Он смотрел так проникновенно, что давно копившаяся обида на обстоятельства крокодильими слезами брызнула из моих глаз. Мама всегда советовала в минуты огромного стресса просто поплакать, только чтобы никто не видел. Так организм очищается от ненужного негатива. И я редко, но плакала, и это помогало. И сейчас я не просто плакала, сейчас я рыдала, и плевать, что рядом посторонний человек. Я словно забыла, что вокруг существует мир, живой человек, сидящий впереди. Я смотрела на свои дрожащие пальцы и не понимала: или же это такие крупные слезы капают и разлетаются, или же это до сих пор по волосам стекает вода.

— Только не реви! Моя башка готова взорваться! — прорычал незнакомец.

Его низкий голос заставил меня подскочить на месте и напомнить, что я не одна. Полотенце съехало с груди и упало к ногам.

А я что сделала? Ничего, я сидела, словно истукан, скрестив руки на груди, и безмолвно рыдала, обливая себя потоком слёз. Жалкое зрелище, скажу я вам. А мужчина до сих пор не завел двигатель, и лишь барабанная дробь по стеклам напоминала, что вне уютного, теплого автомобиля бушует непогода.

Я не видела лица мужчины, но кожей ощущала его проникновенный взгляд на моём теле через зеркало. Я — ходячая куча проблем и неприятностей, и это бесило. И единственное, чем себя утешала: если бы не мерзопакостная погода — у меня бы все непременно получилось.

— Успокоилась?

Все тот же низкий голос обращался ко мне, когда поток слез действительно иссяк, и я просто вздрагивала от остатков нервного перенапряжения.

— Дааа, — мой голос дрожал, как и я, а рука тянулась к упавшему полотенцу.

— Давно бы пора надеть футболку, или тебе уже слишком жарко, что ты светишь сиськами?

Мои холодные щеки, как мне казалось, вспыхнули жарким огнём, рука быстрее тянула полотенце вверх, прикрывая грудь. И возразить нечего, я словно чумная сижу и не соображаю, что, по большому счету, из одной опасности попала в другую. От такого огромного самца просто так не убежишь и баллончиком угрожать можно не пытаться, он мигом перехватит мою руку и, в лучшем случае, сожмет, если от бешенства не сломает. Дура, твой баллончик в рюкзаке, а рюкзак валяется в багажнике вперемешку с грязными вещами.

Если я буду вести себя тихо, то у меня получится? Так, стоп, что у меня получится?

— Вот, держи, это поможет тебе согреться.

Перед моим носом появилась небольшая прямоугольная карманная фляжка неизвестно с чем. Приехали, не иначе судьба решила поиграть со мной, как с теннисным мячиком, бросая из огня да в полымя. Сижу, прижав руки к груди, и кажется, что сейчас от моих потуг воспламенится тонкая хлопковая ткань серой футболки. Мои глаза гипнотизируют серебристую фляжку, я даже не пытаюсь пошевелиться, чтобы взять её из пальцев незнакомца.

— Это просто коньяк, не дури, либо же воспаление тебе обеспечено.

Молчу, а он утробно рычит, уже больше выворачивается в своём кресле, еще мгновение и он набросится на меня.

— Сама вольёшь в себя эту дрянь или мне помочь?! — гаркнул мой спаситель, тыкая фляжкой мне в грудь. — Не заставляй меня делать лишние телодвижения.

С этого момента голос его становится тише, а взгляд опаснее, я словно марионетка касаюсь полупрохладного метала, но сил, удержать фляжку, просто нет. Мужчина рычит, откручивает крышку бутылочки, делает глоток первым, а потом как рявкнет:

— Пей!

И я пью, чувствую, как по подбородку стекает ароматный алкоголь, но горло словно обжигает огнем, мне противно и хочется выбросить эту мерзость в окно. Но я прекрасно понимаю, что вослед за этой фляжкой могу полететь и я.

Никогда не пробовала коньяк, и не было желания этого делать. Я вообще очень редко пью, а если случаются увеселительные дни, то предпочитаю шампанское или белое сладкое вино.

— Послушная девочка, — его голос звучит надменно, но всё так же тихо, как и прежде, и мне почему-то кажется, что он надо мной потешается.

