– Всё хорошо? – мягко спросил Филипп у Ники.

– Нет. Но не всё плохо.

– Ты не огорчайся из-за Юрки. Он такой. Он не злой, только из него одно зло прёт. Забудь. Димка тебя наверно не тронет больше, он вроде травлей девочек не увлекается. Не бойся.

– Я и не боюсь.

– Если хочешь, можешь со мной пока сидеть. Меня всё равно Юрка к себе за парту не пустит из-за вчерашнего.

Несколько ребят приподняли брови, когда Филя зашёл в класс, держа Нику за руку, как Юра Науров ещё вчера. Науров сделал вид, будто ему всё равно. Наверно так и было.

– Ой, мальчики! – поморщилась Арина Бадыгина, – Кто завтра следующий с Никой прийдёт? Вы же все тут решили с ней по-очереди?

Филька оказался словоохотливым и добродушным: он с удовольствием отвечал Нике на вопросы, рассказывал смешные истории, помогал – приложил все усилия, чтобы отвлечь и развеселить Нику. Девочка подумала, что оказалась неправа, представляя, что с таким сложным человеком, как Юрка, должен дружить человек тоже хмурый и недовольный. Пожалуй, они оба не выдержали бы друг друга и быстренько рассорились. А Филя – незлопамятный, легкомысленный и общительный – подходил Юрке как нельзя лучше.

Филя ни о ком не отзывался плохо, но всё-таки нёс такую бредятину, что услышавшие о себе его болтовню, могли обидеться. Ника несколько раз, смеясь, просила не рассказывать о людях глупости, но Филька только непонимающе и невинно сводил бровки.

В отличие от Юрки, который был одним из лучших учеников в классе, Филя, похоже, совершенно не заботился о том, перемена сейчас или урок. На уроке он не прикасался к учебникам и тетрадям, не выполнял заданий, не слышал учителя и вообще не всякий раз помнил, какой урок сейчас – на его парте царил творческий беспорядок. Филька не приносил те тетради, которые нужно, и приносил те, которые не нужно. На уроках его не спрашивали – учителя уже махнули на него рукой, как на умственно отсталого. Главное, за Филиппа Меркушева исправно платили каждый месяц – этого достаточно, чтобы выставить заветные тройки по всем предметам. Фильке беспрепятственно давали списать у Юры во время проверочных, чем Меркушев пользовался с переменным успехом – ему было лень даже это.

Лыхин появился на пятой перемене: незаметно – по крайней мере для Фили и Ники – Филя увлечённо обсуждал странички учителей в соц-сетях, и Ника, чуть сконфуженно, слушала сплетни в озвучке Филиппа и смеялась. Лыхин присел на край парты перед ними, поставив одну ногу на стул, и смотрел с минуту на две головы, склонившееся к одному телефону. Бедняги были настолько заняты, что не заметили воцарившейся относительной тишины в классе. Науров думал, куда бы удрать из кабинета, но, пожалуй, если б он пошёл в туалет, Лыхин мог бы и там его достать, если бы пожелал.

– Вот почему ты психанул сегодня утром, когда я спросил тебя про Нику, – медленно и негромко произнёс Димка, – У тебя её отбил дружок. И теперь ты из гордости корчишь из себя равнодушного. Болтай, сколько угодно, что тебе всё равно, а ты просто досадуешь, что ты ничего не можешь сделать. Понятно, почему девочка сбежала от тебя – сдался ей трус и псих.

Науров дёрнулся от приступа злости, но не двинулся с места. "Когда-нибудь мне можно будет убить тебя!" Науров молчал. "Уйди, просто уйди, не доставай меня, я же не трогаю тебя! Просто уйди, и когда я буду убивать тебя, я убью тебя быстро." Науров ничего не делал, не двигался, только смотрел в глаза Лыхину. Как глубоко в них зарылась ненависть? Она прячется под непроницаемым прищуром, лёгким дрожаньем век, насмешливо-улыбающимися краями глаз? Лыхин всегда мог видеть нескрываемую ненависть в глазах Наурова. Науров никогда не видел ненависти в глазах Лыхина. Может Лыхин считает, что показывают ненависть только слабаки?

– Юра не трус, – сказала Ника, – Только псих немного.

– Заткнись. – тихо, но яростно приказал Науров, – Тебя не спрашивают.

– Сдалось тебе защищать трусов, малышка. Тебе его жалко? Да, он жалок… Юр, слышишь, ты жалок, тебя жалеют!

