Стало быть, на протяжении целого полувека его лицо могло быть узнано во всей Франции.
Стало быть, на протяжении целого полувека во Франции имелся какой-то заметный человек, лицо которого было известно во всех краях Франции, даже в тюрьме, стоящей на острове, и напоминало лицо узника, являвшегося современником этого человека.
Так что же это было за лицо, столь повсеместно узнаваемое, если не лицо Людовика XIV, его брата-близнеца, сходство с которым у него было таким разительным? Так что государственная тайна, которую скорее можно назвать преступлением Людовика XIV, представляется вполне раскрытой, и, если еще остается некоторое сомнение по этому поводу, то причиной его служит неправдоподобие жестоких приказов, отданных непосредственно комендантам государственных тюрем, хладнокровно убить столь знатного принца, если он откроет свой секрет.
Людовик XV выказывал себя куда более человеколюбивым, чем Людовик XIV, и, по достижении своего совершеннолетия, непременно освободил бы этого узника, если бы тот еще жил тогда; желая узнать о его злоключениях, он часто приставал с расспросами к регенту, и герцог Орлеанский неизменно отвечал ему, что его величество сможет узнать об этом лишь по достижении совершеннолетия.
Накануне того дня, когда оно должно было быть провозглашено в Парламенте, король снова поинтересовался, будет ли он посвящен в эту тайну, как и во все прочие тайны Французского королевства.
— Да, государь, — в присутствии многих вельмож ответил регент. — Открыв ее сегодня, я нарушил бы свой долг, но завтра я буду вынужден ответить на те вопросы, какие вашему величеству будет угодно мне задать.
На другой день, когда в присутствии вельмож своего двора Людовик XV отвел принца в сторону, чтобы выведать у него этот секрет, все не спускали глаз с короля и заметили, что герцог чем-то взволновал чувства юного монарха. Придворные не могли ничего понять, но король, удаляясь от герцога Орлеанского, громко произнес:
— Ну что ж, если он еще жив, я дам ему свободу.
Людовик XV был верен этой тайне даже больше, чем герцог Орлеанский. Но, когда отец Гриффе и Сен-Фуа стали обсуждать в своих сочинениях, столь известных, загадку Железной маски, опровергая взгляды друг друга, у Людовика XV вырвались в присутствии нескольких придворных слова:
— Да пусть спорят; никто еще не сказал правды о Железной маске.
В этот момент в руках у короля была книга отца Гриффе.
Известно, что дофин, отец Людовика XVI, часто просил покойного короля сказать ему, кто был этот знаменитый узник.
— Вам лучше не знать этого, — ответил ему отец, — это слишком опечалит вас.
Известно также, что г-н Делаборд, который был старшим камердинером Людовика XV и с которым его величество иногда беседовал на различные темы, связанные с историей, литературой и изящными искусствами, рассказал королю какой-то новый любопытный факт, касающийся Железной маски.
— Вы хотели бы, — сказал ему государь, — чтобы я что-нибудь сказал вам на эту тему. Так вот, вы разбираетесь в ней не больше других, но можете быть уверены, что тюремное заключение этого несчастного не нанесло вреда никому при дворе и что у него не было ни жены, ни детей.
Людовик XV проявлял такую же сдержанность в разговорах с г-жой де Помпадур и другими своими любовницами, которым очень хотелось узнать, кто был этот таинственный персонаж; но тщетно они терзали короля, не желавшего, чтобы его об этом даже спрашивали.
Наконец замечу, что пристрастие узника к очень тонкому белью, обязанность приобретать которое взяла на себя жена коменданта крепости на острове Сент-Маргерит, проистекало исключительно из малоподвижного образа жизни, который он все время вел; пребывание на свежем воздухе с его переменчивостью, самые обычные телесные движения, какие совершают, живя среди людей, и работа всех органов чувств непременно лишили бы его той чрезмерной чувствительности, какая присуща монахиням, молодым людям, получившим изнеженное воспитание, и чересчур впечатлительным женщинам; кровь, когда человек бездеятелен, приливает к самым крайним точкам тела; кожа, которая его покрывает, освежается; осязание становится безукоризненным, чувствительность отменной, и воздействие внешней среды дает себя знать с большей силой посредством столь восприимчивого чувства. И напротив, те, кто привык путешествовать или много ходить, сельские жители и те, кто занят тяжелыми работами, менее чувствительны к влиянию внешней среды. Так что не следует удивляться тому, что принц, оказавшийся в заточении с самой юности, не имевший навыка в ходьбе, незнакомый с воздействием свежего воздуха на органы чувств и с движениями человека свободного, имел крайне восприимчивую кожу: тонкое белье было для него не предметом пристрастия, а подлинной необходимостью.
