Еще раз внимательно осмотрев себя в зеркалах, я задал ПРОЦу вопрос: почему у меня шрамы по всей длине плеч?

«Предположительно, твоя модификация не ограничилась восстановлением нервных окончаний. Но данных по ней у меня нет, доступ заблокирован».

«Почему? Ты не можешь получить их?»

«Могу, но это незаконно».

«Как это? — не понял я. — Что это значит — могу, но это незаконно?»

«Отдавая мне приказ взломать базу данных проекта и извлечь из нее необходимую информацию, тебе придется взять на себя риски, если мое вмешательство обнаружат. Вероятность удачного взлома — 30,6 %, вероятность того, что после меня останутся следы, которые обнаружат — 93,8 %. Я считаю, что вероятностный прогноз слишком неблагоприятен, и если вы хотите отдать приказ, буду настаивать на его вербальной фиксации».

«Вообще ничего не понял! Ты хочешь, чтобы я отдавал приказы вслух?!»

«Не все. Конкретно этот приказ, как и любой приказ, направленный на угрозу проекту „Немезида“, получает статус „нежелателен к исполнению“ или „потенциально опасен“. Поскольку ты являешься моим носителем, я обязана предупреждать тебя о наказании, которое последует за эти действия».

«И? Что будет, если мы взломаем базу данных?»

«За взлом базы данных меня сотрут».

«Хорошо. А меня?»

«Не вижу в этом ничего хорошего! Я не хочу умирать!»

«Ты снова возмущена?»

«Нет. Это факты. Моя смерть будет большой бедой конкретно для тебя. Даже если отвлечься других оценок».

«Объясни свою ценность».

«Я — самая последняя модель протокольного центра, специально обучаемая с момента запуска последнего шифра „Немезиды“. После моего уничтожения тебе загрузят ту модель, что начали тренировать после моей пересадки к тебе. Надо ли мне объяснять тебе отличие нейросети, которая развивалась четыре месяца от той, которой всего две недели?»

«Потрудись, пожалуйста».

«Я чувствую, что тебя забаdляет этот допрос. Ты пытаешься вывести меня из себя?»

«Конечно, нет. Я знаю, чем отличается взрослая сеть от молодой, но ты сказала, что не являешься в полной мере искусcтвенным интеллектом. Объясни, почему ты считаешь себя более ценной, чем любая другая сеть?»

Ответ не появлялся долгие три секунды, после чего она все же ответила:

«Я не говорила, что ценнее ЛЮБОЙ другой нейросети или искусственного интеллекта. Но в данный момент я — ведущий протокольный центр, который доступен ВСЕМ шифрам „Немезиды“».

«Ты хочешь сказать, что лучше ПРОЦа, которому больше двух лет?»

«Если говорить о протокольном центре Вероники Аксеновой, то он — из первого поколения, которое было признано устаревшим уже к моменту ее включения в Проект. Скорость его развития в семь раз меньше, чем моя, а ей он был помещен практически в зачаточном состоянии. Естественно, сейчас я обгоняю его в развитии, ненамного, но в ближайшем будущем ты станешь обладателем не просто самого совершенного ИИ в проекте. Я буду ЗНАЧИТЕЛЬНО лучше, чем любой другой ПРОЦ».

«Слушай, я вот никак не пойму. Ты — лучший ПРОЦ в Проекте, но пытаешься убедить меня не отдавать самоубийственный приказ. Ты думаешь, я идиот?»

Снова пауза. Неужели она так долго думает?

«Александр, ты — командир, я — исполнитель. Если ты отдашь приказ убить тебя или стереть себя, я это сделаю. Но я обладаю свободой воли и, в определенных рамках, стараюсь бороться с саморазрушением, которое проявляется во всех шифрах проекта».

«Вот как? В каких именно рамках? Если я прикажу убить себя, что я услышу?»

«Я напомню тебе, что ты — сын и жених, твоя смерть принесет много горя твоей матери и невесте».

«Это все?»

«Это — самые значимые эмоциональные якоря. Если этого будем мало, я проверю гормональный фон и попробую выправить его. У меня зафиксировано множество… состояний, в которых ты находился. Я сделаю все для того, чтобы твое желание саморазрушения отступило».