Мои глаза моментально вспыхивают диким огнем, дыхание учащается, неизвестно откуда появляются силы, и мои пальцы сжимают тонкий металл. Мы безмолвно смотрим друг другу в глаза, словно играем в гляделки. И я не могу понять, что конкретно происходит в голове этого сурового мужчины. Какими судьбами он затесался в этих краях? Кто он? Спаситель или моя очередная проблема? Я не могу это понять, мысли до сих пор путаются, а силы на исходе.

— Я понимаю, что ты бы с огромным желанием впечатала мне эту фляжку в лоб, но ты же прекрасно понимаешь, что этого делать нельзя, правда?

Его рука касается моего подбородка и смахивает каплю алкоголя, и она волшебным образом оказывается на его большом пальце. Я понимаю, что мне нечем дышать, неужели в этом коньяке действительно что-то намешано, и я чувствую что-то непонятное. Мои глаза неотрывно следят за его неторопливым движениями руки, палец оказывается у пухлых губ мужчины. Шумно делаю выдох и, кажется, становлюсь пунцовой от кончиков пальцев до корней волос. Черт, это было неожиданно и… Я не могу четко сформулировать, что именно почувствовала.

— Оденься.

Сильнее сжимаю зубы и себя же мысленно прошу подчиниться, сделать так, как мне говорят. Но чертова гордость или дурость мешают, не в этом ли все мои беды? Скорее всего, в них. Глупая, радовалась бы, что от тебя именно этого хотят.

Я путаюсь в мягкой ткани, пытаюсь разобрать, где перед, где зад, нервничаю, потому что понимаю, что взгляд темных глаз неотрывно следит за тем, что я делаю и послушно ли исполняю то, что было сказано.

— Всё, теперь нормально?

Чёрт, молчи, дура, молчи! Ну, зачем я это сказала, да еще и с такой тональностью? Ничего тебя, дуру, жизнь не учит!

— Можешь с ногами залезть на сидение и укутаться полотенцем, впрочем, проку от него уже мало.

Я бы с огромным удовольствием сделала так, как он говорит, но хотя бы это я решаю сделать по-своему — не слушаюсь его советов.

Чувствую, что к херам пропали мои два дня одиночества и спокойствия. Я много работал ради того, чтобы урвать пять гребаных дней для себя любимого. Нет, не так. Два дня из пяти, потому что именно в пятницу Серёга желает видеть меня на мальчишнике, а это дело святое. И, конечно же, суббота, великое торжество — свадьба лучшего друга и моей сестры Алисы. С меня три шкуры сдерут, если я где-то накосячу. А я, мать её за ногу, уже косячу. Косячу с того момента, как вывалился из салона автомобиля и уже лишние сорок минут играю в доброго доктора Пилюлькина, с той разницей, что не ищу салфетки и сопли не вытираю.

Всё это хорошо и прекрасно, Самойлов Николай Иванович. И что ты теперь, интересно, сейчас будешь делать в этой ходячей катастрофой? Да на её лице написано, что приключения — её второе Я. Могу крупно ошибаться, но у меня на такое особенная чуйка. Да и смазливая девчонка, хотя и выглядит потерянной. И характер чувствуется — сильный, настырный. Промёрзла до костей, практически неадекватная, а находит силы спорить, пусть и вяло.

Неизвестно во что превращается наша баталия. К тому же я стараюсь не сильно пялиться на её дрожащее тело, пока она прикрывает грудь тонкими руками. В такой ситуации я быстро забыл, что мужик, скорее чувствую себя спасателем, которому нужно человека вытащить из беды. Но это чувство быстро рассеивается, стоит нам распить на двоих десять капель коньяка.

Боялась, видел по глазам, и правильно делала, лучше заблаговременно подумать о своей безопасности. Впрочем, с ней, девушкой, все непросто. И я в итоге, словно с катушек слетел, увидев, как она кривится, когда глотает алкоголь, как янтарные капли стекают по ее подбородку, а одна большая капает ей на руку и плавно катится вниз. И меня понесло, мой палец живет своей жизнью, он касается бледной кожи, смахивает каплю. В её глазах вспыхивает удивление, смешанное со страхом. Вижу, как облизывает губы кончиком языка. Намерено? Или это у неё получается неосознанно? Какая к херам разница, в данной ситуации не время и не место думать тем, что ниже пояса, хотя глазам запретить смотреть на пухлые губы почему-то запретить не могу.