– Успокойся, – сжалился, наконец, но слова он произносил нарочито грозно. – Тебя никто и ни в чем не обвиняет, но давать показания в качестве свидетеля придется.

Завершив все формальности, Виктор Савенко ушел. Как он и предупреждал, ее вызывали для дачи показаний, но чем все закончилось ей неизвестно, так как сама Панова процессом не интересовалась.

Понимая необходимость, Ульяна сходила в нотариальную контору, чтобы открыть наследственное дело. В первую очередь она сама в этом заинтересована, но боялась волокиты и совсем не умела общаться с официальными лицами, всегда перед ними робела. В первый же визит возникло небольшое препятствие, которое легко устранить, но она ужасно огорчилась. Оказывается, нужно было взять с собой свидетельство о рождении. Ей выдали список документов, необходимых для оформления наследства, и женщина поникшая вышла из кабинета.

Пришлось ехать в родительский дом. Она наведывалась туда периодически, следила за чистотой в квартире, которая уже несколько лет пустовала. У мамы важные бумаги всегда хранились в идеальном порядке. С тех пор все осталось по-прежнему – некому менять заведенные правила. Но, несмотря на внешнюю прибранность, здесь было неуютно. Жилище, в котором Ульяна провела все детство и юность, отражало ее внутреннее состояние. Так хотелось, чтобы кто-нибудь вдохнул в нее жизнь.

К следующему походу к нотариусу Панова собрала все необходимые бумаги, и заявление приняли. Игорь о смерти не думал и завещание не оставил, поэтому вступать в свои права она будет по действующему законодательству.

О том, что случилось с Игорем, Матвей узнал из новостей по телевизору. Он как раз находился в рейсе, когда разбился Панов, но пока не прошли похороны, о смерти одного из самых влиятельных бизнесменов в городе повторяли регулярно, поэтому, даже вернувшись, он увидел кадры аварии.

Коробов не вникал с обстоятельства произошедшего, так как речь шла о человеке, которого он презирал и ненавидел всей душой. Скорбеть по нему он точно не станет. Матвей тут же вспомнил об Ульяне, и сердце бешено заколотилось в груди. Он тщетно пытался совладать с собой, ничего не получалось.

Затем всплыли все события, связанные с ней. Больно признавать, но счастливых моментов было куда меньше мучительных, которые черной тучей в одно мгновение поглотили первую реакцию и связанные с ней надежды.

Она теперь свободна. Но какой стала девушка, которую он когда-то полюбил? За шесть лет она наверняка привыкла к обеспеченной жизни. Что, если богатая вдова его даже не узнает, явись он к ней? Да и что сказать? «Привет! Это я, Матвей. Помнишь меня?» – голова моментально выдала первую возможную формулировку. Нужен ли он ей? Скорей всего, она о нем и думать забыла.

Пошли мрачные мысли. Они, как по щелчку, переключили на Свету и ее обвинения, высказанные в одну из последних встреч. Внутри все прожгло чувство стыда перед ней. Наверное, это будет преследовать его всю оставшуюся жизнь, потому что ее больше нет, и прощения попросить уже не у кого. Вот перед кем он бесконечно виноват. Если бы он мог все исправить. Как, не представлял до сих пор, но не допустить трагедии был обязан и ничего для этого не сделал.

В самом деле, почему душа прикипела к той, которая сделала ему больнее кого бы то ни было? Рад бы избавиться от наваждения, да не в силах. Говорят, время лечит, только, видать, у него какая-то неподдающаяся форма заболевания, мутирует, приспосабливается, но не проходит. Хоть симптомы иногда удается заглушить, и на том спасибо. Работа помогает. Похоже, и на этот раз придется прибегнуть к апробированному средству.

А мысли с упрямством мазохиста возвращались к Ульяне. «Что, если все не так?» – луч света стремительно распорол темную тучу сомнений, и вслед за ним стали просачиваться полярные мысли. Разве можно забыть первое чувство? Ведь до знакомства с ним она ни с кем не встречалась, в этом он был уверен. Карие глаза, таящие в себе смущение и нежность, до сих пор робко глядят на него каждый раз, как он вспоминает о ней.

