Радовался я недолго, что-то обожгло мне спину с такой силой, что даже сквозь сон стало больно. Я заорал и попытался откатиться в сторону. С большим трудом мне удалось это сделать, я выдохнул и уткнулся лбом в холодный каменный пол, стиснув зубы, сдерживая крик. Кожа на спине горела адским пламенем, такое ощущение, что ее полили спиртом и подожгли.

Однажды мы тушили алкоголика, который словил белочку, облился спиртом и угрожал себя поджечь. Не знаю, кто и зачем вызвал именно нашу службу на место предполагаемого самоубийства, но подоспели мы как раз в тот самый момент, когда придурок чиркнул спичкой, чтобы закурить.

Искра попала на одежду, и человеческий факел моментально вспыхнул буквально синим пламенем. Орал несчастный так, что кровь стыла в жилах даже у нас, бывалых спасателей. Вот сейчас я точно также выл, упершись головой в пол.

Неожиданно боль отступила, и пришло облегчение. Я выдохнул и распластался звездой на камнях. Перед глазами плясали звезды разных размеров и цветов. Одна из них, самая крупная, отчего-то напоминала то ли медаль, то ли орден.

Я осторожно поднялся на четвереньки, ожидая, что боль вернется в любой момент. Но нет, самый страшный момент сновидения благополучно завершился, и теперь я снова находился в подвале, в который рухнул во время пожара. Позади меня что-то скрипнуло. Резко обернувшись, я с удивлением обнаружил пресловутый громоздкий шкаф. Только теперь он не лежал в центре комнаты, а стоял у стены, противоположной той через которую я выпал на нижние уровни.

Одна дверца чуть приоткрылась и из нее явственно потянуло холодом, как из морозильной камеры, если стоять рядом, когда открыта крышка. Я замер, пытаясь сообразить, в какой реальности нахожусь. По всему выходило, что сплю и вижу кошмар. Уставший от приключений мозг таким образом пытается получить разрядку. Но некоторые моменты казались настолько живыми, что мне пришлось несколько раз ущипнуть себя и не почувствовать боли.

Этот парадокс ввел меня в ступор: только что тело крючилось от немыслимой боли, и вот снова вполне обычный сон. Самое странное, такие яркие сны мне снились редко но, как говорится, метко. Однажды, лет в тринадцать, мне приснилось, что я нахожусь в каком-то подвале, и за мной идут фрицы, оккупировавшие наш город. Подробностей не помню, но каким-то образом я умудрился бежать и спрятаться в комнате со множеством умывальников.

В первую ночь фашист успел распахнуть дверь, но я встретил его мощным напором воды из брандспойта, отшвырнул, захлопнул проход и проснулся. На вторую ночь сон повторился с точностью до мелочей. Только когда я открутил вентиль, чтобы сбить преследователя с ног, вода из крана не пошла.

Проснулся я весь в поту, ощущая, как автоматная очередь прошила мою грудь, а пули разворотили плоть. Я долго лежал в темноте, боясь к себе прикоснуться и обнаружить кровь. Осмелел только когда схлынула боль. Вот и сейчас я испытал похожие чувства, но почему-то не проснулся. Может, потому что не умер?

Дверца снова скрипнула, я напрягся, вглядываясь в темноту. Когда я уж решился подойти и заглянуть внутрь, она окончательно сорвалась и повисла на одной петле. Из ледяной черноты ко мне в подвал шагнул… Федор Васильевич, на этот раз в гражданской одежде. Старик опять смотрел на меня строго и настойчиво. Я попытался спросить у него, что ему нужно, но голос мне не повиновался. С губ сорвался какой-то хрип, гортань обожгло кашлем.

Архивариус сурово нахмурился, поднял и протянул ко мне руку, сжатую в кулак. Я сделал шаг вперед, немного поколебался, но протянул в ответ свою. Старик словно только этого и ждал. Его кулак разжался, и мне на ладонь что-то упало. После чего старый Лесаков все также молча развернулся, шагнул в темноту шкафа и сгинул в ней.

Я же стоял и не мог сдвинуться с места до тех пор, пока острая боль не пронзила ладонь. Только теперь я вспомнил, что все это время сжимал в кулаке вещь, которую передал мне Федор Васильевич. Я разжал пальцы и вздрогнул: на моей окровавленной ладони лежал один из высших орденов Советского Союза, один из первых, который утвердила новая власть.

