От полноты чувств в венах забурила кровь, качая в сердце подзабытое тепло и нежность. Честно говоря, не ожидал от девушки такого предложения. Думал, придется уговаривать комсомолку и просто отличницу соврать следствие

— Подожди, а как же доктор дядя Коля? Он же дома был. И бабушка твоя? — вспыхнуло в сознании, и идея перестала мне нравиться.

Втягивать в круг вранья кучу народу последнее дело. Решено, скажу, от шока выскочил и пошел куда глаза глядят. Очнулся в дальнем углу парка на лавочке в конце дня. Пришел в себя и вернулся в больничку. Знаю я одно местечко, мы там с пацанами халабуду строили. Там шикарные заросли акации и про скамейку мало кто знает, она скрыта от глаз.

— Доктора дядю колю? — хихикнула девушка. — Ты так смешно сказал. Папу так наш маленький сосед называет. Тоже, кстати, Леша. Сын папиного друга дяди Степы Лесового. Ой, — Лена рассмеялась. — это ты от меня научился, да?

За эти тридцать секунд я едва заново не поседел, ругая себя последними словами. Вот на таких вещах, Леха, шпионы и проваливаются! Я, конечно, не разведчик и не иностранный агент, но взрослые парни к уважаемым докторам так не обращаются и не называют. И тут я вспомнил, где мог слышать такое обращение к Николаю Николаевичу.

— А, так мы его с Федром видели. Тогда в парке. Он с мамой своей был. Они с Николаем Николаевичем разговаривали, когда мы пришли. Ну, и пацаненок, когда прощался, так и сказал. Забавно прозвучало. Вот, наверное, и отложилось. Извини.

— Ла ладно тебе, — девушка улыбнулась, погладила меня по щеке ладошкой. — Не за что извиняться. Это и вправду забавно звучит. Особенно, когда Лешик со всей серьезностью протягивает папе на прощание руку, чтобы пожать.

Точно! Воспоминание вдруг ярким метеором ворвалось в сознание. Точно, я же каждый раз жал соседу руку, начиная лет с четырех и всегда, покуда он был жив. Как батя научил, так всю жизнь и здоровался.

— Лен, — я взял девушку за руку. — Спасибо тебе. Это… хорошая идея. Я почти такую же придумал и хотел просить тебя о помощи.

— Но?..

— Но — нет.

— С родными я договорюсь, не переживай. Они нам помогут, — Лена отобрала у меня испорченную рубашку, оглядела со всех сторон. — Я, конечно, попробую что-то сделать…

— Да выбрось. На половую тряпку и то вряд ли сгодиться, — отмахнулся я. — Нет, Лен, это глупая затея. Скажу, что выскочил из дома, пошел в отделение, но от шока нашло помутнение и пошел бродить по больничному парку, а потом забрел в городской, нашел лавочку и проспал на ней, пока не пришел в себя.

— Ну, глупая такая идея, если честно.

— Зато почти честная и твоих подставлять не нужно! Ты, не обижайся, ты просто умница! Мало кто из девушек способен после таких новостей бежать на пожар, прихватив с собой на всякий случай одежду. За такую веру в меня тебя нужно обязательно поцеловать!

И я приступил к реализации своих слов.

— Леш! — когда мы, наконец, закончили целоваться. — Обещай мне только одно ладно?

«Ну, вот, а так все хорошо начиналось», — вздохнул я и отстранился от девушки, пытаясь заглянуть ей в глаза. Тусклый свет фонаря отражался от её зрачков и прятал мысли.

— Если в моих силах выполнить обещание…

— Я все понимаю. Твои цели они такие смелы е и благородные. Но, пожалуйста, можешь мне пообещать, что не будешь лезть на рожон без крайней необходимости?

— Могу, — с облегчением выдохнул я. — Всего-то. Я же стараюсь думать, прежде чем делать, — я чмокнул Лену в носик. — Ну что, пора прощаться?

— Думает он, — фыркнула девчонка. — В Лиманский свой ты тоже рванул, хорошенько подумав?

— Ну-у-у-у… — я почесал затылок. — Иногда я бываю внезапным.

Мы оба расхохотались, затем дружно сложили мои пострадавшие вещи, Лена всучила мне в руки пакет с крыжовником, и собирались расставаться, когда я сообразил: на дворе практически ночь, и девушке придется одной пробираться домой.

— Так, стоп. Пошли, я тебя домой провожу!