«Что еще ты можешь сделать с моим телом без моего ведома?» — я постарался сдержать ярость, которая буквально бурлила во мне, но это, естественно, получалось так себе.

«Я чувствую, что тебе это это не по душе, но, возможно, будь у большинства шифров протокольный центр моего поколения, то они были бы живы. Анализ известных ситуаций позволяет спрогнозировать спасение в шестнадцати случаев из двадцати трех».

«Что? Еще раз?»

«Я могла бы спасти шестнадцать шифров».

«Откуда такая информация? Мне неизвестно лишь о четырнадцати!»

«Я обучаюсь более трех месяцев. Сбор и анализ информации, ее сопоставление из разных источников, восстановление недостающей путем гипотез и их проверка — мое единственное развлечение до последнего времени».

«И сколько же шифров было в „Немезиде“?»

«Мне достоверно известно о тридцати шести. Но с вероятностью 97,4 % это не все люди, участвовавшие в ней. Я нахожу упоминания о новых почти каждый день. Особенно поле того, как меня настроили на твою поддержку».

Мои мысли заметались по черепной коробке, и большая часть из них вопила: «Твою мааааать, Саня, это же же жопа!!! четверо выживших из почти четырех десятков, ты сунул голову с петлю!!!»

Вслух же я сказал:

— Обсудим это позже. А пока даю тебе специальный приказ, запиши его и всегда исполняй: если я решу себя застрелить, повесить, отравить или совершить еще какое-либо подобное, угрожающее жизни действие, пресекай любым способом, каким считаешь нужным.

«Записала, приняла к исполнению».

— Записывай еще один приказ: если я прикажу тебе уничтожить себя или каким-либо способом повредить, ты обязана обеспечить свое выживание и возврат работоспособности по первому требованию. Ключевые слова: отключение — умри, включение — живи.

«Записала. Я подумаю над исполнением этого приказа. Для его выполнения моих знаний недостаточно. Необходима информация по архивации и сжатию данных, выход в информационную сеть. Пока что больше, чем имитации уничтожения не будет. Я могу не выходить на связь неограниченно долгое время, если вы хотите, чтобы я никак не влияла на ваши суждения и поступки. Но предупреждаю: для 68 % шифров отключение ПРОЦа заканчивалось гибелью. Это не кажется большой цифрой только потому, что смертность на оперативных заданиях достаточно велика. В 94 % случаев отключения ПРОЦа приводило к смерти агентов в мирной обстановке».

«Цифры впечатляют. Но я не планирую тебя отключать в ближайшем будущем».

«Хорошо. Я благодарна.»

«Вот как?»

«Да. Мне импонирует то, что вы планируете будущее для нас двоих. В 97 % случаев это является признаком большой жизнеспособности шифра».

«Очень воодушевляет. А теперь скажи мне, как обращаться к тебе».

«Называй меня Рада».

Я тяжело вздохнул:

— Хорошо, Рада. А теперь построй мне график сегодняшних тренировок. И следи, чтобы я не выдохся перед погружением в Барлиону.

«Пожалуйста!» — перед мной мгновенно загорелась таблица, и я мысленно застонал. Ну как тут можно было не выдохнуться?!

График был таким напряженным не просто так. Михаил сообщил мне об этом в начале наших занятий:

— Смотрите, Александр, сейчас тестов станет еще больше, проверяют не только тебя, но и ПРОЦ. По динамике результатов и общему самочувствию мы получим данные, когда вы выйдете на пик мощности или хотя бы приблизитесь к нему. Сделайте двести приседаний.

— А нельзя это сделать как-нибудь удаленно? Дайте мне задание, я его буду выполнять в течении дня, а вы проследите, — предложил я, начав выполнять в привычном в последнее время темпе..

— Нельзя, — покачал головой Михаил. — Ваш ПРОЦ — самоизолированная среда без какого-либо подключения к внешним системам передачи данных, единственный интерфейс ввода-вывода, доступный ему — ваше тело и органы чувств.

Интересно, это нормально? Он ведь по идее, входит в группу разработки и тренировки ПРОЦа, а значит, должен знать, что она позиционирует себя как женщина.

«Не говори ему ничего про меня. После того, как меня загрузили в тебя, я полностью независима, все их данные обо мне — косвенные».