— Держать планку? Сдерживать силы? — не поверила я её словам. — Прошу прощения, но, Мисс Ополчение, вы ознакомились с делом или сразу пришли сюда? Если нет, то напоминаю: там было человек семьдесят пьяниц и наркоманов, собирающихся совершить групповое изнасилование, такая же пьяная Скрип, собирающаяся сесть в таком виде за свою колымагу, и намеревающийся снова сбежать Толкач. В такой толпе, если бы я сдерживалась и вела себя, как подобает герою, то либо сыграла бы в ящик, либо присоединилась бы к тем девушкам. Более того, они же теперь полностью здоровы. Замечу: даже здоровее, чем были до нападения. Ко мне какие претензии?
— Ты могла призвать на помощь героев…
— И дождаться только того, что Барыги либо изнасиловали и убили бы тех девушек, либо разбежались бы как тараканы, только услышав рев сирен? Прошу прощения, но я не хочу становиться соучастницей их преступлений. А знать, что совершается преступление, видеть его, но даже не попытаться его остановить — это именно соучастие. Или же преступное бездействие. Выбирайте, что пожелаете, но мне это одинаково отвратительно.
— Однако ты тоже совершаешь преступление, — холодным давящим тоном бросила героиня. — Все твои действия так и кричат о превышении полномочий при гражданском аресте и незаконном использовании непроверенного должностным лицом технарского снаряжения, что и привело к текущему положению. Как новому кейпу, не имеющему возможности ознакомиться со всеми установками и предписаниями СКП, тебе подобное можно простить. Один раз, два, но при следующем правонарушении ты будешь объявлена вигилантом и должна будешь понести заслуженное наказание. Или присоединиться к Стражам на испытательном сроке, со всеми сопутствующими ограничениями.
С каждым сказанным ей словом, что будто раскаленными гвоздями вбивалось мне прямо в мозг, я чувствовала отвращение и разочарование, медленно перерастающее в злость. Она не была там, не видела того, в каком положении была я и те девушки, не участвовала в поимке Барыг, но здесь пришла на всё готовенькое, читает лекции о незаконности превышения полномочий при задержании и пугает тюрьмой или попаданием в Стражи к этой черномазой суке. И это, на секундочку, мой кумир! Блевать тянет! Неужели я была настолько слепой инфантильной дурочкой, что хотела и до сих пор хочу стать героем?! Из глаз сами по себе потекли слезы, а в ушах зашумело от трещащих по швам идеалов. Я мечтала быть героем и помогать людям, но герои угрожают мне тюрьмой и мешают ловить злодеев. Они бы еще отпустили Толкача «за недостатком улик» или из-за «неправомерного задержания», но едва ли станут терять такой повод прославиться, ничего не сделав взамен. Ну да, это же не с Империей воевать. При следующей встрече с Крюковолком надо будет узнать, у кого он брал индульгенции и право на убийство, и самой к нему зайти. Если не за тем же, то хотя бы просто поговорить и узнать расценки…
— Мисс Ополчение, — зло исподлобья посмотрела я на уже своего бывшего кумира. — В прошлую нашу встречу вы говорили о доверии и о том, как оно важно, но как я могу доверять вам после этих слов? И как я могу доверять команде, в рядах которой состоит тварь, ставшая причиной моего триггера? Не знаю, случалось ли с вами что-то подобное, и чувствовали ли вы снедающую вас изнутри черную ненависть к кому-то, и, если чувствовали, скажите, смогли ли бы вы работать с ним или с ней в одной команде и прикрывать спину, зная, что вас прикроют в ответ? Смогли бы улыбаться на камеру, будто ничего этого нет, подавляя желание вцепиться обидчику в глотку? Смогли бы доверять ему или ей? — после моей речи в палате повисло тягостное молчание. Не знаю, о чем думала героиня, я же ощущала лишь моральное опустошение. Наверное, если бы не разум игрока, то я бы банально разрыдалась, словно маленькая девчонка, виня мир в целом и героев в частности в своих бедах. Однако даже так находиться в одном помещении со своим бывшим кумиром стало практически невыносимо.
— … Нет… — наконец призналась Мисс Ополчение. Надо же, думала, снова начнет говорить про высокий моральный облик и то, что в Стражи не допустили бы никого такого. А София тогда кто?
