Маргарет дописывала статью. Статейка вышла небольшая, на 2 абзаца, мол такой-то мистер Родригес такого-то числа увидел, что дом его загорелся, потушить – потушил, а обидчика так и не нашел. Зла ни на кого не держит, а в полиции настоял, чтобы дело закрыли, дверь он с крыльцом покрасит заново и вспоминать об этом более не желает.

– Томми, как ты смотришь на то, чтобы снова переехать к сестре и матери? – спросил отец, явно чувствуя некоторую неловкость и даже стыд перед сыном. Они ехали в машине в местный гастроном за продуктами, чтобы устроить прощальный ужин перед их отправкой домой.

Томми смотрел в окно и молчал. Он знал, что к этому все идет, особенно это стало понятно в тот вечер, когда родители вернулись от мистера Родригеса, они вели себя как настоящие муж с женой, папа решал проблемы семьи, а мама на него полностью полагалась, они смотрели друг на друга по-особенному, смеялись и даже немного заигрывая делали вид, будто в чем-то не согласны, хотя всем на свете было видно, что в их отношениях царит полное взаимопонимание. За окном мелькали дома. Папа ехал не слишком-то быстро, но за пять или шесть минут они проехали несколько перекрестков и уже добрались до нужного места. За весь путь на улице они встретили только Рауля с Пятой улицы, который возвращался домой с покупками из магазина.

– Почему бы им не переехать к нам? – наконец ответил Томми. Он много лет мечтал услышать от отца эти заветные слова, но сейчас это было вообще не кстати. – Наш дом больше и новее, школа там лучше, да и город больше.

– У мамы только начала налаживаться карьера, мы не можем с ней так поступить.

– Но, а я? Моя карьера тоже начинается именно сейчас! Ты сам мне твердил, что важно учиться сейчас, чтобы потом поступить в достойный университет и чего-то добиться в жизни. Сейчас ты снова хочешь уничтожить мои мечты, как сделал это много лет назад?! Я привык жить в Йохане, я привык к тому, что там есть причал, на который я могу пойти и подумать, помечтать о будущем, а какое будущее меня ждет в этом захолустье, а? Стать учителем в школе – это мой максимум?

– Томми, сын, ты оскорбляешь меня до глубины души. Я старался дать тебе все, что мог. Жизнь так сложилась, мы уже ничего не можем с этим поделать, нужно принять, как данное все то, что у нас есть, и двигаться дальше. Что же касается будущего, так ты еще школьник, ты сможешь закончить здесь школу и поступить в любой университет, который выберешь. Сама система обучения в местной школе ничем не уступает твоей нынешней, а я, как ты знаешь, могу работать из дома и ездить в командировки так же точно, как и делаю это сейчас, но ты уже будешь оставаться не один в пустом доме, а со своей семьей.

– Если вы с мамой снова решите разойтись, вы подвергнете этой пытке нас опять? – Томми уже представлял, как снова будет жить вместе с сестрой, только теперь, скорее всего, в разных комнатах, ведь он уже почти взрослый мужчина, и иногда ему необходимо уединяться, но сразу согласиться с отцом он явно не мог.

– Я не могу предсказать будущее, но очень хотелось бы верить, что нет. – спокойно ответил папа.

– А что говорит мама?

– Она сказала, что мы сделаем большую перестановку в доме. – как будто бы прочитав мысли сына ответил отец. – Нашу с мамой комнату мы разделим на две небольших комнаты для тебя и Эмми, мы с мамой переедем в комнату Эмми, а бабушкина комната будет моим кабинетом. Ты знаешь, возможно отсутствие у меня личного кабинета было отчасти поводом наших с мамой склок, ну и ее мать, конечно. – последние слова он произнес тихо, как будто только в конце понял, что он и кому говорит. – Прости Томми, я знаю, что тебе нелегко, у тебя уже появились новые друзья и…

– Нет у меня там друзей. – перебил его Томми. – Я подумаю, пошли в магазин.

Маргарет обещала провести подобный разговор с дочерью, но слишком была занята работой, поэтому за столом, когда Томми выбирал себе наиболее удобное место, Эмми узнала все впервые и самая последняя из семьи, а это она ненавидела почти больше всего.

– Что ты возишься с этими стульями, сядь тут. – она указала брату на стул рядом с собой.

– Я не могу, я же левша, тогда я вечно буду задевать тебя.

– Томми, уж один вечер я потерплю, я хочу насидеться с тобой рядом еще на год вперед, давай же, садись. – она потянула брата за кофту.

– Что, Эмми, родители решили съехаться, поэтому мне нужно найти стул, на котором я буду всегда сидеть за ужином. – Томми думал, что сестра уже знает, они не успели ничего обсудить, но он был уверен, что Эмми всегда в курсе всех событий.

