Какое-то время стояла тишина, потом где-то в Сосновице ответила сирена. К ней подключился другой гудок, еще, еще... Теперь заводские гудки звучали со всех сторон, их зов плыл над землей, сливаясь над поселками и городками Домбровского промышленного района.

— А теперь, Юзеф, давай уходить! Сторожа злые, как осы... Здорово у нас получилось! — восторженно говорил один из спутников Юзефа, с которым накануне они придумывали, как проникнуть на «Гуту Банкову». — Весь Домбров гудит! Вот силища!

Лабиринтом тесных переходов между корпусами, ныряя под краны и вагоны, вышли на глухой пустырь, заваленный грудами проржавевшего лома. Проскользнули в калитку давно не открывавшихся ворот и очутились на улочке рабочего поселка.

— Давай пробираться на Стржемешице. Проводим тебя до станции. Там сядешь в поезд... Помнишь, как гудело в Стржемешице?

Феликс отлично знал станцию, где возглавлял забастовку. Это было сразу после петербургских расстрелов. В Домброве тогда готовили забастовку всего бассейна, и Феликса избрали руководителем стачечного комитета. Комитет находился как раз на этой станции. Заседали в паровозном депо. Но в тот день, на который назначили забастовку, на Стржемешице высадили роту солдат. Они оцепили депо, мастерские и получили приказ не выпускать рабочих на улицу, если те вздумают бастовать.

И все же забастовку решили начинать, в тот же самый час: сразу после обеда. Только перед тем надо было убрать солдат.

За помощью обратились к шахтерам в Казимеж — на соседнюю шахту. В депо пришли запальщики с бикфордовым шнуром, с динамитом, которым обычно рвали породу. На всех паровозах поставили дежурных. Им наказали: как только загудит маневровый паровоз, сразу включаться в паровозный хор.

Так и получилось. Только раздался сигнал, его тут же подхватили десятки паровозов, стоявших под парами на станции Стржемешице. Тут же вокруг станции загрохотали взрывы: шахтеры-запальщики начали взрывать динамитные шашки, создавая видимость боевых действий.

Солдаты тревожно прислушивались к взрывам, к гудкам и вдруг, как по команде, бросились в разные стороны.

Деповские рабочие построились в колонну и с красным знаменем, с песнями пошли в Сосновец на митинг. В Домбровском бассейне началась всеобщая стачка...

Увлеченные воспоминаниями, Юзеф и его товарищи шагали ни дороге, засыпанной шлаком, когда откуда-то из-за строений появился отряд драгун. Конники шли рысью, приподымаясь на стременах. Ни свернуть, ни отойти в сторону было уже невозможно.

— Руки из карманов, — негромко сказал Феликс. — Разговаривайте, смейтесь! — он весело хлопнул кого-то по плечу и громко засмеялся.

Конники проскакали мимо.

— Это зачем еще — из карманов руки?

— Чудаки! — воскликнул Феликс. — Драгун прислали нас усмирять. Они напуганы, мерещится им бог знает что. Руки в карманах насторожат: может, у нас оружие? Начнут обыскивать, вот и попались...

Действительно, не у всех, но у многих в карманах, за поясами были револьверы.

Подошли к станции, дождались поезда, кого-то послали взять билет для Юзефа. Он вскочил на подножку, когда вагоны уже набирали скорость, помахал товарищам рукой и скрылся в тамбуре.

Теперь все помыслы были направлены на подготовку приближающейся революции. Добывали оружие, делали «македонки» — самодельные бомбы, способ изготовления которых вывезли из Болгарии. Одним из важнейших заданий стала работа среди солдат. Требовалось привлечь их на сторону революции или хотя бы изолировать в предстоящей вооруженной борьбе. Подпольщикам удалось связаться с воинскими частями в Варшаве, Лодзи, в Брестской крепости, в других гарнизонах, расквартированных в Королевстве Польском. Военно-революционной организацией руководил студент-медик, бежавший из Киева после неудачного солдатского мятежа.