Однако он так и не понял, как она могла связаться с Игорем. Эти мысли одним порывом смели весь романтический налет, оголив неприглядную суть. И что в сухом остатке? Он ему изменила, забеременела и вышла замуж. Но почему именно Панов? Удар больнее сложно себе представить. Вся прежняя обида вернулась, словно прошло не шесть лет, а пара дней. Неужели эта рана никогда не зарастет?

Даже если она его помнит и любит, хотя будь это так, не вонзила бы нож в спину. Но предположим, что он ей дорог так же, как она ему. Смогут ли они быть вместе? Вернее, сможет ли он закрыть глаза на ее предательство, на эту черную брешь, за которой кроется ее жизнь с Игорем. День за днем она находилась рядом с этой мразью, делила постель, в конце концов. Света права, такое не проходит бесследно. И как быть с этим?

Воображение только начало рисовать картинку, как Панов прижимает Ульяну к себе, и Матвей сразу ощутил подступающую ярость. Нет! Он не сможет переступить через себя и прикоснуться к ней. Игорь навсегда ее заклеймил. Парадокс, но девушку, которую никак не удается забыть, он сам же никогда не сможет принять и простить.

Но тут снова в голове всплыли слова Горелко. Она ведь тоже открылась, что спала с Пановым. Правда, это сказано в пьяном угаре. Солгала? Не похоже. И все-таки это другое. Света не Уля. И когда они были вместе, он об этом еще не знал, хотя и потом, когда услышал правду, это его не сильно уязвило. Только ли дело в том, что Горелко он не любил? Она ему дорога по-своему. Ради нее он тоже готов на многое, вот только отогреть так и не смог.

Странное дело, но ее признание, которое всплыло в памяти, немного смягчило восприятие поступка Ульяны. Света умудрялась любить его, помогать в самый нужный момент, но по злой иронии судьбы это всегда происходило в ущерб ее собственным желаниям. А он неизменно мыслями и сердцем стремился к другой. Почему так?

Опять накатила волна стыда. Возможно, если бы они не сошлись, она не начала бы пить и осталась жива? Ответ на этот вопрос он уже не узнает. «А я хоть из кожи вон лезь, никогда не была нужна тебе. Вот Зинаида Андреевна, Царствие ей небесное, любила меня. А ты тяготился. Сейчас и подавно. Думаешь, если бы у нас сложилась настоящая семья, я бы так бухала? Не очень-то приятно сознавать, что жизнь – дерьмо, все зря», – вспомнил он ее слова. Они обличали и выворачивали душу.

Мама всегда являлась для него мерилом правильности поступков. Матвей представлял ее реакцию и определял для себя, так делает или нет. Она не стала бы упрекать, но страшно представить, как ее больное сердце переживало бы уход Светы, к которой очень привязалось. От осознания этого на душе стало совсем горько. Значит, все вопросы, на которые он якобы не узнает ответ, проявление трусости. Уж в чем он не мог себя заподозрить. А оказывается, не так смел, как думал. Пора уже признать, что есть на нем вина перед Светой, надо с этим жить и хоть в какой-то мере попытаться искупить.

Надо позвонить Корнееву, напроситься в рейс и забыть то, что давно пора. Как говорят, отпустить прошлое. К чему мечтать о том, чему не суждено сбыться, предавая ради иллюзий память об усопшей. Пусть не было любви, но он должен проявить, по крайней мере, уважение, иначе остается презирать себя. После смерти Светы прошло совсем немного времени.

На работе о своей трагедии он не распространялся, просто взял несколько дней за свой счет. Не смог при жизни дать ей то, что заслуживала, так хотя бы похоронил по-людски. Он не собирался носить траур всю оставшуюся жизнь, но и не готов сейчас к кардинальным переменам и решительным действиям. Да и есть ли смысл? Только душу травить. За последние два года жизнь иссушила все внутри, сплошная пустота. Нет, надо набирать начальника автоколонны.

– Матвей, ты ведь только приехал, – возразил Илья Борисович на просьбу водителя. – Хочешь в аварию попасть?