Похоже, их отношения вышли на новый уровень. Димка явно пытался втоптать Юрку в грязь перед всем классом. Наверно давно ждал удобного момента, чтобы вмиг разрушить ареол крутости Наурова. Да, возможно, оправдание "трусости" Наурова было очевидным: перед носом Димки кулаком не маши, иначе придётся иметь дело с богатым и влиятельным папочкой. Но как одноклассники могли найти оправдание остальному в поведении Юрки?

Крутость и популярность Наурова… Как медленно и тяжело растил он свою репутацию. Науров. Тот, кто может дать в морду за любую фразу, которая не понравилась. Науров. Тот, кто может острить, насмехаться, и ему ничего не будет. Науров. Тот, кто носит кучу чёрных браслетов на руках, откидывает длинные пряди тёмных волос на затылок красивым движением и ходит лёгким, ровным шагом, высоко подняв голову с остро-очерченным подбородком и скулами. Науров. Запомните моё имя! запомните! запомните! "Аа…это же младший брат Дениса Наурова…Науров, значит." Хоть бы так. Вы должны запомнить моё имя. Я Науров.

И Лыхин. Какой контраст! Он родился популярным. Популярность досталась ему естественно и легко, как милые ямочки и обезоруживающая обаятельная улыбка от мамы и ярко-красный додж-демон от папы. Естественно и легко. Лыхин.

– Дима, что ты делаешь у восьмиклассников? – спросила Наталья Александровна, заходя в класс, – Ребята, он вас не обижает?

– Я кого-то обидел, ребята? Кого я обидел, признавайтесь! Может тебя, Юрочка?

– У тебя, Юра, и правда лицо какое-то невесёлое, – сказала Наталья Александровна, – Что случилось?

– Всё нормально, – ответил Науров, – У меня просто плохое настроение сегодня.

– Я рад, что всё нормально. – сердечно улыбнулся Димка, – До скорой встречи!

Он помахал рукой Наталье Александровне и вышел из класса.

– Жаль, что девочек нельзя бить. – произнёс Науров, с ненавистью глядя на Нику.

– Да что ты в неё въелся! – воскликнуло сразу несколько человек из класса.

– Ты хочешь бить Нику, потому что боишься бить Лыхина? – спросил Филька.

Но сделал он это напрасно, потому что взбешённый Науров вскочил и, в пару секунд, рывком подняв на ноги приятеля левой рукой, несколько раз вдарил ему.

– Ещё раз… – тяжело продышал он, наклоняясь близко к лицу Фильки, – Ещё раз скажешь подобное…– и, грубым движением усаживая Филю на место и толкая его на Нику, добавил ей, – Скажи "спасибо" мальчику – он за тебя получил!

– Юра! Юра, что ты! – причитала Наталья Алексадровна, – Давайте все сядем, успокоимся и решим конфликт! Расскажите мне, что произошло! Меркушев, ты в порядке, за что тебя ударил Юра? Ты опять распускал язык?

Филька наклонился и молчал.

– Он мёртв! – крикнул Казанцев, и несколько человек заржали.

– Как вам не стыдно! – хлопнула рукой по столу учитель, – Кто-нибудь объяснит мне, в чём дело? Арина! ты же староста!

– Да ничего особого: Меркушеву нравится Калинина, Калининой нравится Науров, а Наурову никто не нравится – ни Калинина, ни Меркушев!

– Святые угодники! как всё сложно! – не унимался Казанцев.

– Ребята! вы же не маленькие, чтоб так себя вести! Я задала серьёзный вопрос.

– "Серьёзный"? – иронично повторил Науров, – Кому тут нужно решить его: мне? Фильке? другим? – никому не нужно! Вам только и нужно! Для галочки в строчке "Провели классный час на тему конфликтов".

– Хорошо. – устало сказала Наталья Александровна, – Я вижу сегодня не время, чтобы думать, как мы будем отмечать новогодние дни с классом. Идите домой. В следующий раз. Может потом вы мне захотите рассказать, что у вас происходит.

В быстро опустевшем кабинете остались только Филька, наклонившийся над партой, и Ника. Она осторожно и ласково тронула его за плечо:

– Тебе очень больно? Может нужно к врачу?

– Нет, ничего не нужно. Иди домой.

– Ты ничего? – она положила голову на парту, пытаясь заглянуть ему в лицо, – Ты не плачешь?