У студента было несколько подпольных кличек, а по-настоящему его звали Федором Петровым. В уличном бою Федора тяжело ранили, он долго скрывался, затем из Киева его переправили в Польшу.

От варшавских социал-демократов в штаб «военки» входил Дзержинский. Вместе с Федором ходили они на солдатские сходки, выпускали нелегальный «Солдатский листок», через солдат добывали оружие. На тайные встречи в зарослях ивняка на берегу Вислы собиралось иной раз до трехсот солдат, которые приходили послушать выступления революционных ораторов. Возникли боевые группы для охраны солдатских сходок от провокаторов, шпиков. Организация разрасталась, и в конце года удалось даже провести конференцию военных представителей разных гарнизонов.

Конференция проходила на улице Лешно, недалеко от Театральной площади, на конспиративной квартире. Феликс рассказал о революционных событиях в России, о необходимости поддержать российский пролетариат, о том, как важно не допускать переброски войск из Польши в Центральную Россию.

Затем выступали делегаты с мест. Слова попросил представитель Варшавской цитадели, артиллерист. Он вышел к столу в цивильной одежде. Пиджак и косоворотка явно были ему тесны, как и ботинки, которые даже с незавязанными шнурками, видно, доставляли ему мученья. Нудная боль отвлекала, мешала ему говорить. Наконец солдат не вытерпел и, не прерывая речи, сбросил башмаки с ног...

Артиллерист выступал горячо, он был убежден, что все поддержат его.

— Мешкать нам теперь нечего, — говорил он. — Захватим крепостные орудия в цитадели, наведем их на дом, где живет генерал-губернатор. В случае чего — шарахнем, и дело с концом. Потом объявим Варшаву республикой...

Оратор с башмаками в руках протопал на свое место.

Предложение артиллериста пришлось по душе многим. Поднялся шум, делегаты потребовали без долгих разговоров голосовать... Потребовалось немало усилий Мархлевского, Феликса, Федора Петрова, чтобы переломить настроение аудитории. Решили сосредоточить внимание на том, чтобы поддерживать пролетариат России, который поднялся на борьбу с самодержавием. И еще постановили: разъяснять рабочим, солдатам, что не время начинать восстание в Варшаве.

Как ни наивно звучало выступление артиллериста, оно убедительно говорило о настроениях людей, горевших желанием быстрее начать решительную борьбу с царской властью.

После неудачи, которая постигла шефа варшавской жандармерии, звезда его закатилась, он то ли уволился в отставку, то ли получил назначение в одну из окраинных губерний империи.

На место начальника охранного отделения в Варшаву прислали подполковника Заварзина из Ростова. Челобитов быстро нашел с ним общий язык, заранее разузнав через приятелей о старой службе Заварзина, о его привычках и склонностях.

Заварзин слыл мастером хитроумнейших провокаций. Где-то на юге он дал революционерам деньги на подпольную типографию, потом сам же их арестовал, раскрыл типографию и получил награду за усердие по службе.

Челобитов только потирал сухонькие ручки, дочитывая письмо от приятеля.

Начали с того, что состряпали дело об изъятии имущества купца Пинкерта: он держал гастрономический магазин на Маршалковской улице. Через агента охранки Райхеля, в прошлом уголовника — специалиста по ограблению магазинов, сколотили группу темных и малограмотных ребят. Каждому из них было по девятнадцать-двадцать лет. Райхель и подговорил их устроить налет, посулил каждому изрядный куш...

Грабителей захватили на месте преступления и объявили политическими преступниками, которые будто бы действовали по указке эсеров. Для большой убедительности Райхель подкинул им бомбу-«македонку», захваченную не так давно у эсеров-боевиков.

Провокатору Райхелю помогли скрыться. В награду дали ему сто рублей, а сотрудники варшавской охранки получили из Санкт-Петербурга поощрение за усердную службу. Новый начальник не таился от подчиненных, рассказывая им о своих «художествах», он был уверен, что именно так и надобно поступать в борьбе с крамолой.

Дверь из приемной в кабинет начальника охранного отделения часто бывала открыта, и слова Заварзина отчетливо доходили до слуха Бакая.