Второй оргазм накатывает, заставая меня врасплох, и я выкрикиваю его имя, моя плоть сжимается так сильно, что я едва могу это выдержать. И он наблюдает за мной, мой муж. Он наблюдает, как этот второй пик поражает меня, с откровенным удовлетворением в глазах, почти как будто он торжествует и очарован, уголок его рта приподнят в улыбке.

— Хорошая девочка, — бормочет он, все еще покачивая бедрами. — Выпусти все это наружу.

Я никогда в жизни не была так измотана. Я падаю вперед на его плечо, отчаянно пытаясь наполнить легкие, и хотя его дыхание тоже поверхностное, а плечи покрыты блестками пота, Кристофер, как всегда, крепкий, несет меня в спальню и укладывает на прохладные простыни.

Прямо перед тем, как я засыпаю, измученная, он целует меня в лоб.

— У тебя нет от меня секретов, ангельские глазки.

Эван

Моя цель опаздывает.

Сразу после того, как Джоли заснула сегодня вечером, я получил сообщение от своего босса с заказом на убийство. Греческий бизнесмен по имени Константин, который облажался не с тем партнером в своей шикарной фирме. Я не задаю вопросов и не философствую о том, заслуживает ли кто-то смерти или нет. У меня нет никакого кодекса, кроме отказа убивать женщин и детей.

Я прислоняюсь спиной к бетонной опоре и выдыхаю, страстно желая вернуться домой к своей жене. Ее голова была прижата к моему подбородку, рука обнимала ее за талию. После того, как мы по-новому занимались любовью сегодня вечером, я больше, чем когда-либо, жажду ее киски. Если бы я был сейчас дома, я бы дразнил ее клитор своим средним пальцем, возбуждая ее, пока она спит. Она бы перевернулась на меня, полусонная, и трахала бы меня, сбитая с толку и дезориентированная, чтобы проснуться мокрой и пульсирующей, скуля, пока я не разобрался бы с ней.

Следя за гаражом, где моя цель проводит тайную встречу с женой своего делового партнера, я не могу не воспроизвести то, что произошло на кухне, когда я вернулся домой с «работы». Я вошел с намерением медленно разгадать ее секреты, но я немного переборщил. Не выдержал. Я должен быть более осторожен с тем, как я реагирую на информацию, которую получаю от ее сеансов терапии, иначе она заподозрит неладное.

Я смотрю на свою автоматическую дальнобойную винтовку, и беспокойство резко сжимается в моей груди.

Она бы бросила меня, если бы узнала.

Она бросит меня.

Тревога поднимается и угрожает вызвать у меня головокружение, но я дышу через нос и нахожу равновесие. Я начинаю задаваться вопросом, не было ли такое вранье Джоли худшим из возможных поступков. Она умная. В конце концов она поймет, что я ухожу посреди ночи, и спросит, куда я направляюсь. В конце концов она попросит о встрече с коллегами и посещении рождественских вечеринок. И, Господи, она заслуживает лучшего, чем мужчина, который лжет о своей личности, о своей работе. Шпионит за ней. Следует за ней.

Прислушивается к личным мыслям, которые она высказывает вслух.

Что, если я ничем не лучше человека, который ее похитил?

Что, если… она должна бояться меня?

Я одержим сверх всякой меры. Каждая моя бодрствующая мысль — о ней. Но если бы она узнала правду, поняла бы она, что любовь настоящая? Эта связь между нами не может быть просто бредом больного ума. Она тоже это чувствует. Прежде чем я даже открыл рот, чтобы солгать, мы посмотрели друг на друга и ощутили подводные течения. Большая часть моей личности может быть фальшивой, но тот факт, что я готов умереть за нее, — нет.

Я отвлекаюсь, когда моя цель выходит из здания, перекинув пиджак через руку, галстук сбился набок. Он идет к своей припаркованной машине, посылая только довольную улыбку женщине, которая выходит из гаража позади него. Я не даю ему шанса дотянуться до дверной ручки, пуская единственную пулю ему в висок и наблюдая, как он падает на землю.

Женский крик повисает в воздухе, но я не обращаю на него внимания, убегая в тень на краю крыши и спускаясь по задней пожарной лестнице. Беззвучно падая в переулок. Я сажусь в свою машину и спокойно выезжаю из переулка, сворачивая на боковую улицу.

