Как-то вдруг навалилось осознание, что я действительно в другом времени, в чужом теле. И если до этого мне казалось, что я принял ситуацию и живу, отталкиваясь от здесь и сейчас, то по факту выясняется ни черта подобного. Я по-прежнему там, в своем прошлом, точнее, будущем, живу надеждой на то, что все это мне снится.

— Так, Сидор Кузьмич… — я поднялся с дивана и встал напротив совершенно незнакомого мне человека. — Вам не кажется, что мы куда-то не туда пошли? Угрозы, шантаж, подстава.

— Что-о-о? — мичман обалдел от моей спокойно наглости.

— Подождите, — я мысленно матернулся на себя: ка же трудно быть молодым пацаном, когда ты давно уже взрослый мужик и привык решать проблемы другими способами. — Я что хочу сказать. Сидор Кузьмич, давайте начнем сначала. Готов обсудить аспекты сотрудничества. В пределах разумного. Вы хотели рассказать мне про моего деда, точнее, доказать, что Фёдор Васильевич действительно является мои родственников. Как и товарищ Лесовой, если я не ошибаюсь? Я готов выслушать Ваши аргументы, и если предоставленные факты меня убедят, покажу Вам архивы моего… хм… предполагаемого дедушки.

— Если? Ты ничего не перепутал, товарищ Лесаков? — Кузьмич как-то быстро вял себя в руки и снова давил взглядом и силой. Но я уже вроде пришел в себя, выключил клоуна и включился в советскую действительность.

— Никак нет, Сидор Кузьмич, — вытянулся я во фрунт. — Покажу, расскажу, поделюсь своими предположениями. Если архивариус Лесаков действительно является моим родственником.

— Заканчивай дурить, — буркну Сидор Кузьмич. — Принимается.

К моему удивлению, мичман шагнул ко мне и протянул руку. После секундного колебания, я пожал мозолистую ладонь, заключая временное перемирие. Не знаю, догадывался ли об этом Кузьмич, но я для себя четко решил: слушаю его версию и делюсь частью информации.

Для Пруткова это невыгодная сделка, вот только он об этом не догадывается: знаю я мало, в основном мои умозаключения строятся на происшествиях и моих домыслах. Что касается архива — тут я буду категоричен до последнего: либо изучаем вместе, либо никак.

В идеале я прикидывал как сделать так, чтобы сначала все бумаги старого архивариуса просмотрел я один, отобрал нужное и важное, а уж потом, припрятав часть из них, остатки передать особисту. Мечты-мечты. Но правило решать проблемы по мере их поступления никогда меня не подводило, поэтому беру его на вооружение и в этой жизни. Ну а пока послушаю индийский сериал в исполнение Сидора Кузьмича про родственные связи и потерянных в младенческом возрасте близнецов.

Про близнецов я ткнул пальцем в небо, как и про потеряшек. Но общая идея сводилась к тому, что архивариус Лесаков — тот самый потомок старого дворянского рода Лесли, который жил-поживал на территории Смоленской губернии во времена царя-батюшки и верой и правдой служил Российской империи. Точнее, той его ветви, которая главой рода была собственноручно отпилена с генеалогического древа в наказание за женитьбу без благословения родителей да еще и на простолюдинке.

Уж не знаю, как Сидор Кузьмич отыскал всю эту информацию но по всему выходило, что далекий предок перебрался в наши южные края аккурат к началу строительства города. Но к тому времени он уже состоял на императорской службе. Из семьи товарища, точнее господина изгнали, но дворянином верноподданным он остался. Правда, фамилию, обидевшись на родственников, изгнанник сменил.

Так появился род Лесаковых — историков, археологов и путешественников, коим сам государь-император поручал сложные дела: розыск утерянных императорских сокровищ и возвращение их в государственную казну. Точнее не в саму казну, а в тайные государевы сокровищницы, раскиданные по всей стране в самых неожиданных местах.

Некоторые из них строились еще предками последнего государя-императора, и все находились непременно под землей, в запутанных подземельях, выстроенных как раз для этих целей при закладке города, или же переоборудованных под тайную закладку в тех местах, где тайные ходы уже имелись.

