— В таком случае как мне быть с финалом романа?

— Поступить точно так же, как вы поступили, чтобы начать его; посетите места, где происходили события; опросите людей, которые по рассказам могли бы что-то знать о них.

— Но, черт побери, не могу же я добраться до самой Америки ради того, чтобы узнать продолжение вашей истории: я предпочел бы сочинить ее сам.

— Это крайнее средство, которое всегда будет в вашем распоряжении, и в любом случае вы успеете прибегнуть к нему.

— И у вас не найдется для меня никаких сведений, необходимых для дальнейших разысканий?

— Никаких… Я лично непричастен к этой истории — точно так же, как вы сами; по воле случая первая половина ее попала в мои руки, вот и все. Я даю ее вам и больше ничего не могу сделать. Берете ли вы ее?

— Конечно же, беру! Однако, простите меня, я спешу уехать.

Пастор извлек из кармана часы.

— Сейчас полвосьмого, — сказал он. — Поезд отправляется в Чидл ровно в девять; у вас есть еще время позавтракать и отправиться этим девятичасовым поездом.

— В таком случае возвращаемся… Впрочем, погодите.

— В чем дело?

— Я должен поставить свои условия.

— Какие условия?

— Вы не можете вот так просто-напросто отдать мне в качестве подарка шесть томов.

— А почему бы нет?

— Нет… я вам не предлагаю деньги, хотя это было бы куда проще; но ведь, в конце концов, вы хотите же чего-нибудь.

— Вы же видели мою жену и моих детей; как вы думаете, чего мне еще желать?

— Но, быть может, чего-нибудь желает ваша супруга?

— Да, тут вы правы: у нее есть одно желание.

— Черт возьми! Надо быть построже!.. Буду ли я достаточно богат и могуществен, чтобы найти то, что не смог ей дать муж?

— О, да успокойтесь: речь идет всего-навсего о… Не собираетесь ли вы вскоре поехать в Италию?

— Я постоянно езжу туда, в Италию; правда, я вас предупреждаю, если вас интересуют индульгенции, то я в довольно плохих отношениях с новым папой.

— Нет, нет, в качестве протестантского пастора я нисколько не верю в эту область римско-католической коммерции.

— Что же тогда?

— Речь идет о соломенной шляпке из Флоренции.

— О, это я охотно беру на себя: у госпожи Ренье будет самая красивая шляпка из Тосканы.

— Тсс! Говорите тише: жена рядом!

— Понимаю, вы хотите сделать ей сюрприз.

— Нет, не в этом дело.

— В таком случае я не понимаю.

— Вы все равно забудете обещание!

— Господа, прошу к столу! — рискнула произнести эти четыре слова по-французски наша хозяйка.

Я завтракал, не отрывая глаз от настенных часов.

В четверть девятого я встал из-за стола.

— Дорогой мой хозяин, вы француз, — обратился я к пастору, — и, как француз, вы, наверное, знаете самую старую из наших пословиц, восходящую к королю Дагоберу: "Нет такой приятной компании…"

— О, от нашей вы еще не избавлены!

— Как это понять?

— Мы проводим вас до Чидла и распрощаемся с вами только у вагона.

И он показал мне небольшую крытую коляску, стоявшую у ворот.

— Браво! Вот это то, что называется гостеприимством!

— Нет, это то, что называется жизнью. Мы, протестантские пасторы, не похожи на ваших католических кюре, которые подвергают себя все новым и новым лишениям, неустанно умерщвляя плоть; мы рассматриваем жизнь не как уступку, а как дар Господа: согласно нашей вере, даруя жизнь, Господь говорит нам: "Я даю вам то, прекраснее чего в мире нет; сотворите из нее нечто самое сладостное". И поэтому мы принимаем всякое удовольствие, которое Господь посылает нам на нашем пути, словно своего ангела, и, вместо того чтобы отгонять его нашей скорбной и надменной миной, мы стараемся приучить его к нашей земной атмосфере всяческими ласками и предупредительностью. Так, к примеру, увидев сегодня утром, что стоит отличная погода, я подготовил эту поездку: это был способ видеть вас как можно дольше и подарить жене и детям полдня свежего воздуха, солнца и цветов.

