Софья Сигизмундовна вскочила из-за стола, выбежала на улицу и бросилась к Феликсу. Перед ней в полумраке улицы стояли двое. Она ввела их в квартирку и только здесь увидела, как неузнаваем был Феликс — без бороды и усов, в длиннополом пальто, в шляпе, закрывающей верхнюю часть лица.

Феликс и Варлаам Аванесов только что приехали в Берн, бросили в гостинице чемоданы и отправились к Братманам, в семье которых жила Софья Сигизмундовна с Ясиком.

Было уже совсем поздно, и Ясик спал, раскинувшись в своей кроватке. Преодолевая волнение, растроганный встречей, Феликс Эдмундович склонился над сыном и поцеловал его. Поцеловал первый раз в жизни. Там, в Варшаве, в пансионате пани Савицкой, он не мог сделать и этого.

За ужином, за разговорами просидели несколько часов. Глубокой ночью Феликс Эдмундович и Аванесов вернулись в гостиницу.

Утром Феликс Эдмундович снова был у Братманов. Ясику еще утром сказали, что приехал отец, и мальчик с нетерпением ждал его прихода. Знал он его только по фотографии. Но когда увидел, с плачем убежал в коридор, спрятался за дверью... Перед ним был совсем незнакомый мужчина. Только чудесный «мекано» — конструктор, купленный для него в Берлине, заставил мальчика покинуть свое убежище. И уж больше Ясик ни на шаг не отходил от отца.

Однако надо же было такому случиться: через день после приезда в Берн Феликс Эдмундович внезапно заболел гриппом — «испанкой», свирепствовавшей в тот год по всему свету. Пандемия гриппа охватила все европейские страны.

Феликс Эдмундович лежал с высокой температурой в гостинице, Зося неотлучно была при нем.

К счастью, осложнений не произошло, и вскоре они втроем отправились на недельку в Лугано, поселились в отеле на берегу озера.

Здесь, в Лугано, произошло то, что могло обернуться самым печальным образом...

Перед самым отъездом Дзержинского из Москвы в Совнаркоме приняли решение выслать Брюса Локкарта из России. Иначе англичане не отпускали Литвинова. Учитывая обстановку, Локкарта выдворили из страны, а вскоре уехал в отпуск Дзержинский.

В Лугано Феликс Эдмундович и Софья Сигизмундовна часто ходили на озеро. Иногда брали лодку — Феликс садился за весла. Ясик без умолку тараторил, задавая бесконечные вопросы.

В тот день они утром пришли на пристань, собираясь совершить прогулку по озеру, но их задержал подходивший к пристани пароходик.

На палубе было лишь несколько пассажиров, и среди них, опершись на планшир, стоял Брюс Локкарт, приехавший в Швейцарию отдыхать после своего провала в Советской России...

Бывает же такое стечение обстоятельств!

Пароходик развернулся бортом к берегу и, замедлив ход, прошел совсем близко вдоль пристани. Дзержинский сразу узнал Локкарта. Но даже бровью не повел, не отвернулся, не выдал себя ни единым движением. А Локкарт рассеянно смотрел на бритого элегантного мужчину, стоявшего с ребенком и молодой женщиной на берегу. Он не узнал в нем председателя Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией. Кто мог подумать, что председатель ВЧК дерзнет выехать на капиталистический Запад?!

Пароходик задержался на полминуты у пристани. Вахтенные матросы в беретах с синими пушистыми помпонами придерживали кораблик канатами, наброшенными на кнехты, несколько пассажиров поднялось на борт, и прогулочный пароходик неторопливо отвалил от берега.

Феликс взял лодку, перекинулся шуткой с лодочником, а когда отплыли от берега, сказал Софье Сигизмундовне:

— Ты не обратила внимания на человека, стоявшего в зеленоватом костюме на палубе?

— Высокий и худощавый?

— Да. Так это и есть тот самый Локкарт, о котором я тебе говорил: британский разведчик. Он не узнал меня. А ведь мы с ним хорошо знакомы! — засмеялся Дзержинский.

— Но мне показалось, что ты тоже его не узнал, — ответила Софья Сигизмундовна.

