— Ты, Коля, как всегда, сокращаешь, — подключился Степан Иванович. — Сам прут — символ власти. Две змеи, обязательно повернутые мордами дуг у другу, — это пресловутый дуализм, двойственность нашей природы.

— Добро и зло, черное-белое? — хмыкнул я.

— Огонь и вода, мужское и женское, — продолжил Лесовой. — Примерно так, если не вдаваться в подробности. Но сам символ имеет более глубокий смысл. По сути, прут, обвитый змеями, — власть, равновесие и мудрость.

— И что это и значит? — я не понимал, что пытался донести до меня отец.

— Мы с Николаем предполагаем, что этим знаком отмечен не просто путь к сокровищам, но он как предупреждение людям, которые хранят тайны прошлого: будьте мудры, ибо в вашей власти великая тайна, которая может нарушить равновесие мира и души.

Я скептически выгнул бровь, глядя на серьезные лица Блохинцева и Лесового.

— Степан Иванович, Николай Николаевич, все это прекрасно и очень даже интересно, но что Вы от меня-то хотите? Зачем я здесь?

— Мы хотим… — Лесовой поднялся и задумчиво прошелся по комнате. — Мы хотим, Алексей, попросит тебя не лезть во все это дело. И уж тем более не втягивать в него нашу Леночку, — глядя прямо мне в глаза, заявил мой отец.

— Дядя Степа! Папа! Я сама решу, куда мне лезть. А куда не стоит! — возмутилась Лена, впервые за пару часов чаепития подавшая голос.

— Лена, — в разговор подключился Блохинцев. — Это может быть опасным!

— Так, подождите, стоп! — прервал я назревающий спор. — Я понял. И, честно говоря, не собирался ничего искать, — тут я немножко покривил душой: до того, как меня стукнули по голове, очень даже собирался раскрыть загадку энских подземелий. — Но теперь возникает другой вопрос: за каким… хм… зачем Вы мне показали эту звезду, если не хотите, чтобы я копался в этой загадке? Я знать про нее не знал, ведать не ведал. А теперь все, в мозгу засело. Честно говоря, я такого знака в нашем городе ни разу не встречал. А мы с пацанами под землю спускались в нескольких местах, и не видели такой звезды.

— Символ обычно спрятан в рисунке, в узоре, и его просто так не разглядишь, — пояснил Николай Николаевич. — В водонапорной башне он нанесен изнутри, — чуть смущенно добавила доктор.

Ого, так отец и доктор все-таки спускались в подземелья? Интересное кино, а я так и не узнал об этом за всю свою жизнь. В душе снова всколыхнулась пена обиды и не понимания. Почему все-таки батя ничего не рассказал? Не хотел, чтобы я выбрал этот странный путь — хранителя сокровищ? Да, собственно говоря, я с трудом верю во все происходящее и сейчас, а уж в своем веке точно отнесся бы со скепсисом. Решил бы, что отец заигрался в искателя тайн на старости лет.

— Ну, положим, ради интереса я пройдусь по городу один и поищу знаки…

— Один? — возмущенно перебила меня Лена. — Что значит один?

— Лена! — одновременно воскликнули Ленин отец и Степан Иванович.

— Дочь, это может быть опасно. Ты сама все прекрасно слышала. Даже то, чего мы не знали. Если эта история под контролем особистов, сюда точно не стоит лезть, целее будем. А с учетом истории нашей семьи и вовсе нужно держаться в стороне.

— Времена уже не те, папа, — в голосе Лены звучала решительность. — Я уже взрослая, и сама могу принимать решения.

— Лена! — голос Николая Николаевича наполнился родительской суровостью. — Я прошу тебя, оставь это мужчинам.

— Это что за ретроградство такое в нашей семье? — уперев руки в бока, воскликнула младшая Блохинцева. — С каких это пор ты стал делить проблемы на мужские и женские?

— Ох уж эти детки, — примиряюще улыбнулся Степан Иванович, похлопав сердитого друга по плечу. — Друзья мои товарищи, давайте все успокоимся. И продолжим в мирной обстановке. Собственно, Алексей, — тут же, не обращая внимания на Блохинцева и Лену, которые сверлили друг друга глазами, обратился ко мне Лесовой. — Мы хотели изучить бумаги, которые оставил Вам Федор Васильевич. Если принять во внимание, что мы, с его точки зрения, родня, думаю, я имею на это право, несмотря на свой отказ. Поиски истины в городских мифах и легендах — это часть меня. Ничего не могу с этим поделать, — смутившись, признался Лесовой. — Все, что нахожу, оседает в моих архивах. Надеюсь, когда-нибудь я или книги начну писать, или сдам все в музей, чтобы потомки могли разобраться, где истина, а где ложь. Но чтобы гипотеза стала научной истиной, её необходимо подтвердить.