Об этом семействе знал только узкий круг посвященных людей, на балах они не светились, в светской жизни участие не принимали. В списке доверенных лиц оказались и знакомые фамилии:

Перед моим глазами возник листок бумаги из архива, который я разглядывал перед тем, как случиться пожару: «Воронцовская кладка, Голицынский склад, Юсуповский склад». Это что же получается, два князи один граф тоже имели право хранить свое добро, нажитое непосильным трудом крепостных и прочих зависимых людей, в царских тайниках? Получается, сам основатель Энска, граф Воронцов проектировал городские подземелья, обнаружив под землей древние ходы?

Я слушал рассказ Сидора Кузьмича как увлекательную сказку, и не верил ни одному слову. Ну, бред же, честное слово, сказка про Али-бабу и сорок разбойников! Да если бы такие сокровищницы существовали, их бы давным-давно разграбили после гражданской войны или той же революции. Да и позже, во времена смуты и волнений, различных войн кто-нибудь не удержался и нырнул бы в голодные годы за звонкой монетой. Не может быть, чтобы никто не позарился на золото и прочие цацки когда царя скинули.

Благородных почти всех извели под корень, а те, кто этим графьям-князьям помогал строить и прятать, вряд ли после смерти хозяев хранили тайну. Точнее, схрон-то они в любом случае берегли, и место никому не выдали, как и способы в этот тайник попасть. Но сами-то по любому воспользовались. Не верю я в людское благородство, когда дело касается денег. Не просто денег, а очень больших денег!

Сидор Кузьмич замолчал, подошел к окну, налил воды из графина и залпом опустошил стакан. Устал вещать, бедняга.

— Не веришь? — ухмыльнулся он, глянув на меня.

— Простите, но нет. Больше на сказку похоже, — я пожал плечами. — Графы, князья, сокровища… На дворе семьдесят восьмой, наши страна с момента революции пережила много потрясений, включая Великую войну. После семнадцатого года только ленивый не искал Деникинское золото и казну адмирала Колчака. У нас город слишком маленький, чтобы хранить такую тайну десятилетиями. Любопытные уже бы нашли кладку. Если верить вашим словам, это не один сундук и не два. Это целый золотой город!

— Предположим. Но есть факты указывающие на то что это правда. И, кстати, проживание в Энске твоего деда Федора Васильевича, и его поступки говорят сами за себя.

— Какие поступки? И, кстати, — я не удержался и передразнил мичмана, — Вы мне так и не доказали, что архивариус — мой дед. Однофамилец я еще могу поверить. Но если он всю жизнь прожил в городе, почему я о нем ничего не знаю? Ни мои родители, ни бабушка никто мне про него ничего не рассказывал.

— А вот тут самое неприятное. Следы твоего деда, а точнее сказать прадеда Федора Васильевича Лесакова на какое-то время теряются во время революции и после нее. Но доподлинно известно, что на момент его исчезновения из города пропали все городские строительные архивы с первой даты закладки Энска. Кроме того, перед тем, как сгинуть, господин Лесаков имел на руках двух младенцев мужского пола, разновозрастных. По нашим данным этих мальчиков — родных братьев, родных своих детей — старик сдал в разные детские дома. Точнее, старшего он привел на порог детского дома, подложив записку, где обозначил его имя Лесаков Степан Николаевич. Пацана нашли с крестиком на шее и медальоном с гравировкой. В кармане — записка с именем.

«Странный способ прятать детей, — подумалось мне. — Если скрывал, потому что Лесаковы, зачем записку в карман положил?»

— На медальоне герб? — полюбопытствовал я.

— Именно. Видел его?

— Кого?

— Герб.

— А, нет, просто предположил по аналогии с ключами старика. Там вместо брелков были гербы.

— Ключи куда дел? — сделал стойку Сидор Кузьмич.

«Вот черт!» — я пытался вспомнить, говорил уже мичману, что оставил их у Анны Сергеевны по её же просьбе или нет? Раз спрашивает, значит, не говорил. Сказать или не сказать, вот в чем вопрос! Соврать? Вроде договорились вести разговор честно. Ладно, была не была.