— Какого черта ты и твой сынок забыли здесь?! — Шипит она в лицо своему конкуренту. — Я предупреждала, что на мою территорию нельзя соваться.

— Успокойся, Соня, я пришел помочь твоей племяннице, как и Денис. Не оставлять же девушку одну. — Спокойно сказал Юрий Петрович, улыбнувшись мне. — Ее могли ударить или сотворить что-то еще хуже. В этом случае нам тоже нужно было стоять в стороне и наблюдать?

Его невозмутимости можно было позавидовать, а вот тётино самообладание явно страдало…

— А не ты ли виноват в том, что произошло? А, Юрик? С какой стати тебе и твоему отпрыску помогать моей семье? Думаешь, что я закрою глаза на все, что творилось весь прошлый год? Нет, милый, этому не бывать. — Тёть Соня ткнула пальцем в грудную клетку старшего Алебьева и злобно улыбнулась. — Я вижу тебя насквозь.

— Похоже с возрастом тебе становится все хуже, — Юрий Петрович не отрывал взгляда от моей взбесившейся тёти, — маразм дело хреновое, Сонечка.

— Если мою племянницу ты можешь обвести вокруг пальца поддельной заботой, то меня нет. — Тётушка презрительно фыркнула и бросила на нас с мамой предупреждающий взгляд. — Маша, уведи свою дочь домой. Пусть отдохнет.

— Но…

Мама кшикнула, не дав мне договорить, и потянула к выходу.

— Я могу отвезти. — Подлил масла в огонь Алебьев, на что получил еще один удар, но уже в плечо и ладошкой.

— Ты останешься, Юрик, пока мы не разберемся, какого дьявола мне испоганили кафе. В очередной раз. Еще и племянницу чуть не зацепили. И не дай бог, ты окажешься причастным к брошенному кирпичу.

Леся

Мама молча нарезает огурцы, пока я мою помидоры и ставлю перед ней. После того, как мы пришли в домик тёть Сони, она не обмолвилась и словом. Лишь попросила помочь с ужином. Меня же разрывало от любопытства и чувства вины. Хоть и не я кинула кирпич, все равно на душе было очень гадко. Самое скверное, что кроме меня в кафе больше никого не было. Ни девчонок, ни Влада.

— Мам, а что между тёть Соней и Юрием Петровичем? Почему она его так ненавидит?

Нарушаю тишину первой, потому что мозг не выдерживает потока вопросов по поводу Алебьевых. Почему тётушка так отчаянно пытается отгородить меня от общения с ними? Зачем бросается угрозами? Еще и кирпич… Все это так странно, что я хмурюсь.

— Лесь, она меня в подробности не посвящает. Насколько я знаю, у них с Юрием Петровичем давно контры. Делят территорию и клиентов. — Мама снова принимается за готовку, а я открываю холодильник и беру с полки пучок зелени.

— Можно ведь и дружно жить. На всех клиентов хватит. Здесь же очень много туристов.

— Ох, Лесенька, если бы все было так просто… — Мама вновь тяжело вздыхает. — Соня может ужиться с каждым, но если ее раз зацепить, то… сама видишь, что происходит. Она годами шла к тому, что сейчас имеет, пожертвовала семьей и личной жизнью. Думаешь, ей легко было вдали от нас?

Мамуля посмотрела на меня с какой-то жуткой печалькой в глазах.

— Поэтому сейчас она будет за свой бизнес глотки всем рвать.

— Не знаю, просто мне кажется, что Юрий Петрович не станет действовать так мелко.

Я взяла нож и доску. Принялась остервенело резать зелень, пока мама изучала меня. Хоть убейте, но мне не хотелось верить, что мужчина, который мне бескорыстно помог, мог подослать кого-то кинуть кирпич в витрину или сам намеренно шел за мной в тот день. Все это больше смахивало на какой-то дешевый боевик из девяностых.

— Я тебя прекрасно понимаю, Леся. Мне тоже хочется верить, что в людях все же больше хорошего, чем плохого, но практика показывает обратное. Просто прими все, как есть.

— Думаешь, она злится на меня?

Перестаю орудовать ножом, а мама слегка улыбается.

— За что ей на тебя злиться? Скорее всего пострадает тот, у кого рука поднялась кинуть кирпич в ее заведение, а уж тебя-то, родную племянницу, она только по голове погладит.

