Из всех Бессмертных, кого я знал и с кем сражался рядом, Азоф, казалось, меньше всех жаждал смерти ради восстановления своей поставленной под сомнение чести. Или, возможно, смерти с ощущением того, что его честь по-прежнему под сомнением. Азоф был таким же храбрым, как и любой легионер Железных Рук – в том числе благородные Авернии – но я подозревал, что его пылким желанием было вернуться в ряды железных отцов, прежде чем пасть в бою.

Но сейчас мы были призраками, все мы, наша честь для нас столь же бесплотна, как дым. Мы согрешили, и посему должны были искупить. По крайней мере, так гласила клятва.

Ведущая из ангара взрывозащитная дверь поддалась, с оглушительным лязгом рухнув на палубу по ту сторону прохода.

Ещё больше мрака и кровавой тьмы. Изнуряющая жара, ещё более ощутимая, чем прежде, ударила нас подобно кулаку. Пульсирующее гудение из соседнего инжинариума было оглушительным. Палуба под ногами дрожала от громоподобной канонады бортовых залпов, а стены сотрясались от вибрационной отдачи. Нефтехимическая вонь смешалась с резким послевкусием недавно разряженных лазерных батарей, поднимавшимся с нижних палуб.

На войне звездолёт был настолько же жестоким полем боя, как и любое другое, но «Ретиарий» снискал себе дурную славу за свою суровость.

Воины в силовой броне, атаковавшие нас из пропитанных испариной теней, были тому доказательством.

Первая кровь досталась Пожирателям Миров.

Облаченные в потрепанную боевую броню, украшенную шипами и заклепками, сыны Ангрона выглядели достойными своего имени. Кровь и грязь пятнали их, придав внешнему виду дополнительной свирепости, в которой тот не нуждался. В их дыхательных решетках пузырилась пена, в воздухе запахло лихорадочным потом. Свирепые, рычащие, безжалостные – я видел животных, напавших на нас из теней, но не людей. Их воинская удаль была устрашающей, даже для нас.

Незнакомый мне Бессмертный закричал, его рука со щитом безвольно повисла, когда ему разрезали уязвимый плечевой сустав, разорвав находящиеся под ним сухожилия. Второй удар прошел от левой ключицы до правого бедра. Преодолев инерционное сопротивление, обе половинки тела разъехались, и мой брат развалился на палубе.

Выстрел из плазменного пистолета в упор испарил голову ещё одного медузийца, отреагировавшего слишком медленно. Ещё троих в передних рядах жестоко выпотрошили. Цепные клинки – мечи и топоры – зверски рычали.

Словно животное, внезапно осознавшее, что его ранили, мы отпрянули. В первую очередь мы перекрыли брешь в двери, удерживая наших врагов на расстоянии, поэтому они не смогли проскользнуть и окружить нас. А затем мы дали отпор.

Решительный натиск, в равной мере опиравшийся на медузийские упорство и выдержку и прочность наших прорывных щитов, позволил нам занять плацдарм в первом участке коридора, находившегося за взрывозащитной дверью. Наш враг поддался нам, беспрепятственно уступив территорию, однако после пресекал любые попытки дальнейшего продвижения своими свирепостью и численным перевесом.

Сосчитать их всех было невозможно, но я насчитал врагов вдвое больше нашего числа, столпившихся в лежащем перед нами лабиринте коридоров. Мы прорвались, все легионеры нашей отринутой роты, а затем сыновья Ангрона набросились на нас ураганом мечей.

Горячие искры гневно разлетелись от края моего щита, когда тот повстречался с картаво рычащим цепным клинком Пожирателя Миров. Мой противник не носил шлема, являя миру сморщенное от рубцовой ткани и металлических украшений лицо. Цепь петлей соединяла его ухо и нос, а шипастый стержень пронзал обе щеки. Шея была отмечена татуировками, похожими на метки счета убийств, хотя сказать что-то наверняка в темноте было трудно.

Я впечатал щит в его тело, и он, закряхтев, пошатнулся. Просунув болт-пистолет в специально сделанный в пробивном щите паз, я почти в упор выстрелил ему в горло. Куски черепа и красной материи забарабанили по моей лицевой пластине, когда голова Пожирателя Миров взорвалась.

Я решительно сделал шаг вперед.

Мы все сделали.

Азоф сплотил нас.

– Держаться! – проревел он. – Сомкнуть щиты!

