Это была рыбная ловля в великолепных прудах Берваля и Пудрона.
Ловля рыбы в прудах — серьезное дело для хозяина или арендатора, не говоря уже о том, что это большое удовольствие для приглашенных.
Поэтому о начале ее объявляют за месяц и ради нее люди проделывают путь в десять льё.
Пусть те из читателей, кто не знаком с нравами и обычаями нашей провинции, не представляют себе при словах «рыбная ловля» удочку с насаженной на нее личинкой, червем или душистым хлебом, либо глубинную снасть — сеть или вершу; нет, иногда опустошают пруд длиной в три четверти льё или в целое льё, отлавливая всю рыбу, от самой большой щуки до самой мелкой уклейки.
Вот как это происходит.
Вероятно, среди наших читателей нет таких, кто никогда не видел пруда.
У любого пруда есть два отверстия: то, в которое входит вода, и то, через которое она вытекает.
Вход, через который вода наполняет пруд, названия не имеет, а выход называют затвором. Именно там происходит рыбная ловля.
Вода, вытекающая через затвор, попадает в большой водоем, откуда идет сквозь прочную сеть. Вода уходит, а рыба остается.
Известно, сколько дней требуется для того, чтобы опустошить пруд.
Зевак и любителей приглашают на второй, третий или четвертый день — смотря по тому, сколько воды надо вылить, прежде чем наступит развязка.
Развязка — это появление рыбы в сточном отверстии.
Начало рыбной ловли у пруда собирает — соответственно размерам и богатству этого пруда — не менее внушительную и по-своему не менее элегантную толпу, чем скачки на Марсовом поле или в Шантийи, когда состязаются знаменитые лошади и жокеи.
Только здесь на представление не смотрят из ложи или из кареты.
Нет, каждый приезжает в чем хочет или может — в одноколке, шарабане, фаэтоне, двухколесной тележке, верхом на лошади или на осле; затем, прибыв на место, каждый устраивается — конечно, учитывая почтение к властям, развитое даже у самых непросвещенных народов, — в соответствии с временем прибытия, силой локтей и более или менее выраженным движением бедер.
Прочно закрепленная решетка защищает зрителей от угрозы упасть в воду.
По цвету и запаху воды определяют, когда появится рыба.
У каждого зрелища есть свои неудобства. Чем роскошнее и многолюднее собрание в Опере, тем больше вдыхаешь углекислого газа; чем ближе волнующая минута во время рыбной ловли, тем больше вдыхаешь азота.
Сначала, как только затвор открывают, вода течет чистая, прозрачная, слегка зеленоватая, как в ручье.
Это появился верхний слой, увлекаемый своим весом.
Затем вода понемногу утрачивает прозрачность и окрашивается в серый цвет.
Это вытекает второй слой. В нем, по мере того как цвет сгущается, время от времени появляются серебристые проблески.
Мелкие рыбки вынужденно становятся разведчиками: маленький размер не дает им возможности сопротивляться течению.
Их даже не пытаются подобрать, им позволяют проделать в поисках лужиц, остающихся на дне водоема, те самые упражнения, которые у бродячих акробатов получили образное название прыжка «рыбкой».
Затем идет черная вода.
В этом действии зрелища внезапно все меняется.
Рыба инстинктивно, в меру своих сил, пытается сопротивляться непривычному течению, увлекающему ее; ей неоткуда узнать, что течение опасно, она угадывает это сама и старается, как может, идти против течения.
Щука плывет рядом с карпом, которого вчера еще преследовала, не давая ему слишком разжиреть; окунь двигается рядом с линем, даже не думая вцепиться зубами в лакомую плоть.
Так иногда арабы, выкопав яму для зверей, находят вместе серну и шакала, антилопу и гиену, и гиена с шакалом так же кротки и так же пугливы, как серна и антилопа.
Наконец, силы борющихся иссякают.
Разведчики, о которых мы только что говорили, встречаются все чаще, появляется рыба внушительного размера; доказательством того, что ею не пренебрегают, служит приход сборщиков.
Сборщики одеты в простые полотняные штаны и рубашки.
