Ижевск встретил Артёма дурацкой погодой и ветром, зато любвеобильная бабушка Люда сумела поднять настроение вкусным домашним ужином, а дед Григорий – настоящей русской баней. Семья почти в полном сборе сидела на малюсенькой кухоньке старого дома, поедая маринады и солонину и обсуждая последние новости, политику, жизнь уехавших друзей и даже соседскую собаку, что неустанно лаяла на каждого прохожего, будь то человек или комар, надоев, в общем-то, добродушным старикам настолько, что деда Гриша уже пару раз обещался посреди глубокой ночи подстрелить глупое животное из охотничьего ружья, но уговоры бабушки давали своё: животное не виновато в том, что не было обучено хозяином.

Артём, лишь краем уха слушавший такие глупые, но от чего-то родные, шутки, едва ли не физически ощущал в душе странную необъяснимую тоску. Возникло желание остановить время навсегда и сидеть вот так вечно. Среди своих. Знающих о тебе всё, но принимающих тебя таким, какой ты есть. Понимая, что ты нужен и являешься частью чего-то. Он уже не мог скрывать, что соскучился по родителям, видя их только утром и вечером, да и то, с выражением боли, обиды или гнева на лице, вызванных выходками сына. Пусть его ругали, говорили, что лучше бы он и вовсе не появлялся на свет, но его любили. И он знал, что в любую минуту мог вернуться сюда, обратиться за помощью. Счастливое спокойствие сменилось страхом. Страхом потери всего этого по его собственной вине. Однако он не собирался ничего менять, откладывая решение проблем на задворки сознания, предпочитая ничего не менять в своей жизни. Ещё успеет.

Извивающиеся линии дворцовых коридоров совершенно не нравились Атэ. Вкус Анго был полной противоположностью бытовым предпочтениям самого парня, поэтому он чувствовал себя здесь неуютно. Его собственный дом состоял из одних прямых. Он терпеть не мог изгибов, поэтому педантично подходил к организации пространства, в котором жил. Прислужник бесшумно скользил по воздуху впереди, показывая дорогу к императорским покоям, лишь изредка помигивая индикатором.

Император сидел за овальным столом, держа в своей механической руке какую-то цепочку, будто зависнув. Стеклянные глаза были устремлены далеко в небесную глубь, открывающуюся взгляду из окна. Долгое время он не обращал внимания на возникшего в помещении Атэ. Он отвлёкся только на тактичный, сдавленный кашель. Механический голос произнёс:

– Здравствуй.

– Приветствую вас, ваше величество.

– Оставь формальности. – Он минуту помолчал, будто теперь увидел что-то в самом Атэ. – Знаешь, что это? – Анго разжал цепочку в своих коротких, почти детских, металлических пальцах.

– Да. Это кулон на подвеске. Раньше люди носили такие на шеях. Их дарили в качестве ценного подарка или памятного сувенира.

– Верно. Ты хорошо разбираешься в истории. И не только в ней. В риторике, математике, физике, химии, астрономии. За свои четырнадцать лет интеллектуально сравнялся примерно со взрослым, сформированным умственно профессиональным учёным. около тридцати, хотя эмоционально чуть менее устойчив, эгоистичен и самонадеян. Впрочем, как и все гении. Плюсом ко всему бродишь вокруг произведений искусства, будто тебя к ним тянет. Однако в действительности всё куда проще, как могло бы показаться. Но вместе с тем и в сотни раз сложнее. Не удивляйся моей прямоте, в данном случае правдивость уместна. Я знаю о тебе довольно много, достаточно для того, чтобы находить мотивы твоих поступков.

К горлу Атэ подкатывал ком раздражения. Ему надоела бессмыслица. Надоело думать, что здесь не так. Почему именно лишь он один удостоился ненужной ему аудиенции с личностью, к которой испытывал неприязнь. Парень хотел бежать от проблем. Спокойно пилотировать пассажирские аэры, возможно, перебраться в другую Систему, где будет интереснее. Не так скучно, как сейчас. Разумеется, после завершения обучения. Но ход его мыслей вновь был нарушен.