– Мама! – закричала Эмми, – Мама, почему ты мне не сказала! Мы же обещали друг другу рассказывать все, а тут такое! Это не то, что можно забыть рассказать! А Томми, когда ты узнал?

– Да я только час назад, когда мы с папой ездили в гастроном.

– А папа, тоже мог бы взять и меня с собой, я как дура сидела разбирала бабушкин хрустать, пока вы обсуждали такую замечательную новость! А знаете что, – она резко вскочила из-за стола и побежала прочь. – Вот, вот что! – Эмми вернулась через несколько секунд с хрустальными бокалами в руках. – Мы сейчас будем это отмечать! И мы будем пить из этих старинных и драгоценных бокалов! Скажи-ка мама, мы хоть раз из них пили, а?

– Я помню, что в моем детстве бабушка доставала их на каждый праздник, потом стала все реже и реже. Думаю, они стояли в ее шкафчике лет 8, а то и 10 нетронутые. – она аккуратно взяла эту реликвию и пошла на кухню.

– Томми, я так счастлива! Скажи, ты прыгал от радости, когда узнал, а?

– Он прыгал. – ответил папа, улыбнулся, и пошел на кухню помочь Маргарет.

– Так выпьем же за то, что мы снова семья! – Эмми подняла бокал с вишневым соком вверх, – Выпьем за мой лучший день в жизни!

– Я слышал эту фразу раз 100 в жизни, – засмеялся Томми, – так какой же из дней все-таки лучший? Может тот, когда ты нашла камень в виде сердечка, или тот, когда нам исполнялось 12, и вы с мамой приехали к нам с огромным тортом, который ты съела почти в одиночку, или может любой из дней, когда ты видишь радугу после дождя, или все же сегодняшний?

Родители улыбались, сидели рядом и смотрели на двух своих уже взрослых детей.

– Ты знаешь, я думаю, что мы отлично их воспитали. – сказала Маргарет Уильяму, облокотившись головой на его плечо.

Джек Винтсон вставал в 4:30, он быстро умывался, хватал бутерброд с колбасой и пакетик сока с истекающим сроком годности, который его мать совершенно легально бесплатно выносила из гастронома после рабочего дня, как правило, в огромных количествах, и отправлялся на работу к мистеру Родригесу. До школы он успевал поработать 2 – 2,5 часа, обычно утром он предпочитал убирать старые могилки, подметать довольно большую территорию кладбища и дороги между церковью и офисом похоронного агентства, но при необходимости копать новые могилы ему приходилось тоже по утрам, в таком случае он вставал на пол часа раньше. Рассвет приходился часов на 6 утра, и когда люди выходили утром на работу, они уже шли по чистой улице Мелеха, а о том, кто ее подмел, они даже и не задумывались.

У Джека была рабочая форма, но принять душ после работы он не успевал, и в школу частенько приходил уставшим и потным. Никто из местных ребят не работал, кроме Рауля из 7 класса, он помогал отцу на автомойке, потому что отец работал в две смены, так как детей в семье было четверо, а мать последние несколько лет страдала болями в спине и на работу больше ходить не могла. Поэтому Джек не хотел распространяться о том, что и его мама не способна заработать достаточно денег для того, чтобы единственный сын смог позволить себе учиться, не думая о том, что он будет завтра есть. Но, откровенно говоря, мать Вонючки-Джеки зарабатывала не меньше остальных людей в этом городке, она работала продавщицей в гастрономе, у них был свой дом, денег могло бы хватать на них двоих, если бы не одно ее пристрастие, на которое у нее уходила большая часть заработной платы. Дело в том, что Клер Винтсон была художницей и большой любительницей искусства, она скупала на аукционах наброски не слишком-то известных художников за огромные деньги, меняла ценные вещи, доставшиеся от ее родителей на жалкие клочки бумаги с эскизами, которые ее сын Джек мог бы нарисовать, будучи еще ребенком. Половина их дома была оборудована в ее мастерскую, в которой она не могла ничего написать уже несколько лет, но каждый день после работы она шла туда и часами сидела перед мольбертом, так и не решавшись дотронуться кистью до холста. За свою жизнь Клер написала несколько десятков картин, некоторые она даже успела продать за хоть и небольшую, но довольно приятную цену, а одна картина висела в местной школе на входе, она называлась «Причал во время бури», там был мастерки изображен Йоханский причал, залитый водой от огромных волн, которые черной массой стояли над ним и в любую секунду были готовы с грохотом обрушиться на него, оживи картина всего на миг. Джек знал, что это картина его матери, она даже была подписана справа внизу небольшим автографом «Винтсон. К», но в школе на нее никто не обращал внимания, как и всегда бывает с тем, что стоит на одном месте целую вечность.