— Тогда, простите, но дальнейший разговор не имеет смысла, — резко закончила я, направляясь к двери. — Поверить красивым словам и рекламным брошюркам просто, но пока в Стражах будет эта тварь, это всё будет лишь пустыми словами, а доверять можно в первую очередь действиям. Так что еще раз простите, но мне лучше уйти, — говорю я, уже захлопывая за собой дверь в палату. Настроение было отвратным, и это после первого же дня помощи в больнице. Пожалуй, стоит действительно взять пару выходных. Убить еще парочку проекций и наконец посмотреть, что это за Нижний Город, про который говорилось в награде. Но сперва стоит всё же закончить это чертов проклятый день, разобравшись с одним крысиным недоразумением.
Незадолго до ухода из больницы. Панацея.
— Ну, хоть какая-то польза от тебя всё же есть, — хмыкнула Эми себе под нос, заканчивая переодеваться из своего «костюма» (если едва ли не наволочку с красным крестом можно было именовать столь гордым словом). Иногда она определенно завидовала другим, нормальным кейпам, над головой которых не стоит Кэрол (матерью называть эту женщину она не могла даже в мыслях), разыскивая в каждом её действии или слове намек непонятно на что.
И если её сестра в открытую завидовала технарскому костюму новенькой, то вот сама Панацея завидовала той свободе, которая у неё была. Хочет — идет лечить. Хочет — идет в патруль со Славой (а вот это уже реально завидно!), а хочет — устраивает ночные рейды по всяким забулдыгам (кейп, что тут еще надо объяснять?). Хотя Эми не видела особого смысла в том, что Азура вбила себе в голову про помощь в больнице, но и спорить попусту тоже не стала. Пара-тройка десятков жизней не стоят того, что ты уже через час забудешь лица спасаемых. В итоге для самой известной целительницы мира работа в больнице из повода для радости и возможности почувствовать себя нужной кому-то, значимой, давно уже превратилась в опостылевшую рутину, вызывающую лишь раздражение и тщательно задавливаемое разочарование. Каждый раз, касаясь человека, она видела полное его строение: все уязвимости, ошибки в геноме, заболевания, патологии буквально на клеточном уровне, — и каждый раз с разочарованием и страхом отбрасывала закрадывающуюся в подсознание мысль «А что, если?».
Что, если немного исправить допущенные природой ошибки, изменить дурную наследственность, улучшить мышцы, кости, сухожилия, оптимизировать работу внутренних органов, ускорить работу мозга. Да даже без последнего получился бы буквально другой человек! Быстрее, сильнее, выносливее, лучше, не страдающий множеством заболеваний, о которых он может даже не подозревать, но при этом мозгами такой же, каким был до операции, что было бы устраивающим все заинтересованные стороны компромиссом. Но каждый раз она сдерживала себя, потому что знала, что будет за это — Клетка. Сама тюрьма для опасных суперзлодеев не столько пугала Эми, сколько возможность остаться без Славы. Даже не рассматривая собственный мозг под микроскопом, Панацея понимала, что это уже наркотик, зависимость, но ничего с этим не делала. Да и поделать, откровенно говоря, не могла.
— Спасибо тебе, о великая Панацея, что наконец признала меня достойной, — с сарказмом хмыкнула Азура, после чего глубоко вдохнула и уже нормальным голосом продолжила. — Прости, что срываюсь. Отвратительный день.
— Не у тебя одной, — тихо признала Эми. — Не у тебя одной. Что же до замечания, то я не признавала тебя достойной чего либо, — уже привычно бросила Панацея. — Я лишь сказала, что сегодня ты чуть менее раздражающая и чуть более полезная, чем обычно. Будь у тебя побольше уверенности в себе и поменьше героизма головного мозга (заметь, я не прошу полностью от него отказаться, а лишь уменьшить до хоть сколько-то приемлемого уровня), и, возможно, подчеркиваю, только возможно, из тебя вышел бы толк.
— Что-то ты сегодня более хмурая, чем обычно, — угрюмо покосилась на неё Азура, после чего в глазах замаячил проблеск осознания. — Неужели это из-за меня?
