45

Вероятно, эти люди принадлежали к коренным жителям северной Сибири, где климат, как известно, столь суров, что обитатели тогда, как и ныне, едва ли не носили шубы наоборот и в течение целого года, днем и ночью. Сравнивая их с обезьянами, Шильтбергер не согрешил более Геродота, когда сей последний рассказывает, что Невры, которые, вероятно, в зимнее время надевали волчьи шубы, сами всякий год на шесть месяцев превращались в хшцных животных, которых и ныне еще довольно в наших степях.

46

Мне показалось сначала, что Шильтбергеровы Ugine могли быть тождественны с Ung, о коих говорит Марко Поло (изд. Pauthier, I, 218), различая их от Монголов собственно, так как, по его словам, в провннции Тендух обитали: (deux generations de gens avant que les Tatars partissent de la: Ung etaient ceulx du pais et Mugul estaient les Tatars. Известно, что под этими Унг он разумел Кераитов, или подданных "священника Иоанна", который, подобно им, был несторианский христианин. Однн из преемников этого священника Иоанна, Георгий, как его называет Марко Поло (ibid. 210), был обращен стараниями миссионера Иоанна Монтекорвино в католическую веру, которая имела еще много приверженцев в Китае в бытность там Иоанна Мариньолы (Reise ins Morgenland, ed. Meinert, 41). Поэтому христианские Ung, исповедывавшие если не католическую, то несторианскую веру, могли удержаться в северной Азии до того времени, когда в ней был Шильтбергер. Тем не менее эти Унг не могли иметь ничего общего с его Угине. Ибо последние, как он замечает, поклоняясь младенцу Иисусу, все-таки не были христианами, как это еще лучше явствует из главы XLV, где он в числе пяти родов язычников, ему известных, ставит именно тех, которые держались религии трех царей до их крещения. Но так как ни один из этих царей не был основателем нового религиозного учения, то не могу не согласиться с Нейманом (88), что Шильтбергер под своими Угине разумел последователей ламаизма, т. е. модификации буддаизма, введенного Чингисханом из Тибета в Монголию. Припоминая, что у Монголов еще до этого были идолы, называемые Ongon (Rehm, III, 2, р. 168), и что их колдуны назывались uoga или jogin (Bull. de l’Ac. des Sc. de St.-P. XS., № 337, р. 12), можно было бы объяснить себе, почему Шильтбергер их самих вздумал означать наименованием Ugine.

47

Едигей, по смерти Тимур-Кутлука, в исходе 1399 года, возвел на ханство брата его Шадибека. По свидетельству наших летописей и по монетам, он царствовал до 1407 года, в начале которого Тохтамыш погиб близ Тюмени в Сибири, куда пробрался было после поранения, нанесенного ему при Ворскле (1399) Тимур-Кутлуком и Едигеем. По Клавихо (1. с. 195), он даже примирился с Тамерланом, который хотел противопоставить его Едигею, отказавшемуся признать его своим верховным владетелем. По возвращении своем из Сибири, Едигей также поссорился с Шадибеком, который, по Шильтбергеру, погиб в бегстве, тогда как по мнению Савельева (1. с. II, 319) он успел скрыться на Кавказе, откуда, впрочем, более не воротился в Орду. Мнение это основывается на "едннственной" из монет Шадибека, битой в Шемахе. Полагая, что эта монета, на которой год не отмечен, вероятно, была бита по изгнании Шадибека из Сарая, Савельев заключает, что он, по потере престола Золотой орды, добыл себе удел в Ширване.

Но эта монета могла быть бита еще в то время, когда Шадибек сидел на престоле сарайском; ибо:

1) мы узнаем от Дорна (I. с. 572), что еще в 1406 году в Ширване имя Шадибека упоминалось в молитве, в присутствии его эмира Едигея, и

2) ничего не заставляет нас думать, что подобная честь оказывалась тому же хану, по изгнании его тем же эмиром, и еще менее, что он тогда еще мог присвоить себе удел на Кавказе.

48

Может быть, Шильтбергер немного сократил время царствования сего хана, который был сын Тимур-Кутлука и был возведен на престол Едигеем, вместо Шадибека. По крайией мере, видно из его монет, битых в Сарае, Булгаре и Астрахани, что он, от 1407 до 1410 г., был владетелем в Кипчаке, откуда изгнал его сын Тохтамыша Джелал-Эддин, segelalladin Шильтбергера.