Что…

Что это за странный комок у меня в горле?

Я не знаю почему, но я думаю о кричащей женщине.

С какой нежностью покойник смотрел на нее перед тем, как я убил его.

Я убираю руку с руля, чтобы потереть это место. По какой-то причине я не чувствую себя таким отстраненным, как обычно после убийства. Неужели у меня начинает развиваться совесть?

Обеспокоенный этой мыслью, я сильнее нажимаю на педаль газа, уверенный, что почувствую себя лучше, как только снова окажусь в постели с Джоли. Она исцеляет меня, делает меня целым. К тому времени, как в поле зрения появляется наш дом, я почти покрываюсь потом, ставлю машину на стоянку и вываливаюсь в гараж. Мне не нравится возвращаться к ней домой после убийства. Я никогда так себя не чувствовал, но сейчас мне еще хуже, потому что это любовь… это делает меня все более и более человечным.

Я добираюсь до спальни и наконец-то чувствую, что могу сделать глубокий вдох. Вот она. Моя жена. Обнаженная. Покрытая любовными следами от моего рта. Свернулась калачиком на боку, обнимая подушку. В безопасности. Дышит. Спит. Мой злодеяние не убило единственную положительную вещь в моей жизни. Она все еще здесь.

Судорожно выдыхая, я падаю на стул рядом с кроватью, наклоняя голову, чтобы посмотреть на ее гибкое, чувственное тело. Мне следовало бы раздеться и вернуться в постель, прежде чем она поймет, что меня не было, но я, кажется, не могу пошевелиться. Ничего не могу поделать, кроме как быть очарованным красотой моей Джоли. Папочка, она зовет меня папочкой. Папочка. Папочка.

Прежде чем я даже понимаю, что делаю, я расстегиваю молнию на брюках и трахаю свою руку. Губы приоткрыты в гримасе, яйца поджались и напряжены, и я, вероятно, кончу через несколько секунд. Я встаю и подхожу к кровати, глядя на слегка приоткрытую щель в ее заднице, и я глотаю стон, когда семя бисером скатывается с кончика моего члена.

Я почти срываюсь, когда она шевелится, что-то мурлыча себе под нос, и переворачивается на спину, зевая. Я не могу позволить ей увидеть меня таким, одетым во всю черную уличную одежду, трогающим себя, пока она спит. Я не могу. Так что, как и раньше на крыше, я отступаю в тень и наблюдаю за ней, не дыша, надеясь, что она просто снова заснет.

Но она этого не делает.

Она смотрит на мою сторону кровати, но меня там нет, все ее тело напрягается от страха.

— Кристофер? — ее рыдание почти разрывает меня надвое. — Здесь темно. Где ты?

Я не могу больше выносить ее страх ни на мгновение. Как можно быстрее я раздеваюсь до трусов и пытаюсь выровнять дыхание. Превратиться из дикого в нормального. Нормально, как она и хочет. Это ее потребность.

— Прости, ангельские глазки, — говорю я, выходя в лунный свет, где она может меня видеть. Ее тело откидывается на подушки, прижимая руку к сердцу. — Я пошел попить воды.

Ложь обжигает меня изнутри. Я ненавижу себя за то, что лгу этой верной, честной, мужественной женщине. С каждым разом становится все хуже.

Она дала тебе совесть.

— П-прости, — заикается она. — Я не должна была волноваться. Это глупо. Ты можешь ходить на кухню ночью без того, чтобы у меня не случилась паническая атака.

— Нет, — твердо говорю я, подходя к кровати. — Эй. В тебе нет ничего глупого. Ты через многое прошла. Я должен был быть рядом с тобой. Мне очень жаль.

Она действительно понятия не имеет, насколько сильно.

Я забираюсь в постель и прижимаю ее к своей груди, внутренне постанывая от чистого декаданса ее тела, прижимающегося к моему, ее нога перекинута через мое бедро.

— Ты хочешь поговорить об этом?

В тот день, когда мы встретились, Джоли сказала мне, что ее похитил коллега. Я знаю всю историю из новостей и ее сеансов психотерапии, но я никогда не заставлял ее вдаваться в подробности для меня. Вероятно, потому, что это было слишком лживо — спрашивать ее о болезненных подробностях, которые я уже и так знал. Почему я должен хотеть, чтобы она прошла через это снова?