— Ага, особенно за то, что я с Денисом общаюсь.

Мама подошла ко мне и обняла. Только легче не становилось. Мне казалось, что тётушка все равно выскажет недовольство. Слишком сильна ее неприязнь к этой семье, и чутье подсказывало мне, что дело не только в бизнесе. Там что-то личное.

— Иди переоденься, и ужинать будем.

Я с трудом отстранилась от матери и побрела наверх. На мне все еще была форма, и я, не включая свет в комнате, взяла вещи и побрела в ванную. Наспех смыла с себя сегодняшний день и вернулась к себе. Снизу послышался шум. Я прислушалась. Почему-то сердце екнуло и принялось колотиться о ребра с удвоенной силой.

Я вышла в коридор и вздрогнула, потому что в доме резко погас свет. Вот это уже было совсем не смешно.

— Мам? — Рукой вела по стене и шла к лестнице с истерично заходящимся сердцем. — Мам? Где ты?

Ответом мне стала тишина, и я нервно схватилась за перила и потихоньку начала спускаться вниз. Теперь ощущение, что я попала в какой-то американский сериал с элементами ужаса, усиливалось. Медленно выдохнула и пошла в сторону кухни, где слышала шорох.

— Мам? — Снова позвала ее и тут же вздрогнула, потому что мне на плечо легла рука.

— Леся, ты не напугалась? — Мама посветила в меня фонариком телефона. — По-моему, я разбила чашку с салатом.

— Что со светом?

Пришлось медленно выпустить воздух из легких и потереть ладошки о штаны.

— Наверное, вырубило. Может, перенапряжение. Нужно поискать щиток. Соня говорила он находится на улице.

— Тогда пойдем, а то без света в доме жуть полнейшая.

Мама кивнула и пошла к выходу. Я не отставала от нее. Мы вышли, и мамуля ту же нашла щиток. Пришлось подержать телефон, пока она нашла нужный рубильник. Просторную веранду тут же осветило ярким светом, и я даже заморгала.

— О боже…

Я потерла глаза и посмотрела на маму, которая не отрывала взгляда от входной двери.

— Что такое, мам? — Спросила и тут же замерла с открытым ртом, повернув голову в том же направлении. — Ох…

Стены и дверь были измазаны чем-то красным, а на лампе висели три крысы. Все это выглядело так тошнотворно, что я прикрыла рот рукой. Мама с ужасом разглядывала чей-то вандализм и качала головой.

— Лесь, — она подошла ко мне с мрачным выражением лица, — иди в дом. Я позвоню Соне, а потом займусь уборкой, если она скажет это все оставить.

— Думаешь, разбитая витрина и проделки полтергейста связаны? — Практически шепотом произнесла я, а мама пожала плечами.

— Возможно. Иди в дом. Дверь на балкон заперта?

— Да.

— Хорошо. Иди, Леся, иди. — Мама с мрачным видом начала ковыряться в телефоне, а еле сдерживала рвотные позывы.

Никогда не была брезгливой, но сейчас, когда веранда была похожа на поле боя, мне стало не по себе. Даже руки затряслись с такой силой, что я сразу налила себе стакан воды и осушила его, оказавшись в кухне.

Тёть Соня вернулась домой через полтора часа. Она была расстроена и, осмотрев художество неизвестного, пожала плечами.

— Пока свежее надо убирать. — Сказала маме, а я чувствовала себя виноватой, потому что тётушка не смотрела в мою сторону. — Это же надо было, — она покачала головой, надевая перчатки, — даже кровь настоящая.

— Почему ты не позвонила в полицию? — Мама с недоумением глядела на свою сестру, которая с понурым видом, который ей не характерен, принялась убирать веранду. — Это ведь…

— Ваши проделки. Если бы дома никого не было… — Начала с усмешкой тёть Соня, копируя, очевидно, кого-то из органов правопорядка. — Они намекнули, что мы сами это устроили. И кирпич. И вот это.

— Соня… — Мамуля тяжело выдохнула.

— На камерах ничего не видно. Никого, понимаешь? Я уверена, что к разбитому окну причастен Алебьев. Хоть убей. Он уже все рамки перешел. Все чертовы границы! — Тётушка со злостью бросает тряпку в ведро, а я замираю рядом. — Леся, ты бы шла к себе. Уже поздно.