49

Поставленные мною здесь в скобках слова, вероятно, ошибкою писца, были пропущены в гейдельбергской рукописи; по крайней мере, мы усматриваем из книги Пенцеля (76), что брат Пулада, или Пулата, о котором хотел говорить Шильтбергер, назывался Тамир и что он, после четырнадцати-месячного ханствования, был низвержен Джелал-Эддином, которого, в свою очередь, после четырнадцати месяцев, лишил престола и даже жизни брат Theback, или thebachk, по изданию 1859 года. Действительно, летописи и монеты удостоверяют нас в существовании брата Пулада, по имени Тимур (по летописям Темир), который, владевши в Крыму еще в 1407 году (Савельев, 1. с. 329), сел на царство в Сарае в 1411 году и в следующем был свергнут Джелал-Эддином, по татарскому произношению: Зелальдин, почему он нашими и польскими летописцами называется Zeledin, Зеледи и Зелени-Султан так что не им делать упреки Шильтбергеру, что он позволил себе исковеркать имя их верховного владетеля. Брат и убийца Джелал-Эддина, названный Шильтбергером theback, был, вероятно, Кёпек или Кебяк, от которого сохранились монеты, битые в Булгаре и Астрахани, но, к сожалению, без означения года. Русские летописи об этом хане не упоминают, приписывая смерть Джелал-Эддина другому брату Керим-Бирди. Последний, по Шильтбертеру, после пяти месяцев, был изгнан братом theback, тогда как, по нашим летописям, он был убит другим братом Геремферденом, или Ярим-Бирди. По сходству мусульманского его имени: Джеббар или Чепар с именем старшего брата Кёпек, Шильтбергер, может быть, разумел его под своим вторым theback.

50

Нельзя сказать, где и когда погиб Чекре, потому что мусульманские писатели подобно нашим, проходят молчанием несчастное его покушение, чтобы возвратить себе власть, похищенную у него Великим или Улу-Могаммедом, коего происхождение неизвестно или спорное. От Шильтбергера мы только узнаем, что смерть Чекре последовала уже после борьбы Могаммеда с Waroch и затем с Doblabardi. В последнем нельзя не узнать Девлет-Бирди, сына Таш-Тимура и внука Улу-Могаммеда, тогда как Варох Шильтбергера явно Боррак, который, в 1424 году, бежал к Улуг-Беку, сыну Шах-Роха. В том же самом году (Hammer, G. Н. 381) Боррак изгнал Улу-Могаммеда; стало быть на три года до возвращения Шильтбергера на родину. Так как не подлежит сомнению, что последний тогда уже ие мог узнать всего того, что он передает нам о событиях, случившихся в Золотой орде, то ясно, что смерть Чекре должна была последовать между годами 1424 и 1427. Впрочем, нет надобности относить трехдневное властвование Девлет-Бирди к последнему году, а не к одному из двух предыдущих, хотя сохранились монеты, битые в 1427 году. По крайней мере невероятно, чтобы он мог заботиться об этом праве в столь короткое время своего царствования, между тем как безначалие в Орде достигало такой степени, что Девлет-Бирди, по смерти Чекре, мог вторично свергнуть своего деда и в этот раз мог удержаться на престоле несколько долее.

Повествование Шильтбергера не ясно касательно собственной судьбы своей, после того, когда Чекре в первый раз был поражен Улу-Могаммедом. По крайней мере не видно, провожал ли он своего господина в бегстве его, или не разделял ли он участь Едигея, взятого в плен, как сказано в издании 1814 года. Касательно дальнейшей участи сего палатного мэра татарского, были высказаны различные мнения. По Гаммеру (G. H. p. 382), он еще в 1423 году был самостоятельным владетелем черноморского побережья, а затем уже или погиб в борьбе с Кадир-Бирди, сыном Тохтамыша, или же утонул в Яксарте. По другим источникам (Березин, Ярл. Тохтамыша etc., 1850 р. 61), его убил какой-то Татарин из племени Барин, у которого товарищ украдкою взял голову Едигея, которую представил Улу-Могаммеду, выдавшему за него из благодарности родную дочь свою.