Они снова набросились на нас, бесноватые, с пеной у рта, словно бешеные псы. Я чувствовал, как мое плечо резонирует от бешеных, частых ударов топора о щит. Оно запылало, и по моей руке распространилось онемение, порожденное чрезмерным мышечным напряжением.

Азоф был неумолим.

– Держаться!

Прошло ещё несколько секунд побоев, прежде чем он произнес:

– Теперь... вперед!

Единые, упорядоченные, решительные, мы двинулись вперед и отбросили своих агрессоров. Их страсть к убийствам сделала их грозными, но расточительными в своих усилиях. Один человек, каким бы опытным и свирепым он ни был, не сможет удержать волну. Сотня человек, если они действуют поодиночке, также окажутся в невыгодном положении.

После своего начального, необузданного налета Пожиратели Миров изо всех сил старались сломить нас. Отогнав их от бреши во взрывозащитной двери, проделанной нашими лазрезаками, мы на несколько метров продвинулись в лабиринт коридоров. В сравнении с ангаром они были тесными, но достаточно широкими, чтобы поставить шесть щитов в ряд.

– Сомкнуть ряды!

Азоф пытался сделать наши действия более упорядоченными. Не имея возможности противостоять безжалостной ярости Пожирателей Миров, это был единственный способ сломить их.

Напирая вперед, я шел плечом к плечу с Морданом и Катусом. Первый был заклятым фаталистом, удивившим всех нас тем, что прожил так долго. Второй был фанатиком, считавшим, что сила приходит от невзгод, и упивавшимся своим призванием Бессмертного. Хотя они могли быть разными, общая решимость, сочившаяся из моих братьев, была в равной степени заразительной и возбуждающей. Позади нас я чувствовал желание Азофа стать частью боевой шеренги, доказать несправедливость своего порицания. Его здоровенный и недеформируемый щит находился возле моего левого плечевого щитка. Стойкий как железная опора Сомбрак стоял справа. Ни разу я ещё не видел, чтобы в бою он когда-либо делал шаг назад.

Как и в случае с бывшими званиями, наша принадлежность к кланам тоже была забыта. Быть Бессмертным значит быть одиноким, но, несмотря на эту крайнюю форму покаяния, я чувствовал, как тесно связан с этими воинами, как будто все они были из Гаарсака, а не со всей Медузы.

Пожиратели Миров безжалостно атаковали нас с новой силой, порожденной яростью. Они продолжали бой, побитые, но не сломленные, настолько же мощные и упорные, какими мы их считали.

Я видел, как они сражаются, ещё когда мы были союзниками, а не врагами.

В тот день я заслужил свой позор на Голтии, во время Великого крестового похода, вскоре после нашего воссоединения с отцом...

Внутри «Ретиария» мы достигли крестообразного перехода, после чего наше продвижение остановилось. Громадный дредноут почти полностью перекрыл своим корпусом лежащий впереди коридор. Неожиданная остановка также побудила Пожирателей Миров атаковать нас с обоих флангов. Наше неуклонное продвижение остановили на стыке переходов, вынуждая нас перестроиться в стреловидный клин.

Катус и ещё трое бросились на чудовищную машину войны.

У дредноута не хватало одной руки, и я предположил, что он находился в самом разгаре подготовки к наземному развертыванию, когда мы пробились на судно. Вместо этого его перенаправили сюда, чтобы пресечь наше дальнейшее продвижение. Сомбрак нес мелта-заряд. Как и ещё трое Бессмертных в абордажной команде. Если бы нам удалось взорвать эти зажигательные боеприпасы на инжинариумной палубе, они бы посеяли хаос на «Ретиарии».

Выставив вперед свой щит, Катус принял на него дробящий удар, который отшвырнул легионера к стене. Его силовой ранец разорвался, и небольшой взрыв отбросил воина прямиком на молниевую клешню «Контемптора».

Катус плюнул кровью. Она забрызгала внутреннюю поверхность его шлема и просочилась через трещины в лицевой пластине. Он умер ещё до того, как упал на пол. Болт-снаряды трех других Бессмертных, бросившихся в атаку вместе с Катусом, отскакивали от бронированной шкуры «Контемптора», но они были всего лишь мелкими раздражителями. Дредноут снес двоих своей клешней, пронзив одного через щит и раздавив другого ногой, когда Железнорукий потерял равновесие.