— Да ну тебя. Светло еще! — отмахнулась Лена, ноя видел ей приятно мое внимание.

— Светло не светло, уже темнеет. Еще минут десять и все, хоть глаз выколи. Ты через парк собралась домой?

— Ну, да, так короче. Там в заборе дырка есть. Я через нее. Так быстрее, чем в обход по Романа. Десять минут и я дома, не переживай.

О, да, сколько себя помню, пролом в больничной бетонной ограде заделывали десятки раз, но всегда находился таинственный кто-то, кто опрокидывал одну из плит, сокращая гражданам путь к медицинским корпусам.

Окончательно путь замуровали, когда по всей стране усилили меры по антитеррористической безопасности. И теперь на территорию центральной районной больницу (официальное название) можно попасть только через два пропускных пункта. Хотя я давно в той части парка не гулял в моем времени, может, добрые люди еще что-то придумали, чтобы сократить путь.

— Категоричное нет, — отрезал я, подхватывая пакет. — Пошли, провожу. Крыжовник будешь?

Я повесил сумку на руку, раскрыл кулек с ягодами и предложил Лене.

— Это тебе, витамины!

— Ты мне, а я с тобой делюсь. Ну, Лен, мне оному много, — я шутливо толкнул ее в бок.

— Умеешь ты уговорить, — хихикнула девушка. — Ладно, пошли, только быстро! Тебе еще обратно возвращаться!

Мы взялись за руки и помчали, точнее, пошли не очень быстрым шагом. Лена сначала пыталась нас подгонять, но куда этой пигалице против моей дури.

— Леш, ну, все, пришли! Беги обратно! Тебя и так в погибшие записали!

Мы остановились на углу моего (нашего) родного дома. Здесь прошли мое детство и юность. Вон на той площадке мы играли в «Знамя» и в бадминтон. На зеленой между ломами резались с пацанами в футбол. А вот об эти две торцевые стенки долбили мячом в набивного. И если в сером доме жильцам было все равно на бесконечный стук мяча, первый этаж располагался высоко от земли. То в панельной пятиэтажке в клеточку жила вредная тетка. Мы ей вечно мешали своими играми, она постоянно орала на нас. Ну, мы ей и мстили за склочный характер.

А вот знаменитый стол посреди нашего двора. Здесь мы собирались с гитарами, став постарше, и орали под три блатных аккорда:

«Гоп-стоп мы подошли из-за угла,

Гоп-стоп, ты много на себя взяла,

Теперь оправдываться поздно

Посмотри на эти звезды,

Посмотри на это небо,

Ты видишь это все в последний раз!»

Здесь я приобщился к дворовому творчеству, спел свои первые песни не про партию, Ленина и крылатые качели. В школе пришлось ходить в хор. Не знаю как в двадцать первом веке на уроках музыки, в в мои школьные годы мы не только изучали биографии композиторов, мы еще и пели.

В школе был хор, и наш музыкант Сергей Иванович Тарала, отбирал в него самых голосистых, то бишь способных и талантливых. Мне не повезло, я оказался в их числе. Бегал от хоровых занятий, как черт от ладана. Наверное, зря. Но умение бренчать на гитаре осталось со мной, как и голос. Так что для друзей иногда пою. Пел. А вот интересно сохранились мои навыки в новом теле? Нужно как-нибудь проверить.

После перестройки, когда все рухнуло, учитель ушел из школы организовал маленький ансамбль и лабал на свадьбах. Позже открыл свою студию записи в нашем Энске. Когда жизнь в стране более-менее наладилась, вернулся к преподаванию, но учил уже за деньги.

Я все-таки проводил Лену для подъезда, хотя в душе все застыло от предвкушения страха и надежды: ожидал увидеть отца. Летними вечерами наш подъезд собирался на скамейках под виноградной беседкой, который сделал отец своими рукам. Мужики на одной лавочке, женщины на другой, общались смеялись. Иногда тоже пели что-то, не под гитару, конечно, а как говорится, а капелло.

Мы детвора бегали тут же, кто в войнушки играл, кто в песочнице ковырялся. Ребята постарше сидели на столике, уже с гитарами и девочками своего возраста. Мелюзга поглядывала в их сторону и завидовала. Иногда подбегали к старшему брату или сестре с каким-нибудь глупым вопросом или просто постоять. Но таких нахальных малолеток быстренько изгоняли от заветного «взрослого» места.