«Где-то я уже это слышал», — мелькнула мысль, и тут же скрылась на задворках памяти.

— Архивы я еще и сам до конца не изучил, времени не хватило. Но я с удовольствием изучу их вместе с Вами, Степан Иванович. А еще у меня вопрос: сколько всего существует карт подземелья? И почему на них Ваша фамилия и имя Вашего сын, полагаю?

— Всего их десять если верить покойному Федору Васильевичу.

— Зачем так много? — опешил я.

— Чтобы запутать искателей кладов, — хмыкнул Блохинцев.

— Тогда какая из них настоящая? У меня их уже три. Насколько я знаю, у Вас, Николай Николаевич, как минимум одна тоже имеется. Степан Иванович, у Вас тоже карта есть? — я перевел взгляд на молчавшего Лесового.

— Нет, у меня нет. Она у Николая. Настоящей карты в принципе не существует.

— Это как? — и я, и Лена задали вопрос в унисон.

— А вот так. Все десять карт и есть одна большая схема-загадка. Чтобы отыскать путь в схрону, их нужно собрать все вместе, изучить знаки и надписи, и все это объединить в один документ, так сказать, — Степан Иванович помолчал, потирая подбородок, и уточнил у меня. — А с чего Вы взяли, юноша, что на старой карте стоит имя моего сына?

— Ну, как же, — я растерялся. — Внизу, в правом нижнем углу, стоит подпись Лесовой Алексей Степанович.

— Покажите, — требовательно протянул руку Лесовой старший.

Я пожал плечами, раскрыл папку, порылся в документах, отыскал схему и протянул её отцу.

— Это что, шутка такая? — Степан Иванович вертел бумагу в руках, разглядывая её со всех сторон. — Здесь нет никакой подписи.

— В смысле нету? — я выбрался из-за стола, принял листок и первым делом глянул вниз. — Не понял, — моему удивлению не было предела: подписи и правда не оказалось. — Не понял, — тупо повторил я еще раз. — Куда она делась? Вот здесь же была? Может, ее просто на копию не перенесли?

— Алексей, ты точно уверен, что видел полное имя моего сына? — от волнения Лесовой перешел на ты.

— Абсолютно! Лен, ты же помнишь? — я вспомнил, как девушка держала самую первую схему в руках. Ту, что показывал мне журналист, и которую я потерял, выйдя из опорного пункта на пляже, а она вернула.

Лена нахмурила брови, пытаясь вспомнить.

— Ну, помнишь, тебя тогда вперед всех отпустили. Ты еще сердилась, что это из-за твоей фамилии.

— Да, точно! — воскликнула девчонка. — Я её на порожке подобрала. Точнее, рядом, ну, когда спустилась и…

— Лена, — перебил отец. — По существу.

— Хорошо, — Лена дёрнула плечом и продолжила уже спокойным тоном. — Я вышла из опорного пункта и практически наступила на пакет. Решила выкинуть в мусорку, увидела, что это какой-то документ. Хотела вернуться и отдать в милицию, но увидела Лешу… Алексея, и подумала, что это может быть его бумажка. Решила догнать и вернуть.

— Заодно и познакомиться поближе, — по-доброму подколол Лесовой.

— Куда уж ближе после рейда-то, — не удержался и съязвил Блохинцев.

— Да ну вас! — Лена возмущенно фыркнула, но щеки чуть порозовели от смущения.

— Дочь, — перебил доктор. — Подпись была на схеме или нет? Ты видела?

— Ну-у-у… — протянула девушка, старательно пытаясь вспомнить. — Да не помню я. Подразнила Алексея и отдала.

— Ну, вспоминай, — отчего-то мне было очень важно, чтобы Лена подтвердила: подпись действительно была. — Я тебе еще про кровь рассказывал. А ты про крестики с ноликами, про шифры всякие говорила. Про брата. Он же тебя научил шифровать.

Лена нахмурилась, а мы втроем, буквально затаив дыхание, ждали её ответ.