– Я совершенно такой же. Когда придёт срок, ты всё поймёшь самостоятельно, – робот протянул ручонку с полимерными имитациями мышц через стол. – Возьми. Это принадлежит тебе.

На лице Атэ отражалось недоумение.

– Что это значит, ваше величество?

– Не стоит задавать вопросов. Пока я не могу дать тебе на них ответа.

Анго приподнялся со стула, и в пустом пространстве, отражаясь от глянцевых стен, разнёсся звук работающих механизмов. Император прошёл мимо Атэ, кивком головы приглашая за собой, и продолжил:

– Полагаю, у всех есть особый план. Такой список дел на жизнь. Вот только жизнь, как оказалось, поддаётся планированию мало. Видишь ли, я имел редкую, вернее сказать, единственную в своём роде возможность наблюдать продолжительный отрезок истории. И он, скажу по секрету, длиннее всем известных шести сотен лет. Из своих наблюдений я смог вынести кое-какие выводы. Что-то я разговорился… Медальон, что я тебе дал, на нём установлен таймер. Храни и береги его. Он откроется в определённое время. От этого слишком многое зависит. Это моё тебе послание. Не упусти его.

Тем временем они дошли до тронного зала. Уже долгие годы компанию Анго на досуге составляли только андроиды-прислужники, его величество не располагал даже простой кроватью, хотя и вовсе не мог спать. Поэтому ночи напролёт он просиживал на троне, совершенно не двигаясь, вглядываясь отключёнными стёклами глаз-камер в пустоту ночного мрака, ни на секунду не переставая думать обо всём на свете.

– Тебе пора, Атэ. Благодарю за то, что ты составил мне компанию в столь поздний час.

– Всегда рад услужить, ваше величество.

Анго застыл. Теперь император был похож на одну из кукол, множество которых парень перевидал на старых и двумерных картинках.

Закон бумеранга вытекает из закона всеобщего баланса. На каждое действие есть противодействие. У всего есть обратная сторона, даже у обратной стороны. Важно помнить, что что стороны – это лишь взгляд человека. Медали в принципе всё равно, есть у неё стороны или нет – на неё можно смотреть даже сверху. Поэтому нельзя также и утверждать, что медали – эти металлические монетки с особенными барельефами – и вовсе имеют стороны. Ведь стороны – это понятие, выдуманное самим человеком.

Артём проснулся с головной болью и ломкой слабостью. Мелкая дрожь прошлась по всему телу, сигнализируя о холодной температуре воздуха. Парень поёжился. Пересохшее горло неприятно саднило, а о виски ударился пульс. Желудок сводило тошнотой. В голове он смутно перебирал события прошлой ночи, силясь вспомнить, с чего вдруг у него симптомы жуткого похмелья. Не найдя ничего способного пролить свет на его сегодняшнее состояние: алкоголя Артём не употреблял; он с трудом открыл глаза и … не поверил им.

Белая, по всей видимости, кашемировая обивка пупырышками покрывала какую-то капсулу, в которой лежал Артём. Это было уже нисколько не похоже на сон, однако рука сама собой тянулась ощупать незнакомую поверхность, чтобы удостовериться в её реальности. Будь на месте Артёма кто-либо другой, наверняка стал бы пытаться звать на помощь, поскольку так обычно должно происходить, если человек просыпается запертым в странном месте, не помня, как он туда попал. Но Артём нисколько не был человеком обычным, как сильно бы ни отличался своей подростковой типичностью, поэтому догадался не привлекать к себе внимания, тем более, что это было сложно при болезненности его состояния. Боковая крышка открылась, стоило поднести к индикатору сбоку руку. За открытой дверью дивайса показалось очень просторное, по меркам Артёма, огромное помещение размером с их квартиру. Матовые поверхности идеально ровных стен составили бы мечту заядлого перфекциониста, чему способствовали специфическая расцветка и отсутствие мебели. В комнате находилась лишь капсула. Парень огляделся вокруг. В голову лезли мысли об аварии, последующей амнезии и коме.

– Так меня что, в психушку упекли? – сонно самому себе произнёс парень. – Да не, вроде, не очень похоже…