Орденом Красного Знамени в стране Советов награждали не только людей за особые заслуги, за самоотверженность, мужество и героизм, но и войсковые части, военные корабли, государственные и общественные организации. Обрамленный золотыми лавровыми ветками, испачканный моей кровью, в руке лежал именно он.

«Не логично», — мелькнула мысль, я нахмурился, пытаясь понять, какую логику и в чем мне нужно обнаружить в столь дурацком, местами кошмарном, сне. Я поднял ладонь ближе к глазам, надеясь на ошибку, все-таки в подвале даже в сновидение было темновато. Но едва я успел прочитать надпись «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!», как награда исчезла из моей ладони.

Вместе с ней пропал шкаф, подвал и я оказался в кабинете Сидора Кузьмича, в том, где мы разговаривали утром. Хозяин кабинета стоял в двух шагах напротив и держал меня на мушке. Едва я успел удивленно вскинуть брови и раскрыть рот, чтобы задать банальный вопрос: «За что?», как раздался выстрел, грудь обожгло огнем, и я снова умер.

Сердце колотилось отбойным молотком от пережитого ужаса. Я лежал с закрытыми глазами, переваривая собственное убийство. Постепенно мозг успокоился, виртуальная боль прошла, и я, наконец, смог осторожно ощупать себя руками на предмет повреждений. Я знал, что это был всего лишь сон, но инстинкты требовали проверить.

Убедившись в собственной целостности, я поднялся и сел на кровати. Потряс головой, прогоняя остатки сумбурного сна, повертел шеей, разминая затекшие мышцы. Дико хотелось пить. Прихватив стакан с тумбочки, с трудом поднялся (отчнго-то все тело ломило и корежило, как при простуде), потопла на водопой. Умылся, напился, огляделся. Сосед отсутствовал, остальные койки по-прежнему пустовали. Ну и хорошо, меньше народу, чище пространство. Что-то устал я от людей за последние дни.

Смотаться что ли в Лиманский, попроситься у соседки на постой в дом к старому архивариусу? Поразмыслить над архивом, заодно и поискать хорошенько, может, еще что найду… Мечты, мечты… Интересно, в Советском Союзе можно было завещать недвижимость, или после смерти и отсутствия прописанных родственников, недвижимость отходит государству?

После дурацкого сна голова походила на чугунный шар, и мысли в ней перекатывались такие же дурацкие и чугунные. Какое к черту завещание? В живых бы остаться со всей этой свистопляской.

Я остановился у окна и задумался. Через пару часов меня ждут у Блохинцевых, хорошо бы душ принять. Желательно контрастный. Но с водяными контрастами в травматологическом отделение, да, собственно, и во всей больнице, большие проблемы, значит, вспомню молодость и вернусь к режиму закаливания. Тем более в нашу жару трубы настолько прогреваются, что даже холодная вода становится приемлемо теплой.

Подхватив полотенце и драгоценную папку, я вышел из палаты и потопал в сторону душевой. На посту никого не было, видимо, девчонки ушли в сестринскую чаи гонять, пользуясь законным тихим часом у пациентов.

Как я и ожидал, из почти новенькой душевой лейки пошла тепленькая водичка. Холодной я так и не дождался, ну да ладно, и так хорошо. Я даже нашел на подоконнике в коробочке кем-то позабытое детское мыло. Поколебавшись, все-таки решил намылиться, смыть пыль и проблемы последних дней, так сказать.

Закончив плескаться, вернулся в палату. Улыбнулся соседу, который вернулся, наконец, в родную обитель. Но мужик отчего-то нервно дернул головой и отвернулся к стенке, накрывшись с головой пододеяльником. Прям-таки от души спасибо, общаться не хотелось. А от этого человечка так и вовсе воротило.

Бросив папку на кровать, я задумался: идти в гости в больничном такое себе удовольствие. Оно, может, я и не жених Лене Блохинцевой и никогда им не стану, но в спортивках как-то неприлично, что ли.

Это в девяностые костюмы Адидас и остроносые лакированные ботинки считались шиком. А уж если золотую цепочку на шею нацепить толщиной с большой палец, так и вовсе жизнь удалась, все девчонки твои, пацаны обзавидуются. Здесь и сейчас порядочный молодой человек придёт в гости к родственникам девушки в костюме и при галстуке. Наверное, это даже правильно. Одеждой тоже можно показать и отношение к человеку, и уважение к девушке и самому себе в том числе.