— Господин Ренье, вы так хорошо понимаете жизнь, что должны глубоко понимать и смерть. Счастливы те, кому вы помогаете жить! Тем более счастливы те, кому вы помогаете встретить смерть!

Я бросил взгляд на настенные часы.

— В нашем распоряжении тридцать пять минут, — предупредил я хозяина.

— Это на пять минут больше, чем нам необходимо… Хорошо, идемте!

— А мой чемодан?

— Он в коляске.

— А рукопись?

— Она в вашем чемодане.

— Так идемте же! Как вы только что сами выразились, вы человек, которому свойственны предупредительность и ласковость, и меня уже не удивляет, что счастье не покидает вас.

Мы сели в коляску и поехали.

Через полчаса мы были на станции.

В тот самый миг, когда мы ступили на землю, локомотив своим долгим пронзительным свистом предупредил о своем прибытии ожидавших его пассажиров.

И правда, поезд появился на повороте, стремительно приближаясь к станции и покачивая огромным султаном дыма.

— Ну же! — произнес мой хозяин. — Поцелуйте мою жену и моих детей, пожмите мне руку и скажите нам: "Прощайте!"

— Почему же "Прощайте"?

— Потому что я не осмеливаюсь обратиться к вам с просьбой сказать нам "До свидания!".

— Увы, вы правы: "До свидания" — это ложь, "Прощайте" — это правда.

Поезд остановился, и станционные служащие пригласили пассажиров занять свои места.

Пастор подошел к одному из людей, открывавших двери вагонов, и что-то сказал ему вполголоса.

— Yes[38]! — ответил тот, жестом пригласив священника следовать за собой.

— Что вы у него спросили? — поинтересовался я.

— Найдется ли вагон, где вы могли бы побыть в уединении… Не знаю, почему, но мне кажется, что сейчас вы расположены к одиночеству.

— Вы, дорогой мой хозяин, действительно знаете науку человеческого сердца. Ну а теперь скажем друг другу "До свидания!": мне будет стоить слишком дорого сказать вам "Прощайте!"

Улыбнувшись, молодой человек жестом попросил жену и детей подойти к нам.

Словно сестра брату, супруга пастора подставила мне для поцелуя свой белый чистый лоб, обрамленный двумя золотистыми прядями; дети подставили мне, словно другу, свои круглые, розовые и свежие щеки.

А мы с г-ном Ренье порывисто и крепко обняли друг друга.

Наконец, начальник поезда дал сигнал отправления; я прыгнул в вагон, дверь его закрылась за мной, я опустил окно и высунулся чуть ли не до пояса в проем, чтобы еще раз увидеть моих новых друзей, расстаться с которыми мне было тяжелее, чем с многими моими старыми друзьями.

Пока они не скрылись из виду, я махал им рукой; супруги махали мне в ответ платками, а дети посылали воздушные поцелуи.

Но через пятьсот — шестьсот шагов дорога сделала поворот, и все исчезло.

Через три часа я был в Ливерпуле.

И теперь, поскольку то, что мне остается рассказать, является естественным предисловием к книге, которую публике остается прочитать, да будет мне позволено возобновить повествование лишь тогда, когда я смогу познакомить читателя с историей детей — точно так же, как я поведал ему историю их отца и матери.

Роман "Ашборнский пастор" ("Le Pasteurd’Ashboum"), представляющий собою сочетание повести в духе "черного" готического романа ужасов XVIII в., автобиографии героя и биографического очерка Байрона, написан Дюма в 1853 г. Он впервые публиковался в газете "Страна" ("Le Pays") с 23.02 по 11.06.1853. Первое отдельное издание: Paris, Cadot, 8vo, 8v., 1853.

Это первая публикация романа на русском языке. Перевод его был выполнен ЮДенисовым специально для настоящего Собрания сочинений по изданию: Paris, Calmann-Levy, 1887; по нему же была проведена сверка.

5… профессору философии Кембриджского университета. — Кем бридж — город на юго-востоке Англии, на реке Кем; административный центр графства Кембриджшир; его знаменитый университет (основан в 1209 г.) начиная с XVII в. в основном ориентирован на изучение математических и естественных наук.