Штаны у них закатаны до бедер, рукава — до плеч.
Сборщики сваливают рыбу в корзины.
Ту, которую позже продадут живой или сохранят для нового заселения пруда, переносят в другой водоем.
Приговоренную к смерти просто выбрасывают на траву и продают в тот же день.
Чем больше прибывает рыбы, тем громче и радостнее кричат зрители.
Они совсем не похожи на посетителей наших театров.
Эти зрители приходят не для того, чтобы скрывать свои чувства, и не считают хорошим тоном изображать безразличие.
Нет, они приходят развлекаться и встречают шумными, радостными, искренними аплодисментами каждого упитанного линя, каждого жирного карпа, каждую большую щуку.
Так же как на параде, когда отряд следует за отрядом в соответствии со своим, если так можно выразиться, весом, впереди — легкие стрелки, за ними — внушительные драгуны, в конце — тяжелые кирасиры и нагруженные артиллеристы, — точно так же следуют друг за другом и различные виды рыб.
Впереди идут самые маленькие и слабые.
Самые большие или самые сильные — последними.
Наконец в какой-то момент вода начинает иссякать.
Отверстие буквально забито теми, что оставались в резерве — то есть наиболее важными особами пруда.
Сборщики сражаются с настоящими чудовищами.
Это развязка.
Это час аплодисментов и криков «браво!».
Спектакль окончен; теперь можно увидеть актеров.
Актеры изнемогают на траве.
Некоторые приходят в себя в ручье.
Вы ищете угрей; вы спрашиваете, где же они.
Тогда вам показывают трех или четырех угрей толщиной с большой палец и длиной в половину руки.
Благодаря своему строению, угри — по крайней мере на время — избежали общей участи: они спрятались в тине.
Именно по этой причине вы встречаете на берегах пруда вооруженных людей, именно поэтому время от времени раздаются выстрелы.
Если вы спросите, зачем стреляют, вам ответят: чтобы заставить угрей выйти из тины.
Теперь поговорим о том, почему угри вылезают из тины, когда раздаются выстрелы. Почему они ползут к ручьям, текущим по дну пруда? Зачем, наконец, они, раз уж сидят в безопасной тине, — как многие знакомые нам люди, у которых хватает здравого смысла там и оставаться, — вместо того чтобы переждать беду, направляются к ручью, который увлекает их в водоем, то есть в общую могилу?
Теперь, когда этот вопрос поставлен в прямой связи с рыбой, Коллеж де Франс сумеет легко на него ответить.
Итак, я спрашиваю ученых: не являются ли ружейные выстрелы предрассудком и не происходит ли просто-напросто то, что мы опишем ниже?
Грязь, в которой прячется угорь, вначале жидкая, постепенно высыхает, как отжатая губка, и становится непригодной для жизни; угрю в конце концов приходится вернуться в свою стихию — в воду.
Оказавшись в воде, он гибнет.
Ловят угрей только на пятый или шестой день.
Именно на такой праздник и были приглашены жители Виллер-Котре, Креспи, Мон-Гобера и окрестных деревень.
Тибо вместе с другими отправился туда.
Он больше не работал: ему проще было заставить волков работать на него.
Из ремесленника он сделался буржуа.
Теперь ему оставалось лишь стать дворянином, и он очень на это надеялся.
Тибо был не таким человеком, чтобы оставаться позади других.
Вот и сейчас он начал, работая руками и ногами, пробиваться в первый ряд.
Во время этого продвижения он измял платье одной красивой дамы высокого роста, рядом с которой хотел пристроиться.
Та, видимо, дорожила своим нарядом и, к тому же, несомненно привыкла повелевать, что порождает высокомерие; обернувшись и разглядев обидчика, она назвала его мужланом.
Но это грубое слово вылетело из такого прелестного ротика, но дама была так хороша собой, а минутная вспышка гнева исказила такое милое личико, что Тибо не ответил резкостью или чем-нибудь похлеще, а отступил назад, бормоча извинения.
Что ни говори, а первая из всех властей — сила красоты.