас сержусь? — сказал папа. — И если Чёртик или Прошка этот попадутся мне под ноги, поколочу я тебя!

Вот так у них всегда.

Папа сердится, ругает её, но без конца помогает возиться с её питомцами.

Мама же никогда не бранит Стёпу, только плечами иногда пожмёт недовольно, но не прикоснётся ни к котятам, ни к птичьей клетке.

В субботу Игорю повезло: отец не потребовал у него дневник на подпись.

Они с мамой с самого утра уехали в пригород к тёте, маминой сестре, вернулись только вечером в воскресенье, усталые.

Лёшка радовался за брата.

Пока папа доберётся до дневника, Игорь успеет исправить свою двоечку.

Однако и эта удача не улучшила настроение старшего брата.

Игорь ходил мрачный, как туча, и опять говорил, что всё ему надоело, все люди ограниченные, говорят каждый день то же самое, будто им по учебнику задали «от сих до сих».

В понедельник дед послал Лёшку в магазин за макаронами и за солью. Мясо и всякие другие продукты мама большею частью покупала сама и обед, конечно, готовила сама по вечерам. А соль и спички всегда почему-то забывали купить.

С огромным кульком в руках Лёшка пробега́л по доске, переброшенной через канаву-траншею.

Длинными жёлтыми палочками во все стороны торчали из кулька макароны. И чуть весь этот макаронный частокол не погиб.

Внезапно из траншеи выскочили двое мальчишек. Маленькие, должно быть ещё первоклассники.

Они вылетели прямо у Лёшки из-под ног с отчаянным воплем:

— Сдавайся! Сдавайся! Я победил!

От неожиданности Лёшка еле удержался на доске и чуть не вывалил все макароны в канаву.

— Эй, вы! Поосторожнее! — крикнул он. — Чего на человека налетаете?

Мальчишки даже не посмотрели на Лёшку. Оказывается, за его спиной крался по доске третий шкет, такой же замурзанный и воинственный. Все трое размахивали деревянными шпагами.

У двоих на шеях болталось по ключу на длинном шнурке.

Лёшка постоял, глядя, как улепётывает третий мальчонка от первых двух, и направился к своему подъезду.

Возле дома восседали на скамейках старухи, дышали воздухом.

Погода была прекрасная, солнечная, деревья стояли золотые.

При виде старух Лёшка подумал: «Вот почему называется бабье лето, как говорит дед. Чтобы вот такие бабушки напоследок перед зимой погрелись на солнышке».

Когда Лёшка проходил мимо, одна из бабушек тягуче проговорила:

— Прежде у детей на шеях кресты висели, а теперь ключи… — И по тону не понятно было, осуждает она это обстоятельство или, наоборот, одобряет.

«Ограниченную мысль высказала эта бабуся или нет? — подумал Лёшка. — Наверно, всё-таки ограниченную. Ну, висит ключ от входных дверей на шее, и что такого? Привязан на шнурок, чтобы не потерялся».

Беря из Лёшкиных рук пакет с макаронами, дед спросил:

— А соль где? И авоська? Не потерял?

Лёшка стукнул себя кулаком по лбу. Авоська-то у него в кармане, а вот соль совсем из головы выскочила.

А Игорь ещё говорит, что ничего необыкновенного нет. С солью, например, просто что-то необыкновенное: нарочно за ней идут и то забывают купить.

— Снова, что ли, бежать, а, деда? Больно уж неохота…