Таковы все сведения об этом удивительном персонаже, какие мне удалось собрать. Я хотел бы, чтобы были проведены все возможные изыскания с целью выяснить имя его воспитателя и обследованы все архивы, где может храниться протокол о рождении Людовика XIV. Было бы правильно порыться в Счетной палате и в Королевской библиотеке, ибо эти новые исторические сведения заслуживают внимания со стороны критиков и ученых. Если их открытия подтвердят, что этот узник в самом деле был братом-близнецом Людовика XIV, они сделают еще более дорогой для всех французов память об этом необычайном узнике, который так долго был предметом общего любопытства, и в еще большей степени заклеймят позором самоуправные приказы министров и тиранов.
КОММЕНТАРИИ
При отсылке к комментариям из предыдущего тома номера страниц выделены курсивом.
X
5 … Первой армией командовал принц де Конти; второй — маршал де Ноайль; третьей — маршал Мориц Саксонский; четвертой — маршал де Куаньи. — Принц де Конти — здесь: Луи Франсуа де Бурбон-Конти (см. примеч. к с. 258), пятый принц де Конти.
Маршал де Ноайль — здесь: Адриен Морис де Ноайль (см. примеч. к с. 20).
… 22 февраля 1744 года… наш флот, находившийся под командованием адмирала Кура, разгромил английский флот в сражении у Тулона. — Адмирал де Кур — Клод Элизе де Кур де Ла Брюйер (1666–1752), французский флотоводец, вицеадмирал Средиземноморского флота.
22 февраля 1744 г. находившаяся под его командованием французская флотилия, действуя совместно с испанской флотилией под командованием Хуана Хосе Наварро (1687–1772), разгромила у мыса Сисье к юго-западу от Тулона британский флот, блокировавший этот порт.
6 … нежно обнял дофина, написал несколько строк дофине… — Речь идет о будущей дофине — Марии Терезе Испанской (1726–1746), дочери испанского короля Филиппа V и Елизаветы Фарнезе, с 1745 г. первой супруге дофина Луи Фердинанда (см. примеч. к с. 230).
… отослал г-жу де Шатору и г-жу де Лораге в Плезанс, загородный дом Пари-Дюверне… — Плезанс — старинный замок вблизи селения Ножан-на-Марне, в 10 км к востоку от центра Парижа, сменивший много владельцев и в 1726 г. приобретенный финансистом Пари-Дюверне (см. примеч. к с. 202), который полностью перестроил его; в 1818 г. замок был снесен, а окружавший его парк распродан по частям.
… взял с собой отца Перюссо, своего духовника… — Перюссо, Сильвен (1678–1753) — иезуит, известный проповедник, провинциал Бордо, с 1743 г. и до конца жизни духовник Людовика XV.
… Епископ Суассонский, его капеллан, и маркиз де Верней, кабинет-секретарь, следовали за ним в другой карете. — Епископ Суассонский — Франсуа Фиц-Джеймс (1709–1764), французский прелат и богослов, епископ Суассона с 1739 г., главный капеллан короля (с 1742 г.); третий сын маршала Бервика.
Маркиз де Верней — Эсеб Жак Шапу (1695–1747), сеньор, а затем маркиз де Верней, кабинет-секретарь короля, а также вводитель послов и иностранных государей (в 1728–1743 гг.).
… Речь идет о г-же д’Этьоль, которой впоследствии суждено было играть столь важную роль под именем маркизы де Помпадур. — Помпадур, Жанна Антуанетта Пуассон Ленорман д’Этьоль, маркиза де (1721–1764) — фаворитка (с 1745 г. и до конца своей жизни) короля Людовика XV; родилась в семье служащего провиантского ведомства Франсуа Пуассона (1684–1754) и его жены с 1718 г. Луизы Мадлен де Ла Мот (1699–1745), но настоящим ее отцом, возможно, был любовник матери, богатый откупщик Шарль Франсуа Поль Ленорман де Турнеам (1684–1751), уделявший большое внимание ее воспитанию и в 1741 г. выдавший ее замуж за своего племянника Шарля Гийома Ленормана д’Этьоля (1717–1799); заняв положение официальной фаворитки короля, она оказывала значительное влияние на дела государства, широко покровительствовала ученым, писателям, художникам и стала законодательницей мод.