— Ну, мне-то уж никак не следовало узнавать его... А вот узнай он меня — роли наши могли бы перемениться!

Через неделю Феликс Эдмундович и Варлаам Аванесов уехали в Берлин. Софья Сигизмундовна ехать вместе с ними не могла: оба они приезжали в Швейцарию нелегально.

Из Берлина Феликс Эдмундович прислал письмо в Берн. Он писал жене о начинавшихся революционных событиях в Германии:

«Вчера здесь состоялся ряд собраний, на которых выступал Либкнехт, а потом — демонстрация. Демонстрантов разгоняли шашками, имеются тяжелораненые. Часть демонстрантов прорвалась через полицейские кордоны и остановилась перед (Советским) посольством, приветствуя его, размахивая шапками и платками, провозглашая лозунги.

Над нами (Россией), по-видимому, собираются тучи не только со стороны Антанты, но и Германии, и нас, вероятно, ожидает период очень тяжелой борьбы...

Я все думаю о возможностях вашего приезда в Россию, и снова мысль о тяжелых переделках, в которых вы можете оказаться, заставляет меня советовать тебе воздержаться. Когда наступит зима, тогда в связи с общим положением будет легче решиться...»

Через неделю Дзержинский опять сидел в своем кабинете в доме № 11 на Большой Лубянке. Разбирал бумаги, накопившиеся со времени его отъезда.

Устало откинулся в кресло, вспомнил сына и светло улыбнулся...

Феликс Эдмундович Дзержинский никогда не был военным, так же как не был ни дипломированным инженером, ни экономистом с законченным высшим образованием. Единственным «университетом», курс которого Дзержинский прошел в своей жизни, была многолетняя работа большевика-подпольщика, его длительный опыт революционной борьбы. Там приобретал он и умение вести за собой массы, и вдохновлять их, и умение опираться на эти массы, добиваться с их помощью, порой казалось бы, недостижимой цели.

В анкете для делегатов Десятого партийного съезда Дзержинский, заполняя графу о профессии, написал: «Революционер и только». Но такая профессия давала ему возможность заниматься всем, что требовалось для революции. Именно эти качества в сочетании с неугасаемой энергией, настойчивостью, честностью, прямотой и разглядел в нем Владимир Ильич.

В конце 1918 года, когда на всех фронтах совершенно отчетливо определялись успехи молодой Советской республики в вооруженной борьбе с врагами, произошла вдруг пермская катастрофа. Потеря Перми создавала грозную обстановку на Восточном фронте. Армии Колчака, усиленные войсками чехословацкого корпуса, рвались вперед, рассчитывая захватить Вятку и соединиться с англо-американскими интервентами для совместного наступления на Москву.

И когда возник вопрос, кого послать на Восточный фронт, чтобы восстановить положение, расследовать причины тяжелой военной катастрофы, Ленин остановился на Дзержинском, хотя Феликс Эдмундович никогда не был военным.

В первых числах января наступившего двадцатого года партийно-следственная комиссия выехала на Восточный фронт.

Наступление врага удалось остановить. В конце месяца части Красной Армии начали контрнаступление и вынудили Колчака перейти к обороне. Его стратегический замысел — соединиться с войсками интервентов — не удался.

Дзержинский возвратился в Москву. А вскоре приехала наконец и Софья Сигизмундовна с Ясиком. Приехали они с эшелоном русских военнопленных и политических эмигрантов. Феликс Эдмундович встретил семью на Александровском вокзале. Был февраль, снежный и довольно холодный, хотя морозы уже миновали. Одет был Феликс Эдмундович явно не по сезону: куцая солдатская шинель с короткими рукавами... Софья Сигизмундовна обратила на это внимание, но ничего не сказала.

Распорядившись, как устроить прибывших с эшелоном людей, Феликс Эдмундович вернулся к ней, терпеливо ожидавшей в нетопленом здании вокзала.

Теперь у Дзержинского была семья! Жена и сын были рядом с ним... Поселились Дзержинские в просторной комнате Кавалерского корпуса в Кремле, а вскоре перебрались в маленькую квартирку этажом ниже, которую